«Драйв», голливудский дебют датчанина Николаса Виндинга Рефна, заслуженно увез с Каннского фестиваля приз лучшую режиссуру. Чтобы снять медитативную драму об автогонщике, нужно действительно обладать незаурядным талантом.

 

 

Талантливый водитель (феноменальный, не меняющий выражения лица на протяжении всего фильма), днем работает слесарем в одной из мастерских Лос-Анджелеса и каскадером на съемках, а по ночам занимается делами еще более рискованными – увозит бандитов с места преступления. На досуге он заводит почти немую дружбу с ангельского вида соседкой (), чей муж сидит в тюрьме, и ее маленьким сыном. Вскоре супруг соседки выходит на свободу и втя- гивает героя в опасную авантюру с участием местной мафии.

В США выход «Драйва» в прокат сопровождался не очень громким, но зато очень веселым скандалом. Одна зрительница подала в суд на компанию, которая занималась продвижением картины, только за то, что в рекламных роликах фильм подавался как боевик в стиле «Форсажа», а на деле никаких захватывающих гонок в нем не оказалось. Все так: это не «Форсаж», не «Перевозчик» и вообще ни один из тех фильмов, ассоциации с которыми может навеять англоязычное название.

Сравнения напрашиваются совсем другие. Только на Каннском фестивале, где датского постановщика Николаса Виндинга Рефна наградили призом за лучшую режиссуру, «Драйв» успели сравнить с лентами Стэнли Кубрика, Майкла Манна, Серджо Леоне, Акиры Куросавы, Алехандро Ходоровского, Квентина Тарантино, Мартина Скорсезе… Список можно продолжать до бесконечности, и, в принципе, в него можно смело вставлять лю- бую известную вам киноклассику – девять шансов из десяти, что она подойдет. «Драйв» – дистиллированное кино, настолько прозрачное и очищенное от примесей, что его совершенство временами физически невыносимо. При этом в нем нет прямых цитат – только туманные отсылки, тонкие намеки, какие-то смутные воспоминания о том, что все это уже где-то было. Рефн изначально работает не с той реальностью, которая за окном, а с той, которая существует в головах – необязательно синефильских, кино ведь смотрят почти все.

 

 

В «Драйве» мало говорят. От всех персонажей исходит какое-то неземное сияние, заменяющее им вербальную коммуникацию (особенно от Маллиган – кажется, еще немного, и она взлетит), а образующаяся в результате тишина – по-настоящему звенящая. Угадать, какими диалогами ее теоретически можно было бы наполнить, нетрудно: когда тебе предлагают выгодную сделку или приглашают на свидание, ответ очевиден (и все это мы по сто раз слышали в других фильмах), но безымянный водитель молчит, и его молчание с непривычки оглушает.

В абсолют в фильме возведены не только выразительные средства, но и сам герой – человек без прошлого, настоящего и будущего, без имени и без судьбы. Словно сомнамбула, плывет он в своей машине по Лос-Анджелесу – не то реальному городу, не то сложенному о нем в кино мифу, а вокруг мерцают неоновые вывески, знакомые любому, кто видел хоть один голливудский фильм. Когда водитель все-таки начинает действовать, это тоже предельно кинематографично. Рефна уже успели заклеймить за эстетизацию крови в кадре, но это не то насилие, которое происходит на улицах, – это поэма тому насилию, которое существует в кино. В «Драйве» нет ни одной одинаковой смерти. Кому-то достанется вилкой в глаз, кому-то – ботинком в лицо, для кого-то припасен ставший фетишем после «Олдбоя» молоточек, а кому-то гуманно вскроют вены. Страшно ли? Да, конечно, но в то же время – завораживающе прекрасно. И дело вовсе не в одержимости кровью. Просто фильм-то в итоге – о больших чувствах, а лучшей рифмы к слову «любовь» в кино так и не придумали.