Макс Эмануэль Ценчич: «Миру нужно больше людей, которые ищут мысли, а не деньги»

InnerVIEW — первая масштабная попытка взглянуть на современное искусство изнутри. В формате интервью-бесед ведущие театральные режиссеры, продюсеры, композиторы, менеджеры, кураторы, исполнители, музыканты, художники, драматурги и писатели делятся с шеф-редактором «Вашего Досуга» Inner Emigrant своими взглядами на профессию и размышлениями о происходящих тенденциях. Гостями уже были Максим Диденко, Кристоф Рок, Всеволод Лисовский, Ильдар Абдразаков, Томас Остермайер, Максим Виторган, Анатолий Васильев, Патрик де Бана, Владислав Наставшев, Виталий Полонский и Антониос Кутрупис, Жан-Даниэль Лорье, Мартин Жак, Филипп Григорьян, Марк Галеотти, FC Bergman, Стефан Брауншвейг, Шейла Мецнер, Анатолий Белый, Фредерик Бегбедер, Борис Юхананов, Том Оделл, Иво Димчев, Хайнер Геббельс, Алиса Хазанова и Светлана Захарова.

Двадцать шестым героем стал один из самых известных контратеноров мира. Он родился в Загребе в 1976 году, с 1987 по 1992 выступал в составе Венского хора мальчиков, а в 1992 году начал сольную карьеру. Ее поворотным моментом стало исполнение партии Нерона в опере «Коронация Поппеи» Монтеверди, за которую он был удостоен титула «Лучший молодой певец». Широкий резонанс получили проекты, связанные с исполнением забытых и редко звучащих сочинений Вивальди. Сегодня его имя известно даже тем, кто поверхностно интересуется вокальной музыкой.

В ближайшие дни он даст сразу два концерта в Москве. 8 декабря в Концертном зале им. П.И. Чайковского он выступит в концертном исполнении оперы «Неистовый Роланд» Вивальди. А 12 декабря совместно со скрипачом Юрием Ревичем, в рамках «Декабрьских вечеров» в Пушкинском музее, даст концерт английской музыки XVIII века «Музыкальная интервенция».

Макс Эмануэль Ценчич (МЦ) рассказывает в интервью Inner Emigrant (IE) о грядущем выступление, музыкальной критике, выборе репертуара, а также делится впечатлениями от России и российской публики.

• 1. О КОНЦЕРТЕ В ПУШКИНСКОМ МУЗЕЕ
• 2. О РЕДКОМ РЕПЕРТУАРЕ
• 3. О РАБОТЕ С РУССКИМИ МУЗЫКАНТАМИ
• 4. О МУЗЫКАЛЬНОЙ КРИТИКЕ
• 5. ОБ ОПЕРНЫХ СПЕКТАКЛЯХ И ТРАНСЛЯЦИЯХ
• 6. О ПОПУЛЯРНОСТИ БАРОККО
• 7. О СОВРЕМЕННОЙ И ПОПУЛЯРНОЙ МУЗЫКЕ
• 8. ОБ ЭЛИТАРНОСТИ ОПЕРЫ
• 9. О МОБИЛЬНЫХ ТЕЛЕФОНАХ И АПЛОДИСМЕНТАХ НА КОНЦЕРТАХ
• 10. О РОССИИ
• 11. ФИНАЛЬНЫЙ ВОПРОС

IE Макс, в декабре у вас будет выступление с Юрием Ревичем. Почему вы согласились на этот концерт? Как вы познакомились с Юрием?

МЦ Я познакомился с ним в Вене много лет назад, он живет в Вене. Поэтому, когда он предложил мне принять участие в концерте, я согласился. Мне интересен выбор материала, было бы здорово исполнить британскую музыку XVIII века.

IE Ваша программа называется «Музыкальная интервенция». Можете рассказать подробнее, что это значит? Чего ждать слушателям?

МЦ Это сюрприз. Людям придется прийти, чтобы узнать, что это значит.

IE В совместной программе вы будете солировать наравне со скрипкой. Два самых высоких голоса — сочетание непростое. Для вас такое решение — вызов? Это будет соревнование? Подчинение? Или партнерство?

МЦ Я не знаю, надеюсь, что это точно не будет соревнованием. Понимаете, исполнять музыку – это своего рода общение, установление коммуникации. Ты не можешь играть музыку без оглядки на своих партнеров. В музыке важно работать сообща.

