«Песни в пустоту. Потерянное поколение русского рока 90-х»
В продаже появилась книга издательства Corpus «Песни в пустоту. Потерянное поколение русского рока 90-х», написанная журналистом Александром Горбачевым («Афиша») и промоутером Ильей Зининым (клубы Ikra, China Town Cafe). Среди героев книги — Веня Дркин, «Химера», «Соломенные еноты», «Собаки табака», «Машнинбэнд», а рассказывают о них участники и свидетели тогдашнего рок-движения, от Егора Летова до Артемия Троицкого. «ВД» публикует отрывок из главы, посвященной группе «Последние танки в Париже».
Маленький, душный, до отказа забитый петербургский клуб. В воздухе витает агрессия и накурено — хоть вешай топор. На невысокой сцене с трудом умещается четверо музыкантов. В центре — стильно одетый худощавый парень с подведенными глазами: в одной руке — пачка бумаги, другая летает туда-сюда в отчаянных жестах. В микрофон летят стихи — громкие, уличные, плакатные, неполиткорректные, не признающие запретных тем; их автор заметно шепелявит — но это отчего-то только добавляет ему харизмы. Секс, наркотики, политический протест, и в то же время нет-нет да и проскользнет беззащитная любовная лирика. Музыканты молчат. Публика не двигается. Дочитав стихи, парень швыряет листы в зал, барабанщик щелкает палочками — и начинается громкий животный панк-рок на запредельных оборотах, который немедленно заставляет людей, только что стоявших не дыша, схлестнуться в жестком слэме. Звук ужасный, поэзии, которой вокалист по-прежнему расстреливает зрителей, почти не разобрать, но дело не только в ней — в том электрическом шквале, который производят четыре человека на сцене, есть ярость, есть секс, есть безапелляционная молодая энергия, короче говоря, есть все то, что растерял русский рок по дороге во времена новой стабильности, — и все то, к чему так стремился подпольный русский панк.
Леха Никонов. Автор: Яша Веткин
Так сейчас выглядят концерты группы «Последние танки в Париже». Так они выглядели и пятнадцать лет назад — разве что худоба их лидера, создателя и мятежного идеолога Алексея Никонова (которого все и всегда называют исключительно Лехой), тогда была еще более болезненной. «ПТВП» заново раздули тот огонь, в котором горели люди, населявшие клуб «Там-Там», — и парадоксальным образом сумели сохранить его в себе и в новые времена, когда самосожжение было негласно признано не самой продуктивной рыночной стратегией. Как и в случае с «Химерой» (а Леха Никонов в некотором метафорическом смысле осознанно примерил на себя фартук, что остался бесхозным после самоубийства Эдуарда «Рэтда» Старкова), название этой группы оказалось пророческим — они и правда напоминают последний боевой отряд, не желающий сдаваться, когда все мирные соглашения уже подписаны. «ПТВП» дерзко и неудобно воплощают в жизнь дух 90-х наперекор официальному мифу — мол, то были времена безнадежные, бедные и пустые. «ПТВП» и лично Никонов — это вообще явление дерзкое и неудобное. Русский панк-хардкор всегда пестовал свою замкнутость, целенаправленно варился в собственном соку, как будто боясь, что внешний мир может попросту не услышать и не воспринять все их громкие лозунги и праведные слова, а Никонов и его группа нагло распахнули субкультуру, открыли жанр для новой аудитории, показали, что не обязательно быть «своими», чтобы оставаться самими собой, сумели вместить во все те же три безошибочных аккорда и наследие футуристов с обэриутами, и «Марш несогласных», и смертную любовь. И более того: Никонов почти каждым своим шагом раздвигал границы возможного и расширял территорию внимания, как бы реализуя на практике тот нехитрый, но редко трактуемый буквально тезис, что панк — это не о правилах культурного поведения, но об их нарушении. Он врывался в поэтическое сообщество, якшался с интеллектуалами- электронщиками, рэперами, металлистами и коммерческими рок-звездами, даже сочинял оперы и спектакли, которые ставили в филармонии; он постоянно перешагивал через себя, балансировал на грани — и, видимо, ровно поэтому сумел сохранить верность себе.
Фрагмент из книги для «Вашего досуга». Автор: Андрей Сидельников
История «Последних танков в Париже», как и все остальные в этой книге, — это тоже сюжет про выживание назло, поперек, вопреки. Просто у этих — получилось.
А начиналось все в том же Выборге, из которого когда-то сбежал в Петербург будущий лидер «Химеры» Эдик Старков. В том же — но уже другом: если в конце 80-х в Выборге, как и в любом другом провинциальном городе на краю империи, чувствовалась растерянность, то к середине 90-х в образовавшейся пустоте возникла новая суровая жизнь. Выборгу тех времен еще очень далеко до будущего второго места на конкурсе «Самый благоустроенный город России» — множество предприятий обанкротились, дома стояли пустыми, город заполонили наркотики, те, кто их продает, и те, кто их покупает. Шатаясь по дворам и подъездам, встраиваясь в нелегальную экономику и постигая на своей шкуре законы обновленной реальности, впитывал в себя опасную уличную энергию и поэт Леха Никонов. Правда, тогда он еще сам не знал о том, что он поэт. Тогда — до знакомства с Эдиком Старковым, уже к тому времени превратившимся в Рэтда, — он вообще многого о себе не знал.
