В Театре имени Моссовета выходит знаменитый триллер в постановке Юрия Еремина. Актриса рассказала «ВД» о своей роли, откровенных съемках и собственной художественной мастерской.

— Как складываются ваши отношения с детективным жанром?
— По-разному, скорее прохладно, но этот детектив — не совсем обычный. В нем же, как в том анекдоте: приходит человек в кинотеатр и, чтобы всем испортить настроение, шепчет: «Убийца — старушка». Так и здесь мы сразу знаем, кто убийца: человек запланировал убийство, но все сорвалось, интрига в том — как он будет выкручиваться?
— В вашем спектакле очень красивый визуальный ряд — в стиле конца 30-х.
— В первоисточнике, то есть в фильме Хичкока, действие происходит в 50-х, но Юрий Иванович Еремин придумал иначе. Он хотел, чтобы в каждой сцене на мне было новое платье, так было и в предыдущей нашей с ним работе — «Трамвае «Желание». Там про мою героиню Бланш Дюбуа он говорил: «Она должна быть яркая, перьевая, аистевидная!» А здесь — богатая женщина, которую из-за денег пытается убить муж — боится, что она уйдет от него и деньги уплывут. Костюмы должны подчеркивать ее гламурность. Я, как всегда, участвовала в создании своих костюмов. Для меня это — принципиально, я всегда пытаюсь объяснить художнику, какой образ хочу создать. Я и на репетиции никогда не надеваю репетиционный костюм — если надеваю репетиционную юбку, у меня возникает ощущение, что я репетирую в домашнем халате. Стараюсь одеться на репетицию примерно так, как буду выглядеть в спектакле, — это важно.
— В начале вашей карьеры у вас был шанс стать моделью, сняться в эротическом кино и в «Плейбое». Почему вы «вырулили» в драматический театр?
— Работа в модельном агентстве «Элит» в Париже, куда меня пригласили на первом курсе ГИТИСа, совпала с началом учебного года — как говорят актеры: «Не могу, у меня елки!». Так что я ее быстро свернула. «Эротическое» кино появилось в результате обмана — вместе со мной тогда на пробы французского режиссера пригласили многих молоденьких актрис, а потом из этих проб сделали кино, которое я не видела и смотреть не хочу! То, что мы снимали, — детский сад по сравнению с тем, что делают сейчас, это кино точно нельзя назвать эротическим. А вот в «Плейбое» снималась дважды — и с удовольствием. Получилось очень красиво! Даже моя мама, безумный консерватор, объяснила моей дочери, когда ей что-то сказали по этому поводу в школе, что этим надо гордиться, а не стыдиться.
— А какими ролями вы гордитесь?
— Есть роли, которые я очень люблю. Горжусь ли? Не знаю, потому что по прошествии какого-то времени думаешь, что вот там-то и там-то я бы сегодня сделала иначе. Чем можно гордиться, так это работой с такими режиссерами, как Сергей Соловьев и Эльдар Рязанов. Очень люблю «Ключ от спальни» Эльдара Рязанова. Для меня это было преодолением какого-то барьера. Это случилось сразу, на пробах (Эльдар Александрович всегда снимает пробы, потому что это для него — возможность продлить съемочный процесс). И вот на пробах собрались вроде бы известные артисты, но все друг друга увидели впервые и находились в некоторой неловкости и зажатости. Рязанов говорит: «Люблю, когда артисты импровизируют!» — и тут зажим усугубился. Но потом, на съемках был невероятный кайф: он всех выгонял из павильона, оставались только те, кто участвовал в сцене. И мы ее просто сочиняли, как дети договариваются в игре: «А давайте вот так!» — «А я вот оттуда выйду!» Он так и называл фильм — «дурошлепская комедия», потому что мы, действительно, валяли дурака, причем с большим удовольствием. Я ему безумно благодарна, потому что он научил меня чувствовать себя свободно, импровизировать, получать от этого удовольствие.
— Свободно ли вы себя чувствовали в аутентичных костюмах начала ХХ века, особенно в замысловатых неглиже?..
— Никогда не забуду, как Рязанов кричал: «Где Крюкова?» — «Она одевается!» — «Сколько можно одеваться? 40 минут?! Она же — голая в этой сцене!» А мне 40 минут надевали чулочки, корсет, рубашечку, расправляли швы… Каждый день этот образ создавался по 40 минут! Художники шили это белье из современного материала, но со старинными кружевами или с хорошими французскими. Костюмы были идеально приближенные к подлинным. Чулочки были с вшитыми внутри кружевами. Корсет мой, сделанный по образцу того времени, был совершенно другой конфигурации, нежели те, к которым мы привыкли, — он поднимал ребра кверху — за счет чего получалась длинная узкая талия. Я несколько дней ходила с больными ребрами — пока не перестроился организм.
— Когда-то вы учились в МАРХИ, готовились стать архитектором. Не жалеете, что в вашей профессии вам мало пригодилось умение рисовать?
— Считаю, что каждому — свое время, я в этом смысле фаталистка. Дома всегда занималась прикладными искусствами. А в минувшем году в моей жизни возникла керамика — у меня появилась собственная мастерская. Там есть настоящие печи для обжига, и наш большой коллектив создает керамические и фарфоровые вещи, совершенно уникальные, которых до сих пор не делали. Это и посуда, и консоли, и светильники, и зеркала. Даже мебель. Через полгода надеемся открыть магазин на «Фрунзенской».
— Вы практически не ведете светскую жизнь. Но вам ведь придется ее начать, если вы откроете свой салон.
— В какой-то степени. Может быть…
 

фото: Оксана Старикова (1), Екатерина Цветкова (2)