IE Вы начинали с Вивальди, Монтеверди и Генделя. В последнее время вы все чаще обращаетесь к композиторам, которые известны намного меньше. Чем вызван такой интерес?

МЦ Я часто пел в операх да Винчи и Порпоры. Я специализируюсь на неаполитанской школе 18 века. Мой основной интерес – в этой музыке. Потому что я считаю, что в искусстве необходим очень яркий и богатый набор выразительных средств. Мне важно, чтобы в современном, глобазированном мире, мы не забывали о культурном наследии прошлого. Поэтому я стараюсь внести свой вклад в исполнении музыки XVIII века. Я думаю, что альтернативное понимание оперной программы – это очень важно. Потому что в последние 100 лет мы исполняем более-менее одни и те же оперы. И я думаю, что опера – это не только развлечение, но еще и образование. Если у публики есть музыкальное образование, они лучше понимают и чувствуют оперу. Поэтому, если узнать музыку XVIII века, то можно больше услышать в Чайковском или в Альбане Берге или в Рихарде Штрауссе. Слушатель начинает лучше понимать музыкальную эволюцию оперного жанра. Я думаю, что это именно то, что интересует меня — исторические взаимосвязи и эволюция музыки. Почему музыка XVIII, XIX и XX веков такая, какая она есть?

IE Вы часто работаете с русскими музыкантами. Прежде выступали с Максимом Емельянычевым, пели с Юлией Лежневой, при этом имеете возможность работать с лучшими мировыми музыкантами. На ваш взгляд, есть ли что-то, что отличает музыкантов из России? Может быть, особенности школы?

МЦ Вы знаете, я не очень заинтересован в том, что касается разных школ. Меня интересуют талантливые люди, одаренные люди — те, с которыми я мог бы обменяться творческой энергией. И я думаю, что талант не привязан в географии, к какому-то региону или стране. Я думаю, что талант – это универсальная вещь, встречающаяся по всему миру. Талантливые люди есть в Африке, в Южной Америке, в Европе, в Азии. То, что объединяет всех – это то, что талант не дается просто так. Ты не можешь быть просто гением и наслаждаться этим. Тебе нужно работать, чтобы раскрыть свой талант. Это больше похоже на обязанность. То, чем я заворожен, в случае Юлии Лежневой или Юрия Ревича – это то, как много они работают. Мы все много работаем, чтобы раскрыть наши таланты. Если бы мы просто сидели в кофейне и говорили о том, как мы талантливы, мы не были бы талантами. Но мы работаем много, со страстью. И эта страсть, которую мы вкладываем в музыку, и уважение, которое мы испытываем друг к другу, дают хороший результат. Я очень люблю работать с талантливыми люди, потому что они сверх-профессиональны. Я работал с людьми со всего мира и для меня нет границ. Есть только люди, сумасшедшие, как и я, которые много работают и влюблены в музыку. Конечно, мы хотим, чтобы публика была довольна, но, в первую очередь, нам важно не разочаровать саму музыку.

IE Читаете ли вы то, что пишет о ваших концертах пресса? Или пользователи социальных сетей?

МЦ Нет, очень редко читаю. Иногда, правда, читаю. Но, вы понимаете, критика – это то, что пишут люди, высказывающие свое мнение о том, как они увидели или услышали. А у меня нет желания нравится всем, я знаю, что это невозможно. Это то, чего требует наша профессия. Артист должен быть храбрым, выходя на сцену, чтобы сделать что-то, чего не сделают другие. Сомнение в себе и страх – это часть работы артиста. И преодоление этого страха – очень важный момент. Иногда, критика бывает очень полезна. Хороший критик – это тот, который говорит правду, при этом вдохновляя артиста исправить что-то. Поэтому иногда я читаю критику и стараюсь найти что-то, что я мог бы улучшить в своих выступлениях. Но иногда не очень профессиональные критики хотят одного – уничтожить артиста. И в такие моменты нужно быть готовым не обращать на это внимания. Проблема критики – это очень тонкая линия между тем, чтобы вдохновить артиста или наоборот, расстроить его. Нужно постоянно чувствовать эту линию.

IE Вы часто даете концерты и имеете возможность работать с лучшими оперными режиссерами. Где вам комфортнее? Исполнители часто говорят, что концертные исполнения дают больше свободы.

МЦ Нет, я не согласен. Я предпочитаю участвовать в постановках. Потому что я заворожен постановками: светом, костюмами декорациями. Мне это важно.

