Чего не было в Советском Союзе? Правильно, там было всё: всё весело, задорно, хорошо. Чего нет – не очень нужно, чего не хватает – не сильно важно. Не умеешь – научим, не хочешь – заставим. Снимали кино про людей, про ситуации, про работу. Создавали картины для народа, для страны, для впечатления. Рассказывали прямо, говорили тихо, шептали между строк. Потом всё закончилось. Или только началось. Как говорится, берите пенсне, Киса, сейчас начнётся.
1. «Окраина» (Россия, 1998)
— Ты хоть, Коля, ножик возьми.
— Не надо. Я его зубами буду грызть, нежненько.
Пётр Луцик и Алексей Саморядов – имена, гарантирующие любопытный фильм. Странный, не всегда современный, сложный. И очень мощно написанный. Эти сценаристы в 90-е будоражили общественность мистикой и абсурдностью привычных ситуаций, заставляли критиков ругаться до потери пульса во время трактовки той или иной сцены, провоцировали зрителей на споры и резкие высказывания. «Окраина» – кинодебют Луцика как режиссёра – нарочито архаичный сказ о мужиках, решивших искать в столице нашей Родины справедливость и правду. Есть Москва, а есть Россия. Стилистика советского кино, чёрный юмор (и чёрно-белое изображение), беспощадный и безжалостный русский бунт под музыку Геннадия Свиридова. Они вспыхнули, взметнулись, сгорели. Сколь ярко, столь страшно: Алексей Саморядов выпал с балкона в 94-м, в 00-м году от сердечного приступа скончался Пётр Луцик.
2. «Хрусталь» (Беларусь, Германия, США, Россия, 2018)
– Я думала…сама заплатить.
– Индюк тоже думал.
Броская девушка Эвелина (Алина Насибуллина), живущая в посткоммунистическом Минске, очень хочет уехать жить в США. Для этого необходима виза. Всё бы ничего, но у неё нет официального места работы (знакомо, правда?). Находчивая барышня решает сделать фальшивую справку. Теперь она – работник завода, занимающегося производством изделий из хрусталя. Не в Минске. Вот только по указанному в бумаге номеру запросто могут позвонить представители консульства. Тогда девушка идёт ва-банк: приезжает в семью, где стоит тот самый телефонный аппарат. И начинает ждать. Фильм Дарьи Жук основан на реальных событиях, историях, рассказанных подругами, её собственных переживаниях: режиссёр в 16 лет уехала в Соединённые Штаты Америки. В поисках себя, свободы и лучшей жизни.
3. «Кроткая» (Украина, Литва, Латвия, Россия, Франция, Нидерланды, 2017)
«У нас в глаза не смотрят – у нас в глаза поглядывают».
В этом мире люди начинают говорить при первой возможности: в поезде, в автобусе, в машине. О себе, о Магадане, о смерти. Хоть о чём. По привычке, для ощущения компании, от страха перед тишиной. Говорят едко, говорят бойко, говорят, рисуя людские портреты. Говорят ладно, говорят заученно, говорят тихонько, говорят сердцем. Говорят даже тогда, когда молчат. Говорят снова и снова. Говорят, но не разговаривают. «Кроткая» Сергея Лозницы, снявшего «Счастье моё», «Аустерлиц», «Процесс», – почти трёхчасовая дорога главной героини (Василина Маковцева) на свидание к своему мужу, который сидит в тюрьме. Через таксистов, милиционеров, местных жителей. По судьбам, по событиям, по образам. По глубинке с ветерком.
4. «Племя» (Украина, Нидерланды, 2014)
«...»
У каждого племени свои законы. У каждого племени свой язык. У каждого племени своя жестокость. «The Tribe» Мирославa Слабошпицкого – кино атомной силы. Про безмолвное покорное участие, про невероятное стадное чувство, про отсутствие жизни. Здесь. Жизни. Нет. Эти ребята, находящиеся в интернате для слабослышащих, усвоили понятие «вожак», приняли девизом слово «равнодушие», выдавили, вытравили, выплевали остатки хрупкой нежности.
Обратите внимание: картина идёт на языке жестов. Без субтитров, без музыкального сопровождения, но со звуковой партитурой окружающего ландшафта. После неё остается только закурить, замирая в ситуации полной истёртости слов. Молча.
5. «Если все» (Армения, 2012)
«А ты зря не пьёшь – водка хорошая».
Ненависть, настороженность, подозрительность. Страх, сомнение, обида. Закрытость, прищур, готовность в любой момент достать нож. Вера в то, что всё не зря. В самом начале картины Натальи Беляускене хрупкая девушка Саша (Екатерина Шитова) прилетает в Ереван, чтобы посадить на могиле отца, погибшего на Карабахской войне, дерево. Помочь в этом могут только его бывшие сослуживцы, оставшиеся в тех краях: место, где похоронен папа, Саше неизвестно. Так они, странноватая команда, и поедут: сквозь красивейшие серпантины и ущелья (оператор – Иван Бархварт), сквозь диалоги, где юмор переплетается с признаниями, сквозь попытки принять всё то, что случилось, сквозь слова на различных языках и диалектах, сквозь колоритную музыку Ваагна Айрапетяна. Сквозь память и какой-то невероятный свет, который, кажется, всё же сможет однажды ослепить Войну. Если успеет.
6. «Тюльпан» (Казахстан, Россия, Польша, Италия, Швейцария, Германия, 2008)
– Я тебе тысячу раз говорил: женишься – получишь стадо.
– На ком я женюсь? На овце?