Алексей Никонов: Я жил в провинции, но был в той среде своего рода enfant terrible. Мне было сложно, потому что я не был боксером, — приходилось втирать всякую лабуду, просто чтобы меня слушали. Я был умником во дворе. Читал стихи всякие смешные или рассказы там. Потом стал продавать фуражки и траву. И до двадцати пяти лет мне казалось, что все идет своим путем. Я слушал Майкла Джексона, Secret Service, а рокеров считал чмошниками. Но они и были чмошниками! В рокеры шли — по крайней мере в провинции — люди, которые не могли себя выразить в чем-то нормально. Брали в руки гитары, что-то пели и говорили тем самым, может быть, самим себе, что они чего-то в жизни добились. После разочарования в русском роке, в таких группах, как «Алиса» и «Кино», мне это было неинтересно. Моим кругом общения были выборгские фарцовщики и бандиты, а Рэтд был просто знакомым, дружком ленинградским.
Илья Бортнюк (промоутер, директор компании «Светлая музыка». — Прим. ред.): Я помню только, что Рэтд как-то сказал мне: есть офигенная группа в Выборге, мои протеже. Не помню, под каким названием они выступали на первых концертах, равно как не помню, произвело это на меня впечатление или нет.
Виктор Волков (музыкант, экс-сотрудник клуба «Там-Там». — Прим. ред.): Поначалу Эдик Старков играл в «ПТВП» на барабанах. Но тогда времена были — каждый мог в шести группах одновременно играть. Проектов возникало очень много, но не все они преобразовывались в полноценные группы. Я помню Никонова — этот парень был явно со способностями декламатора. Как мне казалось, он очень внимательно присматривался к Эдику, учился у него.
Алексей Никонов: Сначала мы назывались «Последнее танго в Париже» — я, Рэтд и басист Ухов. Гитарист Бенихаев на репетиции не ездил, он играл очень хорошо, и у нас у всех было тогда странное убеждение, что ему репетировать не нужно. У нас было всего три репетиции в «Там-Таме». Потом Рэтд предложил сделать концерт, подошел к Севе Гаккелю. Тот спросил: какое название? Рэтд вместо «Последнее танго…» сказал «Последние танки в Париже». Видимо, посчитал, что так смешнее. И мы стали так называться.
Александр Долгов (журналист, экс-главный редактор журнала Fuzz. — Прим. ред.): Само название группы цепляет. Я их запомнил именно благодаря этому. «ПТВП» и «Химера» из одного города, Никонов смотрел на Рэтда как на старшего товарища и идейного вдохновителя. Хотя по музыкальной части они абсолютно разные. Да и по характеру они, как мне кажется, тоже совершенно не похожи.
Алексей Никонов: Когда Рэтд умер, мы не существовали как группа — это был проект, как та же «Егазеба». Потом появился барабанщик, песни, так и организовались.
Леонид Новиков (экс-редактор журналов Fuzz и Rolling Stone, промоутер, лидер группы Para Bellvm. — Прим. ред.): Кассету «ПТВП» я получил году в 97-м. Ну, там было написано — «Панк-рок-77», они его и играли. Группа педалировала, что у них когда-то играл Рэтд на барабанах, это было такой рекламной фишкой. В одно ухо влетело, в другое вылетело.
Юрий Угрюмов (основатель клубов «Молоко» и «Цоколь». — Прим. ред.): В первый раз я услышал «ПТВП» на демо-кассете, которую мне передала девушка из группы «Бабслей». Честно сказать, мне не понравилось — качество было чудовищное, и понять хоть что-то было крайне сложно. Потом они как-то все-таки к нам попали, и, когда я их увидел на сцене, у меня никаких вопросов уже не возникло. Сразу стало понятно, что это наша группа, что она абсолютно адекватна клубу «Молоко».
Александр Старостин (лидер группы Theodor Bastard, экс-редактор журнала Fuzz. — Прим. ред.): Как-то раз мы ездили в Выборг выступать вместе с группой «Талонов нет». Это была такая шумовая формация под руководством Филиппа Волокитина. Волокитин был приверженцем хаотического нойза и считал, что как только появляется хоть какая-то структура, начинается поп-музыка. Концерты выглядели как будни советского завода по производству женских сапог — кто-то железки пилил, Филипп разбрасывал по сцене какие-то игрушки, и они хрустели у него под ногами. В Выборге мы играли в клубе «Кочегарка», и там, кстати, я получил первый в жизни свой гонорар. В зале человек двадцать. Звукорежиссер матерится, что с этими он работать не будет, что это за люди вообще — вынесли на сцену кучу мусора. Мы играем, и в какой-то момент нам отрубают звук со словами — мол, а пошли-ка вы подальше с такой музыкой. Публика не шокирована, просто равнодушие какое-то. И вдруг подходит парень с горящим взглядом, сумка через плечо, причесочка. Говорит, что он журналист местной газеты, на него глубокое впечатление произвел концерт, и он хочет с нами общаться. Так я с Лехой Никоновым и познакомился — уж не знаю, существовали ли тогда уже «ПТВП».