IE Есть ли что-то, что вы никогда не сделаете на сцене?

МЦ Ну, до сих пор я не сталкивался с такой проблемой. Никто не просил меня ни о чем таком. Но я думаю, что люди немного боятся меня, и им страшно просить меня сделать что-то из ряда вон.

IE Оперные спектакли с вашим участием часто транслируются, записываются на видео. Что вы думаете о таком способе распространения? Опера теряет или приобретает?

МЦ Я думаю, что это очень здорово. Люди, которые не могут позволить себе билет или живут далеко, могут посмотреть оперу на своей ноутбуке. Я думаю, что такого должно быть больше. В интернете так много бесполезного мусора, а в мире происходит множество культурных событий. Мы могли бы транслировать гораздо больше, чем сейчас. И транслировать поменьше глупостей.  

IE А у вас возникает какое-то дополнительное волнение, когда вы узнаете, что спектакль будет записан для потомков, что его увидят миллионы?

МЦ Да, конечно, я волнуюсь, но в конце концов – это часть рабочего процесса. Я не схожу с ума из-за этого.

IE Вы специализируетесь на барочном репертуаре. Во времена барокко люди слушали музыку своих современников, спорили, ругались. Как по-вашему, то что сегодня мы слушаем музыку прошлого — это хорошо?

МЦ Да, конечно. Как я уже сказал раньше, для того чтобы лучше понимать современную музыку, мы должны знать музыку старинную. Если вы читаете современную литературу, то вы, как минимум, должны знать Пушкина и классику. Для того, чтобы понимать современную литературу, нужно знать классику. А если вы читаете только современную и не читали Шекспира или Достоевского, то вы что-то упустите. Я думаю, что более широкое знание музыки стоит в том числе и на том, чтобы знать старинную музыку.

IE Не думаете ли вы, что такая популярность барокко сегодня — это поиск тишины и уединения в громком и атакующем мире?

МЦ Нет, я так не думаю. Я уверен, что популярность барочной музыки связана с тем, что прежний музыкальный репертуар стал слишком однообразным. В последние десятилетия люди поют одни и те же оперы, и теперь публика устала от этих повторений и готова к чему-то новому. У барочной музыки есть свой шарм: это что-то новое, незнакомое. При этом публика не готова рисковать и увлекаться современной музыкой. Потому что в современной музыке ты никогда не знаешь, будет ли она хорошей или нет. С барочной музыкой сложно ошибиться, она более надежна. Поэтому любовь к барокко – это естественное желание расширить репертуар.

IE Многие отмечают, что музыка барокко — лекарство для души. Вы считаете, что музыка может лечить? Вам комфортно в роли врача?

МЦ Мне сложно говорить о тех чувствах, которые возникают у публики, когда они слышат музыку. У каждого есть какие-то свои индивидуальные реакции, и я уважаю каждую из них. Если кто-то говорит, что музыка барокко – это лекарство для души, или что классическая музыка – это лекарство, или даже рок-музыка, поп-музыка, то это то, как музыка должна в идеале работать. Музыка – это что-то, что пробуждает эмоции. Поэтому я понимаю людей, которые так думают.

IE Нет ли у вас желания обратиться к репертуару современных композиторов? Вы за кем-то из них следите?

МЦ Я редко обращаюсь к современной музыке. Последний раз это было в Вене, несколько лет назад. Через два года я буду петь в современной опере в Париже. Так что, время от времени я исполняю современную музыку, где-то раз в 10 лет (смеется).  

IE Для многих бывает откровением узнать, что большие академические музыканты для души слушают популярную музыку. У вас есть какое-то постыдное удовольствие?

МЦ Удовольствие – есть, а постыдного нет.

IE И кто в вашем плейлисте?

МЦ Ох, вы знаете, сейчас со всеми этими Spotify и Deezer, ты просто включаешь программу и позволяешь ей выбирать музыку. В основном это такая музыка для хорошего настроения: от Дэвида Гетты до Рианны.

IE У вас очень много очень красивых дисков. При этом считается, что век дисков остался далеко позади. Зачем сегодня продолжать выпускать CD?

МЦ Потому что сегодня те диски, которые ты выпускаешь, попадают на стриминговые платформы.

IE Оперный жанр часто считают элитарным, искусством для избранных, с очень дорогими билетами. Что вы об этом думаете?