Картина Сергея Дворцевого снималась почти четыре года: по степям, юртам, смерчам. Тут и местное население, и профессиональные актёры, и фактура посёлков. И главный приз конкурса «Особый взгляд» в Каннах. Тюльпан – девушка-красавица, первая барышня на множество километров, Асхат – угловатый бывший моряк, мечтающий стать чабаном. Ему дадут такую возможность, подарят полномочия, выделят овец, но только при одном условии: он должен жениться. Магический реализм соседствует с суровой действительностью, оптимизм идёт рядом с реальным пониманием ситуации, красота пугает и завораживает. И многочисленные животные, конечно, в ассортименте. Этакий казахский Кустурица, где и смех, и слёзы, и любовь.
7. «Милый Ганс, дорогой Пётр» (Россия, Великобритания, Германия, 2015)
«Добро пожаловать, немец».
Оценка каждого события зависит по позиции человека, его должности, количества информации, которой он обладает. Всегда найдутся те, кто будет обвинять всех и каждого, всегда найдутся те, кто скажет, что «это было единственное верное решение», всегда найдутся те, кто знал чуть больше остальных. Молодые немецкие офицеры едут по лесу на мотоциклах. Смеются, как дети на горках, щурятся от солнца. Весёлые, задорные, красивые. Подпрыгивают на кочках, хохмят. А потом один из них, Ханс (Якоб Диль), что недавно был инженером в этих краях, заезжает побриться в парикмахерскую. Ханс садится, расстегивает китель. Русскую девушку, работающую там, он знает. Она прекрасно его помнит: в работах режиссёра Александра Миндадзе, постоянного сценариста Вадима Абдрашитова, вообще принято хранить воспоминания. Ханс ловит лезвие губами. Барышня дотрагивается до его щеки в мыльном растворе. Пальцы касаются знакомой кожи. У неё в руке опасная бритва. Всё и все пока накануне.
8. «Айка» (Казахстан, Россия, Польша, Германия, Китай, 2018)
«Ты что, решила шутить с серьёзными людьми? Два дня на долг, иначе тебе не жить».
От «Айки» пахнет усталостью, холодом, человеческим телом. Потом, дымом, толпой. Безразличием, отчаянием и Москвой. Беспощадной, безжалостной, самовлюблённой. Юная девушка, приехавшая в Москву из Киргизии (Самал Еслямова, «Лучшая женская роль» в Каннах), впрыгивает в окно роддома, где оставляет своего новорождённого ребёночка, потому что ей срочно нужно отдать долг. Она пытается вернуться на прошлую работу – её место занято, она ищет новую – после родов открывается кровотечение, она просит кредиторов об отсрочке – в ответ получает угрозу отрубить сестре пальцы. Ни любви, ни тоски, ни жалости. Смотреть эту картину Дворцевого (см. пункт 6) – будто зайти в переполненный вагон столичного метро, где душно, жарко, монотонно. Где спёрто, тесно, страшно. Где никто не смотрит в глаза. Где берёшь чью-то руку, а чувствуешь локоть, потому что Москва слезам не верит.
9. «Теснота» (Россия, 2017)
– Мне сына нужно спасать, понимаешь?
– Да, понимаю.
– Ничего ты не понимаешь.
1998 год, Северный Кавказ, Нальчик. Из двух еврейских семей похищают жениха и невесту. Назначают выкуп. Требуют соблюдения условий. И дальше начинается бег за деньгами, от себя, к себе, к людям, вокруг да около. Потому что из этого пространства почти невозможно выбраться. Моменты спокойного повествования толково перемешаны с эпизодами, в которых вот-вот рванёт, внимательность к деталям моментально включает в процесс, довольно банальная история рассказана с такой простотой, что большинству неподвластна. Да, это очень неспешная штука. Но и Балагов, уже обласканный критиками разных стран, – ученик Сокурова. Да, она очень неудобная. Но и про 90-е по-другому не получится. Ни тебе стрельбы, ни руин, ни войны. Разве что эхо кавказских конфликтов с помощью элементов снафф-видео. Ни разглагольствований, ни проповедей, ни манифестов о судьбе России. Разве что вступление в борьбу с «Нелюбовью», где бездействуют. Геноцид не может касаться только одной нации. Индивидуальная беда никогда не станет бедой общей. И теснота собственного края, как оказывается, нам сладка и приятна.
10. «Мандарины» (Эстония, Грузия, 2013)
– А где грузинская земля?
– Здесь грузинская земля. Вот там, где ты сидишь, – это и есть грузинская земля. Ты сидишь на грузинской земле. Понял?
– Нет. Я сижу на эстонском стуле, который стоит в эстонском доме, а он стоит на абхазской земле.
Три эстонца-переселенца остались в абхазском селе, откуда все уехали, потому что начались военные действия. Один – доктор, другой – плотник, третий выращивает мандарины на своей плантации. Под их окнами разворачивается перестрелка: в живых остаются два бойца с серьёзными ранениями. Чеченский и грузинский. А отряды обеих сторон, наведывающиеся сюда почти каждый день, так и норовят найти людей противника. Если бы мне нужно было сейчас показать людям какой-то современный фильм о войне, то это была бы именно работа Зазы Урушадзе. Простая, пронзительная и очень честная. О том, что в войне не существует стран и национальностей. О «косметике врага» и руке случайного друга. О Грузии и Абхазии, Сербии и Боснии, Албании и Македонии, ... и ... . О том, что цветут сады, растут дети, люди влюбляются и путешествуют. А завтра... может быть война.
