В Петербурге с успехом прошел джем-проект Андрея Макаревича «Джазовые импровизации». Премьера концерта совпала с открытием отреставрированного здания Российского географического общества. О джазе, путешествиях и своих творческих планах Андрей Макаревич рассказал в интервью ВД.
Расскажите, пожалуйста, о самом экзотическом месте, в котором Вы побывали.
Таких мест было много, мне трудно выбрать одно. Сейчас все очень быстро меняется, и земной шар преображается со страшной скоростью, и со страшной скоростью гробится все живое. Особенно это касается подводного мира, потому что на суше перемены менее заметны. Каждый день примерно до ста видов живых существ навсегда исчезают с планеты — это соизмеримо с эпохой вымирания динозавров. И я что-то не вижу, чтобы человечество этим обеспокоилось.
Когда я был несколько лет назад на острове Пасхи, причем мне посчастливилось быть там вместе с Туром Хейердалом и Юрием Сенкевичем, тогда это было место, которое находилось примерно в том состоянии, в каком Тур Хейердал осваивал его примерно за 50 лет до этого. А сегодня это уже вполне «туристическая поляна», где есть уже и гостиницы. Когда мы там были, стоял только фанерный барак для археологов и такси под номером 1 — одно на весь остров. И тогда, конечно, этот остров производил сумасшедшее впечатление, потому что там жили 800 человек и 1 200 статуй. Сейчас я просто туда боюсь ехать, потому что предчувствую, что то первое впечатление уже будет испорчено красивым туристическим местом.
Вы много ездили по нашей стране и, думаю, согласитесь, что Россия обладает не менее внушительным туристическим потенциалом, чем многие раскрученные места за границей. Но туристы, тем не менее, не спешат к нам ехать. Как Вы считаете, что нужно сделать, чтобы привлечь туристический поток?
Прежде всего нужно стать нормальной страной. Это не так просто, как Путин нам рассказывает. Боюсь, что пройдут годы, прежде чем это произойдет. Потом нужно вложить серьезные деньги. Сегодня, к сожалению, по щелчку пальцев, туризм не получится. Люди стали очень программируемы, и для того, чтобы им стало интеерсно куда-то поехать, в них нужно вкачать огромное количество информации, причем сделать это агрессивно и талантливо. Реклама нашего туризма абсолютно отсутствует в мире. То, что мы там рисуем Храм Василия Блаженного и матрешку, это не туризм, а скорее каррикатура.
А места у нас есть фантастические! Я с изумлением прошлым летом на Байкале встретил большое количество американских групп — поклонников дикого туризма. Там есть гиды, есть маленькие частные гостиницы — где государство не поспевает, поспевают люди. Буквально из избы человек делает гостиницу на 5-6 человек. Гид ведет их в сопки, или вдоль по берегу, или они плывут по озеру, множество вариантов! И место ведь действительно уникальное! Но у нас не привыкли к такому бизнесу. У нас любят быстренько заработать и убежать. А туризм — это игра долгосрочная.
Можете рассказать о самом необычном случае, который произошел с Вами в путешествии?
Знаете, когда приходит журналист из юмористического издания и говорит: «Пошутите, пожалуйста», у тебя все шутки сразу пропадают. На заказ не шутится. Так и здесь. Такие ситуации наверняка были, и нередко, но вспоминаются они, когда ты с такими же людьми, которые тоже ходили в интересные места, садишься за стол, выпиваешь, и тут начинаются истории. Тогда они вспоминаются сами собой.
Не хочется хвастаться никакими подвигами. Я не экстремальщик в этом смысле, я хожу не за острыми ощущениями. Но были смешные моменты. Когда мы, например, с Сашей Розенбаумом на реке Кишита, это бассейн Амазонки в верхнем течении, разбили лагерь, поужинали и легли спать в палатке на высоком берегу, и до воды было метра три. А проснулся я ночью от очень тревожного ощущения, вылез из палатки и понял, что она торчит посреди совершенно бескрайнего водного пространства, потому что где-то в верховьях прошел ливень. А там плюс-минус три метра уровня воды — нормальное явление. И вот мы стоим, постепенно погружаясь в воду, вокруг плавают наши рюкзаки, котелки и прочее, лодку куда-то унесло... Но это смешная история, были и более серьезные.