МЦ Не знаю, как вы, а я не встречал господина Марка Цукерберга, господина Безоса и прочих великолепных людей на концертах академической музыки. Обычно, люди, которые ходят в оперу – это средний класс, а мультимиллиардерам нет никакого дела до оперы. Они проводят свой досуг на яхтах, на больших закрытых курортах, на тусовках в Сан-Тропе – это их мир, но не опера. В оперу ходит обычный средний класс. Люди, которые платят основные налоги, а не Amazon, и не Apple. Абрамович выбирает Монако, а не оперные дома. Оперу содержат рабочий и средний классы – это основные налогоплательщики. А так как государство не способно полностью компенсировать стоимость билетов, возникают высокие цены на билеты. Сегодня 50% бюджета оперы – это продажа билетов. И опять-таки, средний класс – основная аудитория оперных домов. Поэтому я резко выступаю против людей, которые говорят, что опера – это искусство для элит. Они ничего не понимают ни про оперу, ни про элиту. Есть большая разница между тем, чтобы принадлежать к интеллектуальной элите и к финансовой. И сейчас наш мир управляется именно финансовой элитой, а не интеллектуальной. Интеллектуалы – нищие по сравнению с миллиардерами, средний класс становится все беднее. А опера – это искусство для тех, кто открыт миру, кто является или хочет стать интеллектуальной элитой. Я думаю, миру нужно больше таких людей, которые ищут мысли, а не деньги.  

IE В последнее время в России очень большие вопросы вызывает использование на концертах мобильных телефонов — начинаю запрещать проносить их в зал. Есть и люди, которые считают, что мобильный телефон — уже неотъемлемая часть жизни, ее партитуры. Что вы об этом думаете? Вам сильно мешают кашель и телефонные звонки? Вы бы запретили?

МЦ Я думаю вполне достаточно предупреждать людей о том, чтобы они выключили свои телефоны – и это уже делается везде. Конечно, мне не нравится, когда во время исполнения звонят телефоны. У меня был случай, когда почти весь зал достал свои смартфоны и все снимали мое исполнение первой арии. Где-то 40 человек. Это было самое странное выступление в моей жизни.

IE А как вы относитесь к тому, что после выступления люди не аплодируют, а снимают вас на видео или фотографируют?

МЦ После выступления они могут делать что пожелают.

IE Вы признавались, что самым любимым русским композитором для вас является Римский-Корсаков. Можно узнать почему? В России он, к большому сожалению, не слишком популярен.

МЦ Мне нравится то, как он использует народные мотивы и превращает их в страстный симфонический звук. Мне нравится в нем экзотика. Когда я слушаю Римского-Корсакова, я чувствую глубину и силу Северной Европы и Азии, Урала. Эти картинки, которые возникают у меня в голове, очень сильные и эмоциональные. Мне это нравится.

IE Вы относительно часто выступаете в России. Что можете сказать о русской публике? Она отличается от европейской?

МЦ В России очень хорошая публика. Я чувствую, что люди очень образованны, что они слушают внимательно. Такая внимательность к музыке мне очень нравится.

IE Многие ваши коллеги отказываются от выступлений в России по политическим причинам. Вы считаете, что искусство вне политики? Или просто любите риск?

МЦ Послушайте, я не политик, поэтому не буду делать никаких политических заявлений. Мне кажется, политическая обстановка не должна мешать искусству. Если у нас есть глобализация денег, то нам необходима глобализация искусства. Есть ли политические причины или нет, но деловое сотрудничество с Россией продолжается. Некоторые европейские банки продолжают работать в России, нефтяные компании всего мира работают в России. Почему тогда я не должен ехать в Россию? (смеется). Я не вижу смысла в том, чтобы заострять внимания на политических вопросах.

IE А есть ли у вас любимые места в Москве или Петербурге? Куда вы обязательно пойдете, если приедете с визитом?

МЦ О да. Мне нравится ГУМ.

IE Почему? Что вам нравится в ГУМе?

МЦ Там много вещей, которые мне нравятся (смеется).

IE Когда Лев Толстой уходил из Ясной Поляны, он взял с собой одну книгу – «Братья Карамазовы» Достоевского. Оказавшись на его месте сегодня, что бы вы взяли с собой?

МЦ В каком смысле?

IE Что бы вы взяли на необитаемый остров?

МЦ Ох, это очень сложно. Я – человек города. Не могу представить себя на необитаемом острове. 

ЧИТАЙТЕ ТАКЖЕ: