Когда идешь на сдачу спектакля по роману Андрея Белого «Петербург», который поставил в Петрозаводске режиссер из Петербурга, трудно совсем не иметь ожиданий. Режиссеру Петру Шерешевскому в содружестве со сценографом Надежде Лопардиной удалось создать сценическое пространство и действие, ломающие любые ожидания.
Камерная сцена Театра драмы РК «Творческая мастерская» плотно обжита: дом сенатора, квартира полицейского, забегаловка, березка, кухня с рабочей плитой, мир манекенов и легких белых голов философов. Над этим пестрым миром сияет, вернее, зияет лайтбокс «БургерКинг», игрой букв превратившийся в «ПетерБург». Под этим названием спектакль и войдет в репертуар - с прописной «Б». Герои называют улицы Петербурга, но зритель понимает, что это не город с Медным всадником, а калька с любого российского города – от Москвы до самых до окраин. Такая географическая расфокусировка не только отражает современную ситуацию, но и проявляет результат столетнего пути России к достижению равенства – равенства на уровне всепроникающего фастфуда. Нынешние сенаторы живут не в Петербурге, а в Москве, поэтому Шерешевский туда нас и отправляет.
Попытки сфотографировать сценографию спектакля имеют неожиданный результат: на снимке кроваво-красная ниша выглядит приглушенной, стены приобретают стальной оттенок, а с лайтбокса совсем исчезют цвета и надпись «ПетерБург» - круг становится бело-голубым диском луны, освещающим серые стены домов. Наверное, не обходится без мистического присутствия Андрея Белого, написавшего свою библию символизма так, что при любой трансформации текста он сохраняет множество углов отражения.
«ПетерБург» на петрозаводской сцене эклектичен: сон и явь, поэтика и реализм, темпоритмические и стилистические столкновения, что не противоречит языку первоисточника. Режиссер не боится соединять китч с серьезным разговором. Изломанные судьбы и семьи, уход в мир грубый показаны так, что мгновениями просвечивает мир тонкий, духовный.
Спектакль Петра Шерешевского получился многослойным, выделяя линии прямые и внятно режиссером сформулированные, все время чувствуешь скрытые крючки, не всегда намеренно заложенные в сценическом тексте:
— Петр, почему у вас финал такой благостный? Папа продолжает шутить, мама смеяться, сын, правда, с вывихнутым мозгом, но так это всегда при нем было. А рефлексия, а философские искания из эпилога Белого? – спрашиваю режиссера.
— Какой же благостный? Все же умерли!
Если не знать романа Белого, то можно только так и считать финал: Аблеуховы встают как для семейного фото, раздается взрыв - все погибают. Понятно и закономерно: взрыв – смерть. Но в ромене Андрея Белого взрыв не причиняет никому физического вреда. Поэтому и взрыв прозвучавший в спектакле считался мною, как пустой звук, как невозможность остановить зацикленную историю отцов и детей. Поиграв в справедливость и демократию, сын вернется под крылышко ко всесильному родителю и вяло, но последовательно, продолжит его жизненный сценарий. Дети слабее, безвольнее, беспринципнее, изнеженнее родителей, но по мере сил приблизят разрушение Вавилона. В спектакле разночинец Дудкин (Николай Белошицкий) - не алкоголик, а нищий студент без вредных привычек, неожиданно осознавший, что Липпанченко (Дмитрий Максимов) - провокатор, и оттого совершивший убийство. А вот Николай Аполлонович (Руслан Арифуллин )- наркоман, скучающий отпрыск с Рублевки, который сегодня может пойти на митинг, предложить убить отца-сенатора как воплощение зла, а через мгновение от всего этого отказаться. Есть детские воспоминания о том времени, когда они были с отцом близки, но этого оказывается недостаточно, чтобы справиться с обидами, холодом и отчуждением, пришедшими позже. Для Николая это и борьба с собой, с пониманием, что он, сын, – продолжение отца во всех его качествах. Николай Аполлонович – первая роль Руслана Арифулина. И сразу - одна из главных. Молодой актер блестяще справился как с психологическим портретом молодого Аблеухова так и с техническими задачами. В спектакле много движения и песен. Все актеры профессионально и органично вписывают сольные и парные номера в общую ткань, сохраняя ощущение ансамбля.
