Третьяковская галерея отмечает 200-летие Александра Иванова сразу двумя выставками - в основном здании и на Крымском Валу. И в каждой из них раскрываются мучительные творческие поиски одного из самых странных и спорных русских художников.

В России имеются две великие картины (и в смысле размеров, и в смысле их значимости для культуры). Сначала идет «Последний день Помпеи» Карла Брюллова 1833 года выпуска. Вслед за ней - если, конечно, можно применить выражение «вслед» для срока в четверть века - «Явление Христа народу» Александра Иванова, законченное в 1857-м. Их беспрестанно сравнивают между собой. Обе, как уже сказано, занимают всю стену высотой в шесть метров, обе написаны в Италии, обе изображают драматические моменты истории, обе по приезде в Россию произвели немалый фурор - иными словами, настоящие блокбастеры XIX столетия.

Однако сходства между питерской «Помпеей» и московским «Явлением» немедленно улетучиваются, стоит только поставить их вместе или рассмотреть истории их создания и создателей. С одной стороны, кричащее и пылающее со всеми возможными голливудскими спецэффектами полотно Брюллова, светского баловня, любимца великосветских салонов, человека, который, кажется, вообще не знал, что такое муки творчества. С другой стороны - недосказанное видение подвижника Иванова, посвятившего своему произведению двадцать (!) лет, страдавшего от нужды и непонимания. Николай Васильевич Гоголь, например, равно восхищался и тем и другим холстом. Он действительно восторженно принял «Помпею», считая ее верхом живописания. А затем он же из Италии рассылал письма в поддержку Иванова, который, как верил Николай Васильевич, задумал совершенно гениальную вещь, но умирает от нищеты. Стоит сказать, что от Иванова ждали повторения брюлловских спецэффектов. Дождались совсем другого.

Александр Иванов отправился в Италию, получив, как бы нынче сказали, стажировку от Академии, но остался там на 28 лет, обещая «вот-вот» прислать главный итог своей поездки. Он превратился в римскую достопримечательность. Иной менеджер скажет, взял непосильные обязательства, и, видимо, будет прав: Иванов хотел создать картину, которая перевернет сознание зрителей, где сойдутся разум и чувства, религиозный порыв и анализ, Слово Божье и мысль человеческая. Дальше начались мучительные поиски формы, бесконечные эскизы и наброски, копирование со статуй и икон. Результат вряд ли кого-то перевернет, лишь внушит чувство уважения к трудам и дням.

Иван Тургенев очень тонко подметил суть трагедии Иванова: ему не хватало артистизма, элементарного владения кистью. Того, что в избытке было у Брюллова - иногда в откровенном избытке, доводящем его до пустого позерства. Но, по глубокому убеждению Тургенева, лучше уж неуклюже высказанная мысль, чем светская болтовня.

Юбилей Александра Иванова заставляет вспомнить другие его достоинства, кроме глубокомыслия. Волею судеб «Явление Христа народу» оказалось в Москве. И с той поры просвещает публику (советскую или постсоветскую) насчет того, кто такой Креститель и явившийся ему Христос, и отчего группа товарищей на первом плане намерена искупаться.

Если же серьезно, то наш Иванов по духу очень напоминает… (не удивляйтесь) …Леонардо да Винчи. Та же жажда поиска, проникновение в религиозные глубины, в которые, может, и проникать-то не следует. Наконец, гениальные рисунки и пейзажная графика. Его последние акварели на библейские мотивы почти неизвестны. Между тем, по признанию людей знающих, они невыразимо прекрасны, верх романтического умозрения. Именно эти малоизвестные вещи, нереализованные наброски, муки отшельника, прозрения и помутнения - самое ценное, что может предложить юбилейная выставка в Третьяковке. Ну и, конечно, «Явление». Пора уже новому поколению посетителей, понять, что там происходит на берегу Иордан-реки.