Дуэль была в России уголовным преступлением. Что, впрочем, не останавливало тех, кто желал отстоять офицерскую или мужскую честь, подставив себя под пулю. В канун 23 февраля «ВД» вспомнил некоторые петербургские «дуэльные адреса».
М. Ю. Лермонтов. Дуэль (рисунок пером)
Дуэль четверых
Среди участников одной из самых известных петербургских дуэлей, вошедшей в историю как «дуэль четверых», состоявшейся 24 ноября 1817 года на Волковом поле, недалеко от Волкова кладбища, — будущий декабрист Якубович и будущий автор комедии «Горе от ума» Грибоедов. Они — секунданты, но вслед за дуэлянтами, камер-юнкером графом Александром Завадовским и штаб-ротмистром Василием Шереметевым, из «тех самых» Шереметевых, драться намеревались всерьез.
Причиной дуэли, разумеется, стала прекрасная дама — балерина Авдотья Истомина, черноглазая красавица, которой посвящены пушкинские строки: «Блистательна, полувоздушна, смычку волшебному послушна...». Вокруг нее всегда было много поклонников, но всем им она предпочла веселого, добродушного Шереметева и даже переехала жить к нему. Вместе они прожили почти два года. Шереметев был сильно влюблен в балерину, по причине чего не мог обуздать свою невероятную ревность. Отношения возлюбленная пара выясняла часто, и однажды Истомина, измученная подозрительностью своего друга, съехала от него к подруге. Авдотья Ильинична была близка к писательскому кругу, дружила с Грибоедовым. Именно он и пригласил как-то балерину после спектакля на чай, не предупредив, что живет на квартире у своего приятеля, графа Завадовского, некогда «имевшего виды» на прелестную танцовщицу. Граф, циник и эгоист, одним словом, полная противоположность Шереметеву, и в тот вечер, как показывала во время следствия бедная Авдотья, «предлагал ей о любви, но в шутку или в самом деле, того не знает, но согласия ему на то объявлено не было, с коими посидевши несколько времени, была отвезена Грибоедовым на свою квартиру». По другим сведениям, «у себя на квартире» 18-летняя балерина оказалась лишь три дня спустя... Разумеется, ревнивец Шереметев, выслушав объяснение Авдотьи Ильиничны, был взбешен гнусным поведением графа и вызвал того на дуэль. Друг Шереметева, корнет лейб-гвардии уланского полка Александр Якубович, согласился стать его секундантом и, в свою очередь, вызвал на дуэль секунданта графа — Александра Грибоедова.
Авдотья Истомина, Василий Шереметев, Александр Якубович, Александр Грибоедов
Первым стрелял Шереметев, но пуля лишь повредила у Завадовского воротник. Граф, по свидетельству участников дуэли, целился очень долго и только после этого выстрелил в Шереметева. (К слову, оба секунданта повели себя не слишком благородно, всячески отговаривая дуэлянтов от примирения, хотя, как показывали свидетели поединка, Завадовский, который вел себя вызывающе, сетовал, что не может стрелять, поскольку еще не обедал, поначалу и вовсе собирался стрелять мимо.) Тяжело раненного в живот, истекающего кровью Шереметева увезли домой, на следующий день штаб-ротмистр скончался в страшных мучениях. Из-за рокового исхода дуэли секунданты Грибоедов и Якубович не стали стреляться, вторая дуэль была отложена. Бедного Шереметева в обществе жалели, Якубович был отправлен на Кавказ в действующую армию, Завадовскому, за которого просил отец, предложено было уехать за границу, виновником трагедии называли Грибоедова. Кстати, через год поединок между Грибоедовым и Якубовичем все же состоялся — в Тифлисе. Грибоедов был ранен в руку (позднее, после разгрома русского посольства в Тегеране, именно по этому увечью его истерзанное персами тело и было опознано). Безутешная Авдотья Истомина еще долго оплакивала своего «Васеньку»...
Известный анархист Михаил Бакунин вызвал на дуэль... самого Карла Маркса за то, что тот пренебрежительно отозвался о русской армии. Основоположник научного коммунизма, в юности изрядно помахавший рапирой, вызова не принял, заявив, что его жизнь теперь принадлежит не ему, а пролетариату.
«Паду и я в пример жалким гордецам...»
«Клянемся честью и Черновым…» — так начиналось стихотворение Вильгельма Кюхельбекера, осенью 1825 года разошедшееся в списках по Петербургу. Написано оно было на смерть поручика, декабриста Константина Чернова, погибшего на дуэли. Дуэль, которая, по замечанию Юрия Лотмана, «приобрела характер политического столкновения между защищавшим честь сестры членом тайного общества и презирающим человеческое достоинство простых людей аристократом», произошла 10 сентября 1825 года на окраине Лесного парка (ныне парк Лесотехнической академии), оба дуэлянта, флигель-адъютант Владимир Новосильцев и поручик Семеновского полка, член тайного Северного общества Константин Чернов, скончались от полученных ран. Причиной дуэли стал отказ Новосильцева жениться на сестре Чернова.