Настоящий парный серфинг двух артистов Валерия Чебурканова (Аполлон Аполлонович Аблеухов) и Владимира Мойковского (Семёныч, слуга сенатора) задает высокий актерский уровень с первых минут. Дмитрий Максимов в роли Липпанченко – очевидное зло, провокатор, подлец. Он постоянно жадно поглощает фастфуд, пьет, изрекает «истины». Ему режиссер подарил шикарную возможность полностью исполнить песню: «Я начал жить в трущобах городских…». Выбор песни и ее исполнение – стопроцентное попадание в образ. Даже в небольшой роли Анны Петровны Аблеуховой Виктория Федорова демонстрирует виртуозность характерной актрисы. Ее Анна Петровна – рублевская Элочка-людоедочка. Зоя Захаровна Флейш, сожительница Липанченко, получив свое воплощение в актрисе Светлане Кяхярь,- странная, манкая, уютная женщина-женщина в белых кудрях. Не потерялась среди заслуженных артистов и только начинающая свои шаги на сцене Виктория Бикетова (сестра Лихутина). Актеры Дмитрий Константинов (Лихутин) и Евгения Верещагина (Лихутина) стали для меня настоящим открытием. Благодаря их мастерству и психофизике режиссеру удалось оставить в спектакле надежду на то, что люди могут договориться. Только одному это дано при рождении, а другого этому учит жизнь.
У актрисы Виктории Бикетовой есть прекрасные сольные сцены, она изящна и точна. Сергей Сергеевич Лихутин в исполнении Дмитрия Константинова – пронзительный образ человека, сохраняющего себя, несмотря ни на что. При появлении на сцене милиционера с гармошкой и грустными глазами, сразу понятно – он не про террор и наказание. Ему бы в своей семье разобраться. С сестрой, участвующей в протестах, и женой, открыто встречающейся с любовником. Дмитрий играет не безволие и глупость, а достойное смирение, принятие жизни и родных людей. Даже его неудачная попытка самоубийства полна тихого достоинства. Тончайшая, блистательная актерская работа.
Петр Шерешевский – ученик выдающегося мастера Ирины Борисовны Малочевской (многолетнего свидетеля и участника педагогического процесса в Мастерской Г. А. Товстоногова). Рожденный в Петрозаводске «ПетерБург» наглядно продемонстрировал и актуальность театральной школы и яркую творческую индивидуальность режиссера. Не исключено, что для всех актеров, занятых в спектакле, роли могут стать визитной карточкой.
В спектакле два основных плана – явный бытовой с рассказом истории: истории о том, что нельзя обмануть всех и себя, правда жизни настигнет. Нельзя одновременно быть бездушным и жестоким на службе и создать человеческие отношения в семье. Детский велосипед, на котором в финале выезжает Николай, юла над его головой – незакрытый детский гештальт. Из детства эти вспышки агрессии к отцу, подавляемые внешним приятием. Возможно, как это часто случается, в какой-то момент произошла подмена любви благополучием.
С песней «Масала Доса» из последнего альбома БГ «Знак Огня» радостно выбегают на поклон актеры: «Кали-юга – Что ж ты делаешь, зверюга? Кали-юга – Содрогнулась вся округа. Кали-юга – В облаках живет севрюга, Кали-юга – Мы не можем друг без друга. Кали-юга – За окном бушует вьюга». Нет тех, кто свободу может дать, нет и тех, кто может ее взять. Время Кали-юга. Террор и насильственные действия не совершаются людьми чистыми и красивыми. Все персонажи - жертвы, не способные к эволюционному пути развития. Кали-юга 100 лет спустя, центр перенесен, а «темный век» все темнее. Вопрос свободы повисает в воздухе. В таком «ПетерБурге» могла бы прозвучать любая песня БГ из альбома «Знак Огня», а главную мысль спектакля хочу выразить фразой из песни «Знак»: «Семь самураев и дитя без глаза играли в электрический ток».
Очевидные библейские аллюзии проецируемого видеоклипа Боуи Lazarus соседствуют с совсем бытовыми. «Посмотри наверх, человек, я в опасности, мне больше нечего терять, я так высоко, что у меня кружится голова, уронил вниз мобильный…». Николай Аполлонович не расстается с мобильным, постоянно все снимает и выкладывает в соцсети. Вся жизнь в гаджете, выронил мобильный – выронил жизнь. Гребенщиков и Боуи - это небольшая часть музыкального ряда, не только задающего ритм, но уточняющего и расширяющего смыслы, создающего широкое поле для интерпретаций.
Хаос, чудовищность последствий «мозговой игры» слабых игроков и, несмотря ни на что, надежда и вера в человека – все это есть в спектакле Петра Шерешевского.
