Константин Богомолов выпускает в МХТ один из главных романов русской литературы — «Братья Карамазовы».
Почему ты взялся за Достоевского?
После «Идеального мужа» я долго искал материал для следующей постановки. Хотелось русской классики, думал о «Что делать?» Чернышевского, о «Войне и мире» Толстого. Уже не помню, как набрел на «Карамазовых». Мне вообще сейчас интересны многослойные сюжеты, по-моему, время бессюжетного театра уходит. Ну и большая форма привлекает — прекрасно экспериментировать в малых залах, но мне хочется придумать такой механизм, который позволит вовлечь в мой эксперимент большое количество публики. Тем более, что мне предстоит работа на большой сцене в Варшаве (25 января 2014 г. Богомолов выпускает в Варшаве «Лед» по Сорокину. — Прим. «ВД»), а через год — во Франкфурте. Другое дело, что сюжет «Братьев Карамазовых» — предельно плотный, сложный и крайне невыгодный для сцены.
Чем он невыгоден?
Там очень много сюжетных линий. Олег Павлович Табаков прав, когда говорит, что Достоевский страдал скорописью и в момент сдачи рукописи явно не успевал проработать какие-то вещи. Если «Идиот» достаточно выверенная вещь, то «Карамазовы» — сюжетное месиво. Там все вроде важно: как обойтись без истории Зосимы или без Лизы Хохлаковой? Но все это надо втиснуть в обозримые сценические рамки. Упрощение при переносе на сцену неизбежно — ведь сценическое время сжато. Так что главная задача: спрямить сюжет, но при этом сохранить смысловые объемы.
Но ведь есть удачные примеры, когда берется только одна сюжетная линия: легендарный спектакль Анатолия Эфроса назывался «Брат Алеша», недавно Сергей Женовач выпустил «Брата Ивана Федоровича». А до этого были его же «Мальчики»...
Мне хотелось поработать с эпической формой, так что я взял все линии романа, кроме истории Снегиревых. Какие-то линии более проработаны, какие-то превращены в комикс.
Если серьезно, то это было самое сложное распределение ролей в моей жизни. Что касается Зосимы — я пока не скажу, кто его играет: никакой мистификации, но это надо посмотреть. Игорь Миркурбанов — папаша, Виктор Вержбицкий — Смердяков, Алексей Кравченко — Иван, Филипп Янковский — Митя, Катерина Ивановна — Дарья Мороз, Марина Зудина — мадам Хохлакова. Вообще, я много сомневался. Вот только Роза Хайруллина с самого начала была Алешей. Никогда ведь не обращают внимание, что мать Алеши и Ивана — кликуша, то есть бесноватая. И в первой же части Достоевский описывает, как отец доводит Алешу до припадка, говоря, что тот как мать. Кстати, эта мать реально появится — она у нас не покойная. Вот и Алеша у нас бесноватый, хотя эти стороны его души никогда не затрагивались. Всегда считалось: Алеша — светлый. А то, что он припадочный, что «карамазов» по-татарски — «черный монах», что Алеша пытается бороться со своей карамазовской сутью — это всегда как-то пропускают. Но для меня эта русско-татарская, немного восточная история крайне важна. Хотя понимаю: на меня ополчатся за те изменения, которые появились в сюжете. У нас ведь народ не перечитывает классику — и потому не оценит, сколько там вытащено на свет из того, на что обычно не обращают внимания. В «Карамазовых» многое связано с эстетикой русских сказок и вообще русского мира.
«Карамазовы» — памфлет на этот мир?
Нет! Это спектакль не политический и не социальный. Он о русском пространстве, о русском сюре. Надо видеть декорацию Ларисы Ломакиной — по ней видно, что наша история ближе к Сорокину, чем к Достоевскому. Мощная, эффектная работа Ломакиной напоминает русский Рим: жуткая пародия на богатый интерьер, и в то же время — склеп. Но подробностей не раскрою. И не скажу, что за гроб у Федора Павловича, которого на наших глазах засыпают землей; как казнят одного из героев, как погибает другой и что в конце исполняет Черт. Но скажу главное: Черт есть.
фото (1): ИТАР-ТАСС
фото (2) Екатерина Цветкова