Памятный знак в парке Лесотехнической академии
Дело в том, что мать Новосильцева, наследница огромного состояния графа Владимира Орлова, Екатерина Владимировна, боготворившая единственного сына, мечтала о куда более блестящей партии для него. Сын подавал большие надежды, обладал многими талантами, был, наконец, писаным красавцем. Узнав о намерении Владимира жениться на дочери незнатного армейского офицера, урожденная графиня Орлова все сделала для того, чтобы мезальянсу не быть. Знакомым говорила: «Могу ли я согласиться, чтобы мой сын, Новосильцев, женился на какой-нибудь Черновой, да еще вдобавок и Пахомовне!» Если бы она знала, какой катастрофой обернется ее высокородная спесь. Если бы знала...
История развивалась по нарастающей. Сначала Новосильцев, видимо, под влиянием матушки, несколько месяцев не кажет нос в дом невесты — а это уже, простите, скандал и оскорбление. Чернов вызывает Владимира на дуэль. Однако Екатерина Новосильцева подключает все связи, чтобы поединок был отменен. Посредником примирения даже выступает московский генерал-губернатор В. Голицын. А Новосильцев объявляет, что не оставлял намерения жениться на Черновой. Но всего через два месяца уже Новосильцев, до которого дойдут слухи, будто Чернов всюду рассказывает, что принудил наглеца жениться, бросит вызов. Чернов заявляет, что ничего подобного не говорил, Новосильцев снова подтверждает намерение жениться — примирение? Перемирие. Новосильцева обратится с просьбой к фельдмаршалу Остен-Сакену: не может ли тот потребовать от своего подчиненного генерал-майора Чернова, отца невесты, чтобы тот отказал Владимиру официально. Это событие переполнит чашу терпения Константина.
Владимир Новосильцев, Кондратий Рылеев
Место и время дуэли назначены. Секундант Чернова — его товарищ по Северному обществу декабрист Рылеев, который, судя по всему, из политических соображений сознательно раздувал конфликт. Условия ее, по сути, смертельно опасны, достаточно сказать, что решено было стреляться с восьми шагов. Дуэлянты, видимо, и сами понимали, что обречены. Чернов оставляет прощальную записку: «Пусть паду я, но пусть падет и он, в пример жалким гордецам, и чтобы золото и знатный род не насмехались над невинностью и благородством души». Оба ранены смертельно: Новосильцев — в печень, Чернов — в висок. Чернов скончается от ран через 12 дней. Новосильцев — через два дня, в трактире, куда тяжело раненным сумеет добраться после дуэли. Смерть сына Екатерина Новосильцева будет переживать очень тяжело. Приобретет постоялый двор, где умер ее сын, и построит на этом месте Орлово-Новосильцевскую богадельню с церковью св. равноапостольного князя Владимира. Одна из современниц запишет в воспоминаниях, что в разговоре с митрополитом Филаретом несчастная мать говорила: «Я убийца моего сына; помолитесь, владыка, чтоб я скорее умерла». Похороны же поручика Чернова станут, по словам Ю. Лотмана, первой в России уличной манифестацией. В последний путь павшего за честь сестры провожали сотни людей, пришли даже секунданты Новосильцева. Сослуживцы на руках пронесут гроб с телом товарища от казарм Семеновского полка (недалеко от нынешнего ТЮЗа им. Брянцева) до Смоленского кладбища. Там, у церкви Смоленской иконы Божией Матери, его и похоронят; могилу, на которой памятник — гранитная колонна с урной из белого мрамора, можно увидеть и сегодня. А вот храм, построенный безутешной матерью Новосильцева, в советское время снесли, сохранились лишь корпуса богадельни (пр. Энгельса, 1, 3, 5). На месте же самой дуэли еще в 1834 году были установлены на расстоянии 8 шагов друг от друга две каменные тумбы, обозначавшие места стрелявшихся, а в конце 80-х прошлого века установлен памятный знак по проекту архитектора В. Васильковского. На открытие стелы приезжали потомки Константина Чернова.
6 раз дрался на дуэли, в том числе дважды будучи председателем Государственной думы (!), лидер «Союза 17 октября» А. Гучков.
«На поле чести потеряны... галоши»
Надо заметить, что с завидным постоянством «бросали перчатку» русские писатели. Громкие дуэли Пушкина с Дантесом и Лермонтова с де Барантом и Мартыновым, ссора между Львом Толстым и Иваном Тургеневым, расходившихся во взглядах на литературу, едва не закончившаяся в 1861 году дуэлью. Любопытно воспоминание Михаила Зощенко: «В 14-м поехал на Кавказ. Дрался в Кисловодске на дуэли с правоведом К. После чего почувствовал немедленно, что я человек необыкновенный, герой и авантюрист — поехал добровольцем на войну». Между прочим, в 1922-м Зощенко был вызван на дуэль Вениамином Кавериным, но поединок не состоялся. Романтика дуэли волновала Сергея Есенина, он даже попытался разыграть дуэль со своим другом — журналистом Николаем Вержбицким, но в ночь с 17 на 18 октября 1924 года их на месте «поединка» задержал милицейский наряд и доставил в отделение. «Дуэлянты» и «секунданты», впрочем, скоро были отпущены, после чего целых два дня отмечали событие.
