О якутском кино говорят на телевидении, рекламу крутят в метро, а фильмы побеждают на международных и российских кинофестивалях. Без контактов с другими регионами режиссеры Якутии снимали кино только «для своих» и не думали, что кому-то могут быть интересны. Но за много лет они развили собственный киноязык и нашли важные проблемы своего региона, оказавшиеся интересными всему миру. Дмитрий Елагин рассказывает о феномене якутского кино, которому чужд снобизм.

У всего есть свои истоки, якутское кино впервые появилось на горизонте столичных критиков в 2010-ых годах, но еще на закате СССР студенты ВГИКа из Якутии снимали первые короткометражные картины, а после развала страны появилась главная киностудия региона «Саха-фильм». Это обозначило начало пути якутского кинематографа. Главным отличием стал процесс обучения — режиссеры из Якутии смотрели и учились на чужих фильмах, также поступал когда-то Квентин Тарантино («Криминальное чтиво», «Убить Билла»). Так они медленно создавали свой язык, на котором до недавнего времени общались только с местными зрителями.

Первым крупным прорывом среди отечественных смотров стал триумф «Царь-птицы» Эдуарда Новикова в 2018 году на Московском Международном кинофестивале, а за ним последовали прошлогодние «Пугало» и «Черный снег». Ключевым моментом стал выход «Пугала» в успешный федеральный прокат, о котором раньше не могли мечтать и не желали якутские режиссеры. Это означает прорыв их кино из резервации и возможные грядущие изменения, связанные с появившимся культурным диалогом. Но это одновременно ведет к возможному разрушению уникального кинематографа, который много лет находился в изоляции. 

Родная земля и захват территории

В кино СССР Якутия – редкое место для съемок. Отдаленные от Москвы и Ленинграда регионы воспринимались государством как дремучие места, которые надо облагородить и принести туда свет знаний. Этому посвящена образцовая история учительницы в  «Одной» (1931) Григория Козинцева и Леонида Трауберга, где героиню отправляют по распределению на Алтай. Похожий процесс насильственного переучивания показывает Алексей Федорченко («Овсянки», «Война Анны») в «Ангелах революции» (2014), но финал противоположный и более реалистичный – люди с благими намерениями терпят крах перед многовековой культурой. 

Рассвет для якутского кино наступил в 1990-ые и 2000-ые, когда местные режиссеры получили доступ к цифровым камерам и начали снимать, а потому осознавать дух своей земли посредством кинематографа. В каждом современном якутском фильме важной деталью становятся пейзажи: бескрайние заснеженные поля, густые леса и редкие, но фактурные горы. Если язык можно изменить и перестроить, то с природой сложнее. Множество лет она организовывала и до сих пор формирует быт людей, их ежедневные ритуалы и обычаи – это закладывает культуру. Поэтому представители малых народов со всего мира уделяют много внимания пейзажам, когда описывают свою идентичность.

Вторым аспектом стал якутский язык, который иногда перебивают русские слова. Одна из ключевых проблем современности – это невозможность сохранения исчезающей бессловесной литературы и диалектов. В интервью режиссер «Пугала» Дмитрий Давыдов подметил, что он живет не в Якутске, а в селе Амга, Амгинского района. Это маленькое, но очень важное замечание показывает скрытую сегментированность малых народов, которые зритель западной России может не заметить. В таком контексте русский язык начинает восприниматься, как негативное проявление оторванности от своих корней. Поэтому на нем чаще говорят отрицательные герои или те, кто злится.

Третий ключевой элемент находится в религиозном и пострелигиозном мировоззрении людей, их чувствовании мира. В хорроре с классическим сюжетом «Иччи» (2021, Костас Марсан) семья сталкивается с духами, которые путают человеческое сознание. С религиозной точки зрения языческие сущности имели особые отношения с человеком, их нужно задабривать и уважать. Это рождает мировоззрение, где человек находится в слабой позиции и ему постоянно приходится бороться с окружающим миром за выживание.

Надежда на реставрацию

Появление города разрушило органичный мир якутов. В «Нет бога кроме меня» (2019, Дмитрий Давыдов) сын уезжает с больной матерью из деревни и постоянно находится под давлением нового пространства: агрессивные безработные мужчины на улице, грубая продавщица в магазине, клуб с одинокими людьми и ненадежная клиника. Грязные и шумные города уничтожают природу, ломают натуральный ландшафт, в них люди забывают свой язык и традиции, поэтому мегаполис не ассоциируется в якутском кино ни с чем хорошим. Но открывает главную проблему миграции.

В хите якутского проката «Надо мной солнце не садится» (2019, Любовь Борисова) парень Алтан едет на одинокий остров, чтобы показать, что занятие блогингом не делает его ребенком. Поэтому возвращение Алтана на родную землю с айфоном в руках – эксперимент:  сможет ли адаптировавшийся к городу человек жить в сложных условиях. С парнем в диалог вступает старик Байбал (Степан Петров), и их жизни трансформируются. Вместо ожидания одинокой смерти парень предлагает исполнение давних желаний (в том числе встречу с утерянной дочерью), а Байбал меняет мировоззрение парня. До знакомства Алтан думал, что счастье в хорошем доме и машине, а после осознал, что оно не находится в вещах. Самым ценным оказывается семья, то есть традиционные ценности. 

В якутских городских фильмах семья подвержена разрушению. Это происходит в «Пугале» и «Надо мной солнце не садится» Дмитрия Давыдова, где герои по собственному желанию и принуждению отправляются в город. Как в «НМСНС», где Байбал всю жизнь ждал пропавшую дочь и не дождался, так в «Пугале» героине полиция показывает другую женщину матери. Разница в финалах – после смерти Байбала неизвестная приезжает на остров, а Пугало отчаивается и отдает последние остатки своей жизни ради излечения другого. В предыдущем фильме Давыдова «Нет бога кроме меня» теряющую от старости разум старушку выгоняют из деревни, вместе с ней в город с надеждой на лечение переезжает сын. Для нее город стал местом чудес с огромным колесом обозрения, но оставшись одна в больнице, она сбегает. Символично, что ее находят замерзшей около поля, части родной природы.

Возвращение в деревню может приводить к разным последствиям. Так в картине класса-С «Берег» (Кытыл; 2016, Руслан Тараховский) парень Эрхан возвращается в родную деревню и видит упадок: из жителей деньги вытягивает сектант, мужчины сидят без работы, а дом культуры разрушен. Похожие сюжеты были в СССР, но там приезжие из других регионов создавали и выстраивали быт («Коммунист»). В случае Эрхана он старается восстановить утраченные традиции. Параллельно развивается несколько классических мелодраматических линий у второстепенных персонажей, но в долгой кульминации восхваляется национальное: танцы, еда, одежда и песни. Это напоминает советский праздник, в финале даже появляется портрет ученого-филолога Платона Ойунского, который собирал местный фольклор. Такой конец показывает сложнейшую проблему понимания, что же такое национальное, и к чему должны вернуться люди. Броские одежды на празднике будто китайские костюмы из блокбастеров «на продажу», а потому выражают невозможность реставрации прошлого, которое безвозвратно уходит. 

Разлом внутри

Некоторые режиссеры смотрят на деревню с критикой, но с чувством меланхолии. Ее разрушение может инициироваться внешне: в «Царь-птице» действие происходит в 1930-ых, к паре стариков животноводов прилетает орел, которого они не имеют права согнать. Он становится их покровителем, которого они должны задобрить, и с которым должны ужиться. Но в один момент приехавшие комсомольцы убивают птицу, потому что они не знали связи стариков с ней, или им все равно. Безразличие к чужим порядкам оказывается главным разрушающим элементом. Оно может иметь идеологический окрас или капиталистский, как в случае фильма «Черный снег» (Хара Хаар; 2020, Степан Бурнашев). Гоше безразличны люди, которых он спаивает паленой водкой, ему безразличен возможный кризис деревни, к которому может привести массовое убийство оленей ради алкоголя.