Алексей Никонов: Когда я работал журналистом, мы делали что хотели, в том числе критиковали действия и МВД, и местной администрации. Редактор был очень либеральный и позволял это. Кстати, «Выборгские ведомости» были первой и единственной, наверное, газетой, которая напечатала мои стихи. Одна моя статья была про местный клуб — мол, техно умирает… После нее приехали бандиты. Они не разобрались и подумали, что умирает их клуб, что за эту статью мне заплатили денег. В общем, приехали разбираться. В итоге из газеты меня выгнали.
Егор Недвига (бас-гитарист группы «Последние танки в Париже». — Прим. ред.): Я в «ПТВП» не с самого начала, до меня там играл бас-гитарист Гриша Ухов. Но через несколько месяцев с ним стали происходить странные вещи — он попросту стал гонять чертей, у него произошел какой-то надлом в психике. Самое интересное, что он не торчал. Он мог, например, начать себя неадекватно вести на ровном месте, делая стойку на голове посреди улицы и говоря: «Вот, наконец-то я вижу мир в его истинном свете! Как здорово!» Всем казалось, что он насмотрелся на Эдика Старкова, потому что Эдик часто подобным образом тоже идиотничал и всех веселил, но у него это получалось естественно, а у Гриши как-то странно. Мы думали, что Гриша переслушал «Химеры» и очень сильно насмотрелся на Эдяна. Стало понятно, что басистом в группе он долго не пробудет. Собственно, он даже не играл толком. У него был очень интересный инструмент — бас-гитара «Урал», на которой было две струны вместо четырех, на ее деке с лицевой стороны красовалась здоровая надпись «х.», сделанная красным маркером. Играл Гриша тоже необычно. У него часто была зажата в правой руке резиновая кость, которую дают собакам, маленьким щенкам, когда у них зубы начинают резаться. Этой костью он фигачил по двум струнам своего «Урала». Таков был его стиль игры на бас-гитаре. Музыки не было. В первую очередь от этого начал обламываться Леха, ему хотелось, чтобы, несмотря на весь панк-рок, было хоть какое-то подобие музыки.
Алексей Никонов: Мы год добивались, чтобы нас пустили на репетиционную базу. Все знали, что я не умею играть ни на чем, а Бенихаев все ломает. В Выборге была только одна точка, ею заведовали металлисты, и они старались бережно относиться к звуку, притом что все их барабаны стоили копейки. А нам тогда казалось!.. Я на репетиции ходил как на концерты, это было такое удовольствие! Возможность сыграть три песни вживую для меня тогда было круче, чем сейчас сыграть три концерта.
Егор Недвига: Когда Гриша совсем загнался чертями, в Выборге надвигался фестиваль в Анненских укреплениях с очень хорошим аппаратом, его делала группа «ДДТ». За месяц до фестиваля администратор репетиционной точки, где играли «ПТВП», сказал: «Парни! Вы можете там выступить». И Никонов сразу забеспокоился насчет бас-гитары. А я на тот момент играл в другой группе что-то близкое к хардкору. Ко мне подошел Никон — мне это тогда очень странным показалось — и сказал: «Чувак, ты знаешь, что тебе придется у нас на басу поиграть?» Я счел это чуть ли не наездом, как-то в штыки воспринял и говорю ему: «А с чего ты взял? Я играю в группе, у меня все нормально». Тогда я в его группу абсолютно не врубался, но мне нравились некоторые Лехины стихи. Он как-то сразу же смягчился, сказал: «Но ты же знаешь Ухова… На «Вояже» очень хочется сыграть, давай, у нас максимум три аккорда, я тебе напишу, сыграем хотя бы пять песен». И я согласился. Леха на пустой пачке из-под «Беломора», на задней стороне, написал мне некое подобие табулатур. Буквами писал что-то в духе «до-соль-фа — 4 раза». Я посмотрел на них, поиграл пару раз дома. Так и состоялось наше первое выступление. Правда, не без треска. На второй песне, где был припев «Я голосую, выберу сам, пулю — буржуям, веревку — ментам» нам сразу же убрали весь звук и сказали «до свидания». А потом мне стало интересно, так это все и покатило. Мне нравилось, как играл тогдашний барабанщик, а наш первый гитарист Коля Бенихаев вообще был в своем роде гением. У него не было музыкального образования, он даже гитару плохо умел настраивать. Он играл по наитию, но так круто, что мы от этого совместного звукоизвлекательного симбиоза охреневали, нам хотелось играть постоянно.