Фото Елены Мулиной
Вы планируете еще снимать фильмы о путешествиях, как уже когда-то это делали?
Сейчас я этим не занимаюсь по двум причинам. Во-первых, чтобы постоянно стоять в сетке канала, нужно снимать регулярно выходящую программу. Для этого мне нужно, как Юрию Сенкевичу, ничем больше не заниматься, только ездить в путешествия. Но это не основная моя профессия. У меня еще три ансамбля с которыми я должен работать, и я хочу с ними работать. А просто раз в полгода снимать фильм и потом, унижаясь, пытаться пристроить его на каналы — не для меня.
Во-вторых, удивительных мест, где можно что-то снять, не так много. Если мы приедем в Южную Африку, то там обязательно будет стоять лодка Дискавери и лодка Нейшинал Георафик. У них сумасшедшая аппаратура, колоссальный бюджет, они не ограниченны во времени — у них больше возможностей, чтобы делать эту работу хорошо. И вообще, когда я посмотрел фильм «Океаны», понял: они подняли эту планку настолько высоко, что соревноваться глупо.
А приходилось ли вам быть на американском юге, на родине джаза, плавать по Миссисипи?
Приходилось. По Миссисипи я не плавал, но я объехал много мест. Я не знаю, есть ли прямая связь между джазом и географическим общестовом, разве что, джаз — это музыка для тех, кто, как минимум, наделен хорошим вкусом, а настоящий путешественник не может быть не наделен хорошим вкусом.(смеется) И джаз — это тоже всегда путешествие в неведомое, потому что джаз предполагает импровизацию. И как бы хорошо она не была подготовлена, как и любое путешествие, все равно это импровизация, потому что и в любом путешествии может возникнуть неожиданная и нежданная ситуация, надо быть к ней готовым.
А что Вас еще связывает с географическим обществом, кроме этого концерта?
Безмерное уважение в этой организации. Я впервые в этом здании и я совершенно потрясен его сохранностью и тем, что в нем сохранился дух этого общества, которое было создано еще до революции. И я даже раззавидовался, потому что в Москве такого нет. Очень хорошо, что это все сохраняется и было бы когда-нибудь почетно стать членом этого общества, потому что путешествия я очень люблю и проделал их немало.
У Вас есть ролевые модели в джазе?
Как джаз-музыкант я работаю над собой. Я эту музыку любил с детства. Она у нас в доме звучала все время, ее очень любил мой отец, он обожал Гленна Миллера. И в тот момент, когда мне бы следовало начать заниматься джазом, рок-н-ролл совершенно снес мне башку, и я погрузился в него. В Битлов, в Роллингов, и вынырнул откуда сравнительно недавно. Я осознал, что очень много времени упустил, и сейчас стараюсь задним числом наверстывать.
Правда ли, что джаз — это единственная музыка, которую Вы сейчас слушаете без раздражения? Что не устраивает Вас в современной музыкальной культуре?
Мне кажется, ничего нового в современной музыкальной культуре не происходит. По крайней мере, я не открываю для себя интересных коллективов или исполнителей. А джаз удивителен тем, что это самый свободный жанр в искусстве. Если ты им владеешь, ты владеешь интернациональным языком. Я всегда завидовал джазовым музыкантам, которые приезжают из разных стран, и им не нужно знать языки друг друга. Они вышли на сцену и поговорили между собой посредством музыки. Поэтому когда мы придумали «Джазовые трансформации», он был придуман как джемовый проект. Элемент импровизации для нас обязателен, только тогда это будет интересно.