Коллега Бурнашева Дмитрий Давыдов сконцентрирован на внутренних проблемах деревни, поэтому его кино имеет более яркий социальный оттенок. Так в «Костре на ветру» (2016) мужчина случайно убивает сына соседа, и после поимки совершает суицид. Его старый отец остается один и берет на воспитание мальчика, чья мать алкоголичка забыла о ребенке. Похожее общество зла режиссер показывает в «Нет бога кроме меня» и «Пугале», но истоки его разрушения находятся в отказе от связи с божественным.

Забытые боги

Главный герой «Черного снега» верит только в деньги, но оказавшись под машиной посреди снежных полей, вспоминает о боге. Отсутствие мистического в фильме Бурнашева выявляет проблему человеческой, одинокой жизни и поиски новых ценностей. В «ЧС» бесконечные снежные дали доминируют над человеком и так передают его ощущение в мире. Если европейский человек покоряет природу, то якутский подчиняется ей. В «Царь-птице» старики подчиняются орлу, но не видят в таких отношениях противоречий. Это объясняется тем, что добожественные существа в религиозной системе всегда довлеют над слабым человеком, им все равно на его судьбу. Похожие отношения можно проследить в древнегреческой мифологии, где общество только на позднем этапе возымело ценность. 

В современных якутских фильмах связь человека с потусторонними силами очень тонка. Кино Дмитрия Давыдова можно назвать религиозным, так как даже не мистический фильм «Нет бога кроме меня» названием передает утерянную связь человека с высшим миром. Трагичность истории в том, что никакого чуда не происходит, хотя все будто его ждут. Это напоминает о кинематографе Ларса фон Триера, в чьем фильме «Рассекая волны» (1997) девушка Бесс верит в бога и постоянно общается с ним. Но в один момент он прерывает контакт, девушка остается одна и идет на жертвы, веря в свой путь. Давыдовское Пугало поступает похожим образом и из-за внутреннего отчаяния жертвует собой, вылечивая людей ценой своих физических и ментальных сил. Ее духи не знают милости, разрушают ее тело и дом. Подход Давыдова отличается от подхода Триера в финале: после смерти Бесс звонят колокола, ее душе все же отвечает бог, а Пугало гибнет без знаков от духов, только белый свет. Такой финал можно считать двояко, но в кинематографе Давыдова он позитивный. Пугало больше не будет мучиться, перед смертью она увидела воспоминание о потерянной дочери, этого достаточно.

Заключение: 

Смерть шаманки передает вымирание важной части культуры, которое современное общество боится и презирает. Оно же находится в постоянном конфликте между современной, городской жизнью и традиционной, деревенской, потому религиозный вопрос отходит на второй план. Режиссеры едины в одном, что без сохранения семьи, языка и ритуалов нация не может существовать и потеряет свою идентичность. Поэтому городские ностальгируют о сельской жизни и отправляются туда восстанавливать умирающие связи, а деревенские пытаются починить их разрушенную модель существования. Выход якутского кино в федеральный прокат означает новые возможности для режиссеров, но при этом может положить конец национальному феномену. Похожее случилось в Мексике в начале 2000-ых, когда Альфонсо Куарон, Гильермо дель Торо и Алехандро Гонсалес Иньярриту после удачных первых фильмов переехали в Голливуд. Это происходит по всему миру с разными режиссерами, потому якутских авторов может ждать похожая судьба. Но пока их кино стало доказательством, что в регионах можно создавать малобюджетные, высококачественные фильмы, которые будут окупать себя в федеральном прокате и оставаться любимыми у местного зрителя. Потому вслед за Якутией собственное кинопроизводство может появиться на Алтае, в республике Марий Эл и Кабардино-Балкарии, где народные традиции все еще не забыты.

Режиссеры: Дмитрий Давыдов, Степан Бурнашев, Костас Марсан, Алексей Амбросьев, Роман Дорофеев, Михаил Лукачевский, Эдуард Новиков.
Основные черты: длинные, пейзажные планы, присутствие мистических сил, съемки в натурных декорациях.
Сюжеты: о миграции между городом и деревней, опасностях связей с духами, поисках настоящего счастья.

ЧИТАЙТЕ ТАКЖЕ: