Американский писатель Чарльз Буковски – один из культовых персонажей англоязычной литературы 20 века.

Его тексты, в основном рассказы и несколько романов, подвергаются с момента написания самым разнообразным трактовкам, как и их создатель: для некоторых Бук – гений, «величайший гений, может быть, и столетия», для других – туалетный писака и грязный, ничтожный хам. Но грязь и хамство, возведенные в эстетическую категорию, становятся интеллектуальным искусством, в случае Буковски, по крайней мере. В конце концов, это стиль или защитная реакция; тексты Бука тонкие, эмоционально обостренные, лирические и очень конфликтные для самого автора. Едва ли этот глубоко одинокий пропойца стремился исключительно к эпатажу. Он просто не любил людей. Поэтому сойдемся на определении «маргинал» и, черт побери, великий маргинал! Это повод для влюбленности – проследуем за Томом Уэйтсом.

«История обыкновенного безумия» – плод этой влюбленности, моноспектакль молодого режиссера Семена Александровского, по сути, вторая его самостоятельная работа. После премьеры в одном из клубов Петербурга Семен моментально получил от театральных журналистов статус самого скандального режиссера сезона, с двумя полярными оценками от зрителя. Что также единственно правильный вариант: тебя либо любят, либо ненавидят. Стандартные узкие шоры не позволяют разглядеть в «Истории» что-либо, кроме стремления к эпатажу. Не окунаясь в диспут, предлагаю свою версию. Спектакль, как и литературный источник, по мысли опять же журналистов, рассказывает о девальвации материальных человеческих ценностей; хотя, на самом деле, перед нами история одного безумца, одного лирического героя, опустившегося до самых низов социума, возненавидевшего поглупевшую в комфорте часть человечества и воспарившего духом, пройдя очищение через секс и алкоголь. Это джазовая импровизация, частично задымленная сигарным дымом гедонистического существования героя, на тему красоты этого мира, искривленного людьми, осознанно создающими себе препятствия; они во веки веков испытывают страх перед непонятным. И уж лучше жить в «освобожденном зоопарке», чем среди отупевших в супермаркете довольного существования обывателей. Буковски куковал в стенах этого мира и не любил Рембо, он плакал, когда Ширли Темпл пела «В моем супе печенье в форме зверюшек…»

Теперь о том, как это сделано. Моноспектакль – едва ли не самый сложный жанр в театральном процессе. Существует серьезная опасность провалиться в сумеречную муку для зрителя. «Истории обыкновенного безумия» это не грозит, ее спасают кажущаяся простота режиссуры, влюбленность автора в материал и стилистически верный минимализм оформления. Здесь многое зависит от зрителя, поскольку история не классическая и, в основном, клубная. Работа обладает внутренней динамикой: в ней может меняться даже текстовое наполнение, но, главное, что при этом не деформируется замысел. Особенно удачные спектакли отличаются легкостью, чувственностью и удовольствием, с которыми нам преподносятся самые откровенные сексуальные сцены, – это может быть невероятно вдохновенно и красиво, в конце концов, человек таким образом естественно гармонизируется, – это к вопросу об изысканном гедонизме. В этой работе нет грязи, практика доказывает, что грязными могут быть уши, но не слова. У «Истории обыкновенного безумия» нет целевой аудитории, Бука может понять и принять любой, для этого нужно только открыть свое зачерствевшее сердце и оживить восприятие. Единственный недостаток, и даже не спектакля, а, честно говоря, наш, господа, – нестабильность зрительской реакции. Хотя острое отрицание только подтверждает мысль о неприятии непонятного. Все, о чем писал Бук, о чем говорит со сцены Семен Александровский стоит и хочется транслировать на собственную жизнь, ну вдруг человечество все-таки не пропащий проект, и, трансформируясь под воздействием литературы и театра, мы сможем что-нибудь изменить.

В общем, безумцы представляют собой живой интерес, и лучше уж быть безумным, вроде великого маргинала, чем смиряться со скучной обыденностью. И под очарованием пьяной мудрости Бука, мы вместе с ним плачем, когда Джуди Гарленд поет «Over the rainbow».