В начале прошлого века у Черной речки — а где же еще? — произошла самая знаменитая литературная дуэль, дуэль поэтическая, дуэль самолюбий и, не побоимся этих слов, совершенно в духе Серебряного века — несколько театрализованная. Сошлись у барьера Николай Гумилев и Максимилиан Волошин. В секундантах: поэт Михаил Кузмин и шахматист и драматург Евгений Зноско-Боровский — со стороны Гумилева, писатель Алексей Толстой и князь Александр Шервашидзе-Чачба — со стороны Волошина.
К слову, Черная речка — место, словно притягивавшее дуэлянтов, порой не столько отстаивавших свою честь, сколько демонстрировавших склонность к фарсу. Так, 24 июня 1908 года здесь стрелялись... два депутата Государственной думы — господа «правый» Марков и кадет Пергамент. В роли секунданта Маркова — сам Пуришкевич, имевший в Думе репутацию скандалиста, способного бросить в оппонента стакан с водой, в будущем один из участников убийства Распутина. Разумеется, дело было «окутано тайной» — ха-ха. Потому что, когда дуэлянты и секунданты прибыли на место, их уже поджидали репортеры, фрукты и всеобщее оживление. Тут же примчалась полиция, пристав арестовал пистолеты. Депутаты какое-то время хорохорились, через два дня отправились закончить дело — подальше от Петербурга, поближе к Шлиссельбургу, в имение А. Завьялова. Там каждый из них выстрелил, промахнулся, пожал сопернику руку и по дороге оба заехали в ресторанчик — отметить.
Черубина де Габриак, Николай Гумилев, Максимилиан Волошин, Алексей Толстой
Поводом стала пощечина, которую Гумилеву дал Волошин якобы за то, что Николай Степанович всем рассказал «в самых грубых выражениях» о своем романе с поэтессой Елизаветой Дмитриевой, той самой Черубиной де Габриак. Что здесь было правдой, а что выдумкой — судить не беремся, мемуаристы предлагают свои версии — и пусть их. В любом случае пощечина была, а снести такое оскорбление — да как можно?!
Дуэль была назначена на 22 ноября 1909 года. Известно, что канун ее Гумилев провел на «Башне Вячеслава Иванова», где «окруженный трагической нежностью», написал позже Кузмин, вел отвлеченные разговоры о литературе. Впрочем, настаивал, что драться надо с... 6 шагов (!). Понимал или нет, что это повлечет неизбежную смерть, по крайней мере, одного из дуэлянтов? Но секунданты крови не хотели, остановились то ли на 25, то ли на 15 шагах — версии разнятся, Шервашидзе вообще предложил заменить пули на бутафорские, — отклонили, но, как утверждал потом сын Алексея Толстого Никита, отец все же тайком засыпал в пистолеты тройную порцию пороха — чтобы уменьшить отдачу. К слову, выбор оружия отдавал театральщиной: пистолеты взяли у юриста Мейедорфа — чуть ли не пушкинского времени, с гравированными фамилиями всех, дравшихся на них раньше.
Приехали противники к месту дуэли на автомобилях, по дороге машина, где ехал Волошин, догнала автомобиль Гумилева, застрявший. Кто-то из участников поединка утверждал, что Волошин ехал на извозчике, застрял в сугробах, пошел пешком, потерял по дороге галошу, которую все долго искали, потому что Максимилиан отказывался стреляться без галоши. Дуэлянты встали к барьеру и... поэт Кузмин сел на снег, заслонившись от окружающего его ужаса ящиком. Гумилев промахнулся, пистолет Волошина дал осечку — раз, другой. Гумилев потребовал третьего выстрела, секунданты, в первую очередь Алексей Толстой, остановили дуэль. Гумилев поднял со снега шубу и пошел молча к автомобилю... На следующее утро к Шервашидзе на квартиру явился квартальный и спросил имена участников дуэли и секундантов, которые тот назвал, — полиция наложила на каждого штраф в 10 рублей. Приговор же суда последовал лишь через год: Гумилеву, как инициатору поединка, дали семь дней домашнего ареста, Волошину — сутки. Правда, в момент вынесения приговора Николай Гумилев находился далеко — в Абиссинии. История попала в газеты. «Биржевые ведомости» зубоскалили:
«На поединке встарь лилася кровь рекой,
Иной и жизнь свою терял, коль был поплоше,
На поле чести нынешний герой
Теряет лишь… галоши».
Кстати, завязнувшая в снегу галоша на самом деле принадлежала Зноско-Боровскому — секунданту Гумилева.
Пожалуй, одна из самых необычных в истории дуэлей произошла в 1865 году между политическими противниками — канцлером Пруссии Отто фон Бисмарком и лидером Либеральной партии Рудольфом Вирховым. Бисмарк вызвал оппонента на дуэль, великодушно предложив тому выбрать оружие. Вирхов решил сражаться с помощью... сосисок. Было очевидно, что при использовании настоящего оружия у Вирхова просто не было шансов. Тогда Бисмарк заявил, что герои не имеют права наедаться до смерти и отменил дуэль.
