Владимир Мирзоев: «Настало время драматических перемен»

В конце января в Театре им. Пушкина Владимир Мирзоев ставит «Вишневый сад» Чехова с Викторией Исаковой в главной роли. «ВД» встретился с режиссером, чтобы выяснить подробности премьеры.

Владимир Владимирович, как возникла идея ставить в Театре им. Пушкина? Вас пригласил Евгений Писарев? Если да, то почему вы согласились?
Мы переписывались с Викой Исаковой в Фейсбуке, думали, что бы такое небанальное сделать вместе. И вот, поди ж ты — додумались до Чехова. После чего мы встретились с художественным руководителем театра Евгением Писаревым, обсудили правила игры: сроки, возможное распределение ролей и так далее.

Почему вы решили ставить именно эту пьесу Чехова? Что вас сегодня тревожит, задевает в ней?
Я и мои соавторы-актеры прочитали «Вишневый сад» как пьесу катастроф. Только рушатся в ней не высотные здания, не транспортные средства, а судьбы людей, родившихся на переломе двух эпох. Очевидно, что сейчас Россия тоже находится в точке бифуркации: закончился большой кусок истории, который принято называть «постсоветским», настало время драматических перемен. Например, в 2014-м из нашей страны эмигрировало 200 тысяч граждан. Ведь этот факт о чем-то говорит уму и сердцу, не правда ли?

Важна ли для вас тема навсегда утраченного «рая» — дореволюционного мира?
Судьба русской аристократии и, шире, всего дворянского сословия интересовала нас, но не как антропологов или историков. Чехов приглашает прогуляться по небесам в пространстве мифа, в символическом пространстве, а не бытовом — с его конюшней, курятником и псарней. Пьеса «Вишневый сад» — «комедия» в том же возвышенном смысле, что и поэма Данте Алигьери. Реконструкция «потерянного рая» была для нас менее важна, чем разговор о смене элит, о революции, которая уже висит в раскаленном воздухе, как топор. Вспомним, что Чехов написал эту вещь в 1904-м. Но, кстати, дореволюционная Россия не была, как вы говорите, райским местечком. Империя накопила в своей архаичной конструкции колоссальное напряжение, не имея при этом никаких надежных механизмов, чтобы его снять. В этом смысле нынешняя элита не выучила горький урок.

Будет ли этот «Вишневый сад» отражать сегодняшнюю реальность?
Только ассоциативно. Мы не играем в модернизацию. Вернее, почти не играем. Костюмы Аллы Коженковой соответствуют началу ХХ века.

В пресс-релизе пишут, что это будет молодежная версия пьесы. Поясните, пожалуйста, что это означает? Что подвигло вас на такое решение?
В нашей компании, действительно, много молодых актеров, но это не наш произвол — это Чехов такую пьесу написал. Аня, Варя, Дуняша, Петя Трофимов, Яша, Лопахин… все они молодые люди. Да и роль Раневской написана для актрисы, которой «тридцать с хвостиком». (Да, хвост длинный и пушистый, как у лисы.) Так что эта роль для Вики Исаковой в самый раз. Правда, есть одно исключение: Гаева мы сделали моложе на десять лет, обоим исполнителям — Максиму Виторгану и Андрею Сухову — до пятидесяти еще далеко.

В спектакле будут участвовать приглашенные артисты: Александр Петров, Михаил Жигалов, Максим Виторган из разных театров. Зачем это — ведь труппа Театра Пушкина немаленькая?
Думаю, репертуарный театр нуждается в «проточной воде», в тонком ручейке новичков, которые сотрудничают с основной труппой. Это освежает кровь, создает здоровую конкуренцию. Эта смена лиц полезна для всех: и для режиссеров, и для актеров. И зритель может надеяться на приятный сюрприз, на неожиданное сочетание индивидуальностей.

Из-за того что главную роль играет Виктория Исакова, многие считают, что ваш спектакль о Раневской. Так ли это и, если да, почему?
Пьеса устроена так: Любовь Андреевна — это центр сюжета, к ней сходятся практически все линии. Но это не значит, что Раневская никогда не уходит со сцены, многие фрагменты являются обертонами главной темы. Чехов-драматург любит и чувствует полифонию.

Как вы работаете с актерами? Позволяете им с собой спорить, что-то предлагать?
Актеры — мои равноправные соавторы. Я на этом настаиваю. Другое дело, что иногда их начинает тяготить такой подход — всегда приятно быть безответственным дитятей, мечтать и срывать цветы удовольствия.

