Актер, писатель, художник, работами которого восхищались Андрей Тарковский и Тонино Гуэрра, Юрий Норштейн и Микеланджело Антониони, Шавкат Абдусаламов впервые привозит свои картины и коллажи в Северную столицу. С этим удивительным художником редакции «ВД» удалось пообщаться накануне выставки «Пространство Шавкат. А. Крик паровоза».
Шавкат Абдусаламов закончил ВГИК (1966), работал художником-постановщиком на фильмах Андрея Тарковского, Элема Климова, Али Хамраева. Исполнял главные роли в фильмах Хамраева «Триптих», «Телохранитель». Первая персональная выставка 1972 году, была закрыта из-за религиозной тематики. В 2011-м Шавкат Абдусаламов удостоен Премии Правительства РФ за выставочный проект «Пространство Шавкат.А» в ГМИИ им. А. С. Пушкина в Москве. В 2000 году роман Абдусаламова «Единорог» (эпическая притча) попал в длинный список премии «Русский Букер». В 2002 году художник начал снимать фильм «Сукровица», ставший лауреатом премии «Московская премьера» (Московский фестиваль отечественного кино. Музея им. Эйзенштейна.
О чем кричит паровоз...
«Паровоз, он и кричит, и зовет, и плачет, и радуется. Этот крик из моих детских воспоминаний. Я в детстве любил стоять и смотреть, как идет паровоз. А потом оказалось, что на подъеме паровоз идет медленно – так медленно, что я мог его догонять. Я ведь в детстве был почти беспризорником... И больше всего тогда любил маму и паровоз. Но паровоз можно было догнать, а видеть маму я мог не всегда. Потому что сначала репрессировали отца, потом за ним поехала мама...
А сегодня я снова слышу крик паровоза. И дело не в том, что я поеду на родину, снова увижу тот пейзаж, услышу тот паровоз... Крик паровоза – это крик боли, оттого что люди сегодня бегут куда-то, бегут... И я слышу крик паровоза. Люди бросают свои дома, бегут из своих деревень, городов. Оставляют родину... Раньше мы знали, что у узбеков есть старший брат – русский. Русские добрые, говорили у нас на родине. И знали: русский защитит, прогонит богатого бая, даст работу, поможет выучить детей. Так и было. А теперь наши внуки куда-то бегут и бегут... И я слышу крик паровоза...»
Папа, мама, ВГИК...
«Моя мама была русская, училась в Ленинграде, закончила Институт им. Герцена. А потом встретила отца. Он был красив: наполовину перс, наполовину узбек... Его репрессировали на десять лет. Потом он вышел. Потом его снова репрессировали... А я был в детском доме. В Коканде у меня появилась приемная мама – художница Меланья Ивановна Ткаченко, ученица Петрова-Водкина. Помню, с ней мы приезжали в Ташкент, и Меланья Ивановна показывала мне, где жила во время войны Ахматова... Мне повезло: меня, талантливого мальчика, отдали в знаменитое художественное училище Бенькова, где работал легендарный Айзек Аронович Гольдрей. Потом я поступил в Ленинграде в Академию художеств... Но у вас такой красивый, но такой холодный город... И никого родных или знакомых в Ленинграде не было. Так я уехал в Москву, поступил во ВГИК. Тут, в столице, и остался».
«Единорог» и «Собачий шейх»
«Я очень люблю Томаса Манна, его “Волшебную гору”, “Иосифа и его братьев”. И я тоже захотел написать роман-притчу. Написал роман “Единорог”. Эта книга о том, как все люди куда-то исчезли, наверное, бежали... И остался только один учитель русского языка нерусских школ. Тогда он стал учить... собак. Собаки понимали его с полуслова и даже научились говорить... А сейчас я написал продолжение – роман “Собачий шейх”. О том, как к учителю приходят Альфред Шнитке, Андрей Тарковский... Я знаю, что они, мои друзья, уже ушли из жизни, но для меня они всегда здесь».
Дворник, татарин и «Бегство в Египет»
«Раньше я картины писал не для того, чтобы их показывали на выставках. Просто писал для себя, для друзей – Андрея Тарковского, Андрея Шнитке, Антониони, даже не называл их. Просто то, что не мог сказать словами, говорил на картине. У меня много картин на евангельские темы: “Рождество”, “Поклонение волхвов”, “Бегство в Египет”. Но это не только на христианские темы картины. Это то, что сегодня, то, что всегда. “Бегство в Египет” – это бегство сегодняшнего человека. От своей родины, от несчастья... Куда бежишь, Ахмет?.. Недавно я увидел у нас во дворе дворника. Смотрю на него, а он поработает-поработает, а потом сидит на скамейке и все кашляет... Оказалось, это мой соотечественник – узбек. Сбежал в Москву, а здесь болеет – холодно. И мы с женой стали его подкармливать, помогать... А тут как-то я и сам сыграл роль дворника-татарина в фильме “Вместе”. Меня просто выбрали по фотографии, пригласили. Снимал сын Владимира Грамматикова – Егор. Сначала меня не узнали, а потом поняли, кто я. Смутились... Я стал им немного помогать, подсказывать, а то фильм снимали о 30-х годах, а портрет Сталина в дворницкой висит послевоенный... Пришлось объяснять».
«Рождество»
Шаманизм Шавката
«Когда-то ставили спектакль в Париже по моим картинам и текстам – “Юрта Пассион”. Так вот, на этот спектакль несколько раз приходил писатель Владимир Максимов. И он всегда говорил: “Я хожу смотреть на шаманизм Шавката”. Да, искусство – это шаманизм. И картины, и фильмы. Ну вот разве “Агония” Элема Климова – это не шаманизм? И “Сталкер” тоже. Шаманизм – это то, что не объяснишь».
Домашние деревья, бабочки и мухи
«У меня в мастерской много деревьев. Я поливаю их, они растут. И я в мастерской, как будто в саду. А если залетит в мастерскую бабочка – она долго там живет, не улетает. Однажды у меня там жила ручная муха. Она садилась на плечо, я гладил ее крылышки... А потом она пропала, и я нашел ее на лестнице, кто-то раздавил мою муху».
«Сукровица»
«С 2002 года я снимаю этот фильм. Часть сниму – покажу друзьям. Иногда зрителей соберу. Как-то в Иванове показывал, так люди прямо под экраном сидели. Фильм этот о вечной истории: простая женщина-посудомойка подобрала на улице избитого, окровавленного человека. Спасла, вылечила, а потом оказалось, что это... Иисус. А сопровождал Иисуса Вечный странник – тот самый, что любит крик паровоза. И есть Иван-писатель, что написал книгу “Мать твоя Родина”. Ищет Иван того, кто придумал его родину – Россию. А когда узнает, что придумал ее Иисус, бросается на него с ножом... Я никого не сужу, никого не распинаю. Я ведь сам распят. А как иначе, если ты художник...»
