27 января, по традиции, театр им.В.Ф.Комиссаржевской вместе с родным городом и всей страной отмечает день снятия блокады. Наш театр напрямую связан с этой датой. 18 октября 1942 года, в осажденном городе - беспрецедентный случай в мировой истории! – открылся новый Городской театр, который зрители почти сразу окрестили Блокадным. Сегодня это - театр им.В.Ф.Комиссаржевской, но память о тех суровых днях жива для каждого работника.

В этот день (в 15.00) по традиции коллектив театра собирается вместе за столом, чтобы вспомнить ушедших и поздравить своих ветеранов, среди которых артисты Галина Короткевич и Иван Краско, работники театра Татьяна Курмаш, Людмила Темникова, Лидия Тамбовцева, Людмила Джиордани, а также участники войны и жители блокадного Ленинграда, кто служил театру в разные годы: Мария Катульская, Эрна Зотова, Галина Маркова, Ирина Полетаева, Татьяна Никитина, Роза Валеева, Александра Аникина, Валентина Данилова, Генриэтта Урисман, Раиса Амосова. С каждым годом их все меньше и меньше, каждая наша встреча – это не только радость и повод собраться вместе, но и печаль об ушедших еще за один год…

27 января театр дарит подарок жителям блокадного города и участникам ВОВ, приглашая их на вечерний спектакль "Мыльные ангелы" по льготным билетам (100 р.).

 

Из воспоминаний Ольги Берггольц: Письма, которые получила я зимой 1941/32 года на свои передачи, в частности на передачу под новый, 1942 год, останутся для меня на свою жизнь самой высокой наградой.

В радиокомитет приходили также заявки на чтение классической и советской литературы. В январе были особые передачи - «Чтения с продолжением». Был прочитан ряд отрывков из «Илиады» Гомера, а артист А. Янкевский читал несколько дней подряд «Педагогическую поэму». Янкевский был очень плох, он почернел, еле дышал, но Макаренко был когда-то его учителем, и артисту страстно хотелось дочитать цикл. Однажды он пришел в таком состоянии, что Бабушкин шепнул:

- Боюсь, что он не дочитает сегодня… - и вместе с ним на всякий случай, - пошел в студию.

Но Янкевский дочитал цикл, он живет и работает до сих пор. А как много (и как хорошо!) читала по радио любимица маленьких радиослушателей Маша Петрова – ныне заслуженная артистка республики!

Из этих передач - «Чтения с продолжением» - постепенно родился «Театр у микрофона». У микрофона артисты радиокомитета стали разыгрывать целые пьесы, преодолевая голод, слабость, быструю утомляемость. Репетировали по частям печатавшуюся в «Правде» пьесу А. Корнейчука «Фронт», затем исполняли ее перед микрофоном, затем, некоторое время спустя, перенесли на сцену. Так к концу сорок второго года из артистов радиокомитетского «Театр у микрофона» и артистов 1-й фронтовой агитбригады в осажденном городе родился под вой и свист снарядов и бомб) без всякого метафорического преувеличения – увы!) новый театр, где все, от режиссера В.Мойковского, артиста А.Янкевского до рабочих сцены, были самыми подлинными и рядовыми защитниками Ленинграда. Театр успешно работал, а в 1962 году он отметил свое двадцатилетие – он называется теперь театром имени Комиссаржевской, он популярен и любим не только в Ленинграде, но и в стране, по городам которой ежегодно дает гастроли с неизменным успехом.

Я счастлива, что вот уже третий год в репертуаре этого театра есть и моя пьеса – о самых суровых днях блокады, об ее героической и трагической зиме 1941/42 года, что в одном эпизоде звучит мой голос – пленка сохранившегося чудом выступления перед новым 1942 годом. Пьеса называется «Рождены в Ленинграде». На премьеру ее все артисты и работники театра, не сговариваясь, и – что самое удивительное и трогательное - множество зрителей пришли с медалями «За оборону Ленинграда».

Не ради пустого хвастовства говорю я это, но для того, чтобы лишний раз подчеркнуть, как умеет хранить город-герой свои революционные и боевые традиции - хранить не умственно, а всем сердцем. А на юбилее «Блокадного театра» в октябре 1962 года многих и многих пришлось помянуть нам добрым словом и вставанием, и все с глубоким душевным трепетом вспоминали славные и смертоносные, но непобедимые дни «Театр у микрофона»…

Из воспоминаний Юрия Алянского:

Люди, которых никогда не видели слушатели, - радисты, работники радиокомитета – оказались в авангарде ленинградского сопротивления. Они стали коллективным политруком осажденных. А когда с неба сыпались бомбы, они на шестом и седьмом этажах Дома радио, как подобает политрукам, находились впереди, по самым огнем. Я не могу рассказать на этих страницах обо всех сотрудниках Дома радио – о литературных и музыкальных редакторах, о режиссерах и тонмейстерах, чтецах и оркестрантах. И глубоко сожалею об этом. Каждый из них внес такую часть своего мужества и своего труда, без которой не было бы целого. Ленинградцы никогда не забудут этого.

Артист Александр Янкевский начал сдавать быстрее других. Однажды, когда Янкевский готовился читать отрывок из «Педагогической поэмы», он выглядел особенно плохо. Товарищи решили: человек обречен. Янкевскому предложили отдохнуть – передачу прочтет другой. Артист отказался наотрез и, держась за стену, нетвердым шагом направился в студию. Тогда за ним следом послали другого артиста, «дублера». Если Саша упадет во время передачи, сказали ему, ты его заменишь.

Янкевский брел в студию и ни о чем не думал. Как далеко было время, когда он, Александр Янкевский, работал в коммуне имени Дзержинского, стал помощником и другом Макаренко, Антон Семенович читал ему только что написанные страницы второй части «педагогической поэмы» и заинтересованно требовал критики, мог ли молодой артист, увлекшийся чуть ли не больше театра педагогической системой Макаренко, предположить, в какую страшную минуту возьмет он в руки «Педагогическую поэму»?

Янкевский вошел в студию и рухнул на стул. Артист не вспоминал сейчас об Антоне Семеновиче. Не думал о друге, который зачем-то сел рядом с литками в руке. Артист испытывал одно стремление – прочесть передачу до конца. Он включил микрофон, выждал мгновенье, собираясь с силами и начал:

- В шести километрах от Полтавы на песчаных холмах – гектаров двести соснового леса, а по краю леса - большак на Харьков…

Янкевский не упал, не остановился. Он прочитал передачу до конца. И люди слушали Макаренко, согревались теплом его сердечности, его юмора.