Поклонники классической оперы – люди спокойные и любящие предсказуемость. Ведь как приятно в театре слышать понятную и привычную мелодику, систему лейтмотивов, традиционную форму с сольными ариями каждого героя и их перекрестными дуэтами...
И правда, как не умиляться оперной условности, когда в качестве юной пушкинской Татьяны, например, на сцену величаво выплывает необъятное сопрано неопределенного возраста, зачехленное в белое тюлевое платьице. Лев Толстой с его возмущением «враньем» в опере был категорически не прав, во всяком случае, в том, что касается оперы классической. Если есть правила и они выполняются, слушатель тоже «играет» по правилам, и мало того, что верит всему, так еще и удовольствие от этого получает.
«Женщина без тени». Фото: Н. Разина
Иное дело – опера ХХ века. Тут уж никаких правил нет, наоборот, каждый композитор придумывает свои собственные каноны, да еще и меняет их от сочинения к сочинению. Если бы Толстой дожил до этого периода в истории музыкального театра, то, наверное, углядел бы единственное общее правило постановки современной оперы: пригласить самого изобретательного режиссера, чтобы тот запутал и без того непонятный сюжет в такой гордиев узел, что и самый подкованный зритель не разберется. С другой стороны, Лев Николаевич не любил и не понимал музыку, а в наше время единственное, за что можно ухватиться в оперном театре – это логика музыкальная.
Опера-головоломка
Те, кто любит головоломки, непременно должны посмотреть «Женщину без тени» Рихарда Штрауса в постановке Джонатана Кента в Мариинском театре. Эта опера уверенно лидирует в рейтинге самых запутанных либретто, в ее сюжете, благодаря символисту Гуго фон Гофмансталю, постоянному соавтору композитора, смешаны две параллельные сюжетные линии, так перегруженные аллегориями, мистическими смыслами и скрытыми цитатами, что слушатели начинают всерьез беспокоиться за собственную адекватность и способность логически мыслить. Либретто, которое театр поместил в программки, больше похоже на какой-то квест, подразумевающий суперприз для прошедших. При всем том, музыка Штрауса также разнообразна по стилистике, как и «кучерявости» сюжета, однако это не мешает восприятию, наоборот: музыка объясняет происходящее гораздо понятнее, воздействуя напрямую на эмоции слушателя и минуя его логическую систему.
Опера об одержимости
Еще одна опера Штрауса, которую можно посмотреть в эти дни в Мариинском, – «Электра» работы того же Кента. На этот спектакль категорически нельзя вести свою «половину» в честь Дня всех влюбленных: мифологических масштабов, бушующая и неистовая, одержимая местью Электра, благодаря сценографическому решению живущая в захламленном подвале, буквально взрывает «верхний», чистенький и красивый мир забывшей о давней трагедии семьи. Никаких романтических кружев – голая стихия мести. Отдельный подарок – с первой и до последней ноты держащая в диком напряжении зал – Лариса Гоголевская в заглавной партии. Даже представить себе трудно что-то более сложное для исполнения в наших театрах, но певица справляется с ролью блестяще.
«Пеллеас и Мелизанда». Фото: Н. Разина
Опера без сценографии
Того же времени – то есть в среднем принадлежащая к эпохе модерна, пусть и пораньше Штрауса написанная – «Пеллеас и Мелизанда» Клода Дебюсси (Концертный зал Мариинского). Это концертное исполнение оперы, которая на основной сцене театра идет в полноценной постановке Даниэла Креймера. И, может быть, впервые ее хорошо бы послушать как раз без сценографии, которая получилась мрачнее и безысходнее, чем это заложено в партитуре. Музыка Дебюсси говорит не о безнадежности любви и неизбежной смерти двух юных возлюбленных (сюжет взят из легенды о Тристане и Изольде), а скорее о красоте и самоценности этой любви, которая стоит смерти.
Оперы от юбиляра
Редчайший случай: в эти две недели в Петербурге можно посмотреть аж две постановки опер Бенджамина Бриттена, возродившего этот жанр в истории английской музыки, не богатой оперными композиторами. Оба сочинения 1950-х годов – времени победившего авангарда в музыке, с одной стороны, с другой – период, когда Бриттен особенно интенсивно углублялся в проблемы и тонкости человеческой психики. Сюжет камерной оперы «Поворот винта» в Мариинском театре в аскетичной и психологически очень строгой постановке Дэвида Маквивара сконцентрирован на борьбе добра и зла в душе мальчика Майкла. Собственно, из представленных спектаклей этот – самый внятный и простой и по музыке, и по сценическому воплощению.
А в Михайловском театре недавно появился «Билли Бадд» в постановке Венской оперы 2001 года – вершина оперного творчества и самая сложная работа композитора, веха в истории английской музыки ХХ века. Сложнейший букет чувств героев, в которых смешана ненависть и любовь, тяга к жестокости и моральный императив человеческой души в том же множестве оттенков воплощен в музыке Бриттена.
«Обручение в монастыре»
Оперы «на сюжет» и «по мотивам»
Русская опера ХХ века в эти дни также представлена достаточно разнообразно. В Мариинском идут «Мертвые души» – сугубо национальное по мелодике, масштабное, заказанное в 1977 году композитору Большим театром произведение живого классика Родиона Щедрина на бессмертный сюжет Гоголя и в постановке молодого русского режиссера Василия Бархатова. Что может быть показательнее для жаждущего патриотического реванша оперного меломана?
А в «Санктъ-Петербургъ Опере» можно увидеть вечер одноактных опер, в который входят вокальный цикл «Из еврейской народной поэзии» Дмитрия Шостаковича, в постановке Татьяны Карпачевой превратившийся в камерную оперу со сквозным, вполне юмористическим местечковым сюжетом, и «Белые ночи Федора Достоевского» Юрия Буцко, впервые поставленные на родине и повествующие о сложных отношениях молодого писателя с мистическим городом (10 февраля). Совсем другой тональности спектакль по лирико-комической опере «Обручение в монастыре» Сергея Прокофьева, решенный режиссером Юрием Александровым в игровом ключе: действие перенесено в студенческую атмосферу театрального вуза, в котором и разыгрывается не слишком глубокомысленно понятый конфликт отцов и детей.
