Петербургская филармония представляет сольныq концерт Элисо Вирсаладзе 2 марта в Большом зале.
Выдающаяся пианистка, одна из тех советских звездных исполнителей, которые прорывались на музыкальный олимп, благодаря постоянной и без преувеличения грандиозной работе, а не правильно сделанному пиару или грамотной дружбе с власть предержащими. Ее карьера взлетела еще в 1960-х годах, когда она подряд выиграла несколько крупных конкурсов, последним из которых стал конкурс Шумана в Цвиккау: старшее поколение и до сих пор музыку Шумана в исполнении Вирсаладзе считает эталоном и наиболее точным раскрытием замысла композитора.
Элисо Вирсаладзе — ученица Генриха Нейгауза, как и Гилельс, Рихтер, Любимов — какая линия, уходящая за горизонт, какое генеалогическое древо русской исполнительской культуры с легендарными корнями, стволами, побегами! При этом совершенно разного – и это показатель великого учителя — стиля и характера дарования. Такие же разные ученики и у самой Элисо Константиновны, которая преподает и в Москве, и в Мюнхене, а с не давних пор и в Италии: Алексей Володин, Борис Березовский, Александр Осминин.
Что-то масштабное, мощное есть в этой пианистической традиции, как и в Элисо Вирсаладзе — великолепный темперамент, который отзывается в жизни жесткой позицией по принципиальным вопросам, замечательная способность заставлять себя учиться, всю жизнь, не обращая внимания на аморфность современников, взять, например, и выучить пятый или шестой уже иностранный язык — как вам это, современные музыкальные Митрофанушки, на европейских конкурсах смешивающие два десятка английских слов с темпераментной жестикуляцией? Такому чувству собственного достоинства, как и такой несгибаемой осанке, можно позавидовать, а хорошо бы и поучиться.
Темперамент и масштаб — вот главное, что ощущается на концертах Вирсаладзе. Героическое начало в этой стройной, до сих пор красивой женщине, в которой за роялем явственно видится стальная пружина, в музыке тем более выходит на первый план. Это характерно в целом для того поколения: какой-то романтический порыв к преодолению человеческих возможностей, тем более привлекательный в нашей несчастной и вечно влачащей чью-то гнетущую идеологию стране. Если темпы — то предельно возможные, если кульминация – то потрясающая воображение, если пассаж — то сходящая горная лавина, а не журчание ручья. Да, вкусы с тех пор кардинально изменились и теперь в большей степени востребовано содержание музыкального текста и в целом, и в его стилистических нюансах. И все же есть, и сейчас есть, потребность в таких сверхчеловеческих эманациях, идущих со сцены — иначе не были бы залы заполнены на каждом концерте Вирсаладзе.
Она играет характерную программу, каждое отделение начиная классической крупной формой и заканчивая романтическим сочинением. Первое отделение — девять вариаций Моцарта на тему Lison dormait, прозрачные в своей классической простоте, с струящимися пассажами и дробной, лаконичной структурой. И после этой кристально ясной конструкции – роскошная и красочная Первая фортепианная соната Брамса. Во втором отделении та же внутренняя драматургия – от сложно построенного Анданте с вариациями фа минор Гайдна, в котором две в ладовом отношении контрастные темы дополняют и украшают друг друга – к страстным, полным романтически бурных порывов Симфоническим этюдам Шумана.