Спектакль «Перья» Упсала-цирка, посвященный двадцатилетию работы этого уникального творческого проекта, посмотрела постоянный автор «Вашего досуга» Соня Дымшиц, и теперь делится своими впечатлениями.
Обычно Упсала-цирк – портал в какой-то иной, магический мир, мир волшебства, легкости и счастья, которые нигде больше не найти. Во многом этому способствует цирковой язык – актеры Упсалы всегда существуют на грани физических возможностей, порой глаза отказываются верить тому, что происходящее – реально.
В спектакле «Перья», поставленном к двадцатилетию Упсала-цирка, несмотря на все великолепие трюков, совсем другая интонация. Он создан профессиональной труппой, теми, кто уже закончил обучение в Упсала-цирке. Для театра это большой и серьезный шаг, возможно, этим вызвано полное изменение эстетики. Перед Упсала-цирком стоят другие вопросы, другие задачи и проблемы.
Это темный спектакль с серыми костюмами и холодным светом. На актерах безликая униформа, своего рода спецодежда (художник по костюмам Анна Симакова), она под стать брутальному тону постановки. В какой-то момент возникает грустная примета времени – маски. Но это не просто тряпичные маски – у каждой есть продольный разрез, что превращает их, натянутые на лица актеров, в вороньи клювы.
Действие спектакля строится вокруг потрясающей многофункциональной сценографии Ника Хамова. В начале спектакля кажется, что актеры заперты в прозрачных боксах, но скоро оказывается, что каждый бокс – всего лишь вертикальная стенка на колёсиках. Эти панели летают по всей сцене, превращаясь то в коридор, то в узкий и набитый людьми вагон метро. В других сценах положенные на пол платформы становятся кроватями, на которых можно не только лежать, но и прыгать и кувыркаться. С помощью специального крепежа их ставят друг на друга, превращая в конструкции, на которые можно вскарабкаться различными способами, с которых можно прыгать и падать вниз на черные маты – спиной вперед, с сальто, с плеч партнера.
От трюков перехватывает дыхание – волшебство обычных спектаклей Упсалы ушло, остался реальный страх, реальная опасность происходящего (зрительница, сидящая рядом со мной, то и дело закрывала глаза).
Потом будут прыжки на подкидной доске – двое с разбегу прыгают на один конец, а третий взмывает в воздух, чтобы приземлиться на черный мат, будет жонглирование цветными светящимися шариками в темноте (зрителям предлагают закрыть глаза и давить на них большими пальцами, чтобы, когда мы их откроем, увидеть цветные кружки – ими и окажутся, к нашему удивлению и восхищению, шарики).
Спектакль исследует память – и личную, и историческую. Одним из безусловных триггеров, отсылающих в ее глубины, становится пластинка «Алиса в стране чудес». У меня это пластинка была в детстве, и «Алиса» будит во мне воспоминания, до которых так просто не добраться. Стоит услышать «Скажи-ка, дружок, где начинается день?», как я словно проваливаюсь куда-то, подобно тому, как в середине спектакля в трубу с мутной подсвеченной водой провалится актер и свернется в ней калачиком как эмбрион – точка отсчёта, то, с чего все началось.
Работа с документальным материалом в этом спектакле не слишком оригинальна, но она и не так уж необходима, лишь пунктирно сопровождая действия и возникая то тут, то там. Основной массив действия, который не уложишь в литературную фабулу, вылеплен из пластических, построенных на ритмичном синхронном движении, и цирковых сцен. Единственная сцена, в которой аудио-воспоминание встречается со сценическим настоящим, это сцена с огромным обручем, который актер укрощает и гладит, в то время как голос на аудиозаписи рассказывает, как герой в детстве ездил с дедушкой на лошадях в деревне.
На протяжении всего спектакля мы слышим короткие аудио-отрывки – это воспоминания актеров, видим проекции фотографий – сначала цветных, относительно недавних, затем чёрно-белых, старинных. Фотографии красиво ложатся на прозрачные конструкции, как тени, как пар, который остается на стекле. В финале такими же тенями останутся силуэты самих актеров, задержатся на несколько секунд и растают, для того, чтобы остаться только в нашей памяти.