Что бы вы хотели, чтобы зритель понял, посмотрев этот спектакль?
Вслед за Л.Н. Толстым: если бы я мог в двух словах сформулировать содержание нашего спектакля, я бы опубликовал афоризм и не стал бы ставить длинный спектакль в двух действиях.

Вас не смущает, что мнения о ваших последних работах у критиков прямо противоположные. Одни говорят «гениально», другие — «спорно». Как вы вообще относитесь к критике?
Верите, сколько я себя помню, мнение критиков о моих работах всегда было резко поляризовано. Что, думаю, хорошо. И о критиках я тоже думаю хорошо. Хотя думаю о них редко. На диалог не рассчитываю. А лучшую рекламу сегодня делает интернет — оно же старое, доброе «сарафанное радио». Правда, сарафан этот размером с глобальную деревню.

Актер, которого вы задействуете в своих проектах гораздо чаще других артистов, — Максим Суханов. Почему именно он? Многие пишут, что ваши спектакли с его участием всегда похожи друг на друга. Что бы вы им ответили?
Выходит, кому-то не нравится, что у нас есть свой узнаваемый почерк? Не странно ли это? Когда речь идет о романах Достоевского, рассказах Чехова или Платонова, о музыке Моцарта, стихах Пушкина, живописи Ван Гога — это считается достоинством. А вдруг взгляд этих критиков не идет дальше поверхности? Они реагирует на особенности стиля, но в упор не видят содержания, которое, разумеется, всякий раз новое? Разве Сирано Суханова хоть чем-то похож на Альмавиву? А Роберт из «Предательства» — на мясника из «Возвращения домой»?

В финале вашего нового спектакля в Театре Вахтангова («Безумный день, или Женитьба Фигаро») граф Альмавива извиняется перед всеми и за все. Почему вам это было важно? Власть может искренне извиниться?
Бывало на свете и такое дивное диво. Борис Николаевич Ельцин извинился, сделал это перед телекамерами, а не в приватной беседе. И, на мой взгляд, извинился искренне.

В этом спектакле многие герои, как и все происходящее на сцене, кажутся безумными. Окружающая действительность похожа на бред?
А вам она кажется Академией Аристотеля? Как вы расцениваете ситуацию с русским репертуарным театром? Ему без конца предрекают смерть.
Репертуарному театру, как и всем прочим институтам в любезном отечестве, нужна реформа. Общество быстро меняется, технологии вынуждают его меняться, а институты стоят как вкопанные. Хотя театр по сравнению с той же Государственной Думой — вполне передовое учреждение. Тот, кто предрекает репертуарному театру «смерть», плохо понимает, как работает традиция в культуре. Роману, например, много раз предрекали смерть от ТВ. Да, потом появились первоклассные телесериалы, которые, в свою очередь, спровоцировали интерес к романной форме. Это всего лишь диалектика, развитие по спирали, с выходом на качественно новый уровень.

Вы уже уезжали из страны, и сегодня тема эмиграции вновь очень популярна. Вы могли бы уехать из России навсегда? Близко ли вам понятие внутренней эмиграции и почему?
Если бы я был писателем, я бы с удовольствием эмигрировал внутрь своей компактной (и безграничной) вселенной. С моей профессией это невозможно. Работать за границей интересно и даже полезно — это опыт, расширяющий сознание. Но современный театр — это, прежде всего, контекст, в этом смысле театр больше похож на поэзию, чем на кино. Без глубокого, досконального (и очень подробного!) знания своей аудитории делать драматический театр просто нереально. Я не обольщаюсь, поскольку испытал это на собственной шкуре.

Ваших политических взглядов вы никогда не стеснялись. Скажите, почему сегодня оппозицию слышно гораздо меньше?
По-моему, сегодня в интеллектуальном сообществе есть консенсус, который звучит примерно так: мы предупреждали об опасности, мы искренне пытались помочь, хотели отвести страну от очередного обвала (и не только рубля), теперь нам остается только горевать об упущенных возможностях и быть честными свидетелями событий.

В одном из интервью вы говорили, что, возможно, поставите какой-нибудь отчаянный текст про наше сегодня в «Театре.doc». Это еще в планах? Что это будет?
У нас с «Театром.doc» есть общие планы, но они не касаются актуальной истории. Елена Гремина и Ольга Михайлова пишут для меня пьесу «про иосифлян и нестяжателей».

Кстати, о «Театре doc». Как вы думаете, театр выживет в условиях кризиса?
Кажется, сегодня вопрос нужно ставить иначе: выживет ли в условиях кризиса наше государство?