Знаменитый петербургский музыкант Борис Гребенщиков рассказал «ВД» о своем отношении к новому музыкальному сочинению – оратории «Семь песен о Боге», созданной на темы его песен композитором Андреем Микитой, и о премьере в Большом зале Московской Консерватории.
— Борис Борисович, как родилась идея оратории и какие эмоции вызвало у вас ее исполнение?
— Я был приглашен на исполнение оратории как гость. А сам выбор семи песен, написание аранжировок проходили без меня. Мое участие ограничилось разрешением на использование песен. Однако для меня большая честь то, что композитор Андрей Микита обратился к моим песням.
Предыстория такова: в течение юбилейного года группы «Аквариум» проходил конкурс «Tribute to BG», пришло около 150 обработок песен, и одна из них – «Сокол» – была для Синодального хора. Потом композитор Микита решил развить эту тему и включил в сочинение еще несколько песен. После чего мне пришло письмо от руководителя хора Московской патриархии с вопросом, не буду ли я против, если хор исполнит это на своем концерте. Я не мог поверить, – предложение показалось мне совершенно невероятным, – и с удовольствием согласился.
Вообще, я не могу быть «согласен или не согласен»: после того как я написал песню и записал ее – все, она принадлежит уже всем, и любой человек вправе увидеть и исполнить ее по-своему, если она ложится на его чувства, соединяется с ним...
— Аудитория ваших концертов и аудитория на премьере оратории была разной?
— Там были разные слушатели: часть публики не пересеклась бы в любом случае, но другая вполне органична и на моих концертах, и на филармонических, и на концертах духовной музыки. Я рад всем... Церковные песнопения родились когда-то из народных напевов, но и мои песни – из того же источника.
— После того как вы услышали ораторию, вы сказали, что это пробудило много мыслей о собственном творчестве. Что вы имели в виду?
— Если ты живешь с открытыми глазами и ушами, с открытым сердцем, ты не можешь не меняться, и музыка не может не меняться, ведь хочется, чтобы то, что ты делаешь, трогало и других, и тебя самого. Хочется петь так, чтобы не чувствовать себя лишним, чтобы как можно шире раскрыть двери в сердце и самому увидеть, что там. Через музыку, через песню это возможно – к этому я и стремлюсь.
— Ваша поездка на Афон и, шире, православное, христианское начало отразились ли на вашем творчестве?
— Меня крестили, когда мне было три месяца, вся моя жизнь проходит в России – стране православной культуры. Я бы хотел верить, что когда-нибудь обо мне смогут сказать, что я хороший христианин, – носить крестик для этого не достаточно. Но я не настолько самоуверенный, чтобы самому называть себя так. И никакая поездка по святым местам не может сделать нас святыми, не поменяет человека и не может сделать христианином. Если бы поездка на Афон могла приближать к православию – всем следовало бы просто толпами туда отправляться. Имеет смысл
только путешествие к себе, своей душе, свой поиск и свои молитвы.
— Предполагаете ли вы продолжить творческое сотрудничество с симфоническим оркестром?
— Мне всегда интересна разная музыка и сплав различных музыкальных приемов, различных песенных и музыкальных традиций, самых разных подходов. Мне интересно, когда мои песни поют другие люди и находят в них свое, раскрывают их по-своему. И я, конечно, открыт для новых опытов, в том числе и с симфоническим оркестром и хором...
