VashDosug.ru побеседовал культовым героем нашего времени, гражданином поэтом — Дмитрием Быковым.
Читатели, слушатели, зрители уверены, что вам все дается легко! Это верное впечатление? Знакомы ли вам муки творчества? Работаете ли вы «через не могу»? Если да, то как часто? И сказывается ли это на результате?
Легко дается то, что меня действительно сильно занимает, то, что я умею и люблю. Таких вещей не очень много. А муки творчества – миф: надо уметь ввести себя в некое состояние, когда пишется. Для этого разные люди прибегают к разным техникам: у Гоголя было графическое, «от руки», мышление, когда сам процесс письма заставляет сосредоточиться. Он писал любую белиберду, расписывая руку, а потом вдруг начинал получаться текст. Есть мышление артикуляционное – когда мысль лучше формулируется в процессе речи. Мне, чтобы сосредоточиться, надо ездить на сегвее или водить машину, или выгуливать собаку. Если надо писать срочно в номер – я пишу плохой первый абзац, а потом постепенно нащупываю верную интонацию. С прозой примерно так же. Трудно первый час. Дольше трех часов подряд я стараюсь не работать – замыливается глаз, не так ясно видишь длинноты или крайности.
Читаете ли вы критические отзывы на свое творчество? Чье мнение для вас действительно имеет значение? А хвалебные?
Читаю, разумеется, хотя все не прочтешь никак – большинство ведь размещается не в прессе, а в сети, да и времени не хватит. Для меня имеет особое значение негативное мнение тех людей, которых я не люблю. Они честнее, объективнее любящих. Если я продолжаю их бесить, да так, что они не могут об этом промолчать, – значит, все в порядке. Вообще в рецензиях для меня важен не вектор, а сила эмоции: если вяло хвалят – книга чаще всего плоха, но если взахлеб ругают – это хороший признак. Писатель – или кинематографист, скажем, – для меня определяется именно тем, в какой степени он сумел разбудить и раздразнить критика.
Когда вы сами пишите резко негативную рецензию, думаете ли вы о реакции автора? Не боитесь ли смертельно «обидеть человека»? Были ли случаи испорченных личных отношений?
Не припомню. Бывали случаи, когда автор обижался, угрожал и даже распускал сплетни. Но это нельзя назвать «испорченными личными отношениями» – с этими авторами у меня отношений не было.
Какой вид деятельности приносит вам особенное удовольствие?
Стихи, я думаю. Роман «Квартал» – настолько приятно было его сочинять, что жаль сдавать издателю. Из того, что не связано с литературой, – плавание, поездки в Крым, езда на всяких забавных и любимых устройствах вроде сегвея и соловила. Преподавание в школе – в хорошем классе. Я люблю жить на даче, собирать грибы, гулять там по вечерам.
Делаете ли вы что-то только ради денег?
На радио работал главным образом ради них, хотя тут есть свои прелести. Но программы систематически закрывают – увы, не по профессиональным причинам.
Есть ли для вас разница – читать лекцию перед большим, заполненным до отказа залом, или перед небольшой группой слушателей?
Если это небольшая группа понимающих людей, то практически никакой. Иногда, увлекшись, я начинаю читать лекцию даже собственным детям, хотя они просят всего лишь объяснить то или другое темное место в классике.
Что вам больше нравится: читать лекции взрослой аудитории или рассказывать о том же самом школьникам? В чем разница?
Школьники бывают разные. Есть классы, которые я люблю и в которых, забывшись, начинаю рассказывать о вещах серьезных и взрослых. Есть классы совершенно равнодушные, «хорошистские», слушающие вежливо, но без всякого личного интереса. Лучше всего, конечно, объяснять сложную вещь вроде «Войны и мира» умному и недисциплинированному классу, способному на диалог. Взрослая аудитория спокойней, но и поспорить с ней почти никогда не удается. Вообще она реагирует главным образом постфактум, когда разошлась по домам и обдумывает услышанное. В результате все возражения высказываются задним числом. Со школьниками проще – они ловят мысль, когда она только что высказана, и взвиваются: «Нет, это не так! Онегин – не отрицательный герой! Долохов – не монстр, вы просто завидуете! Печорин – не герой, а скотина!» – от взрослой аудитории, конечно, ничего подобного не услышишь.
Как отличается питерская аудитория от московской? И провинциальная от московской и питерской?
Питерская настроена язвительней – все, приехавшее из Москвы, ей кажется поверхностным и рассчитанным на легкий успех. Приходится по мере сил разубеждать. Провинциальная опять же бывает разная: не знаю, можно ли назвать Новосибирск провинцией, – там обычно самые интересные диалоги. Урал. Владивосток. Напротив, в средней России обычно встречаешь равнодушие и вялость – аудиторию, особенно молодую, там труднее расшевелить. Но мы учителя, а потому знаем всякие штуки.
Нравится ли вам отвечать на записки из зала? А если вопросы глупые? И каких вопросов больше?
Глупых не бывает – те, кто может их задать, дома сидят. Отвечать нравится чрезвычайно, потому что большинство этих поворотов мысли мне бы и в голову не пришли. Из некоторых наивных детских вопросов, заданных на уроках или лекциях, выросли лучшие мои статьи.
Нужно ли по вашему мнению читать «хорошую книгу» если чтение дается нелегко? Продираться сквозь текст, искать смыслы, дочитывать любой ценой?
Да зачем же? Разве что вы, как учит Гурджиев, уверены, что если вещь дорого стоит, надо съесть ее любой ценой, будь это хоть красный перец. Я обычно стараюсь не продираться, если мне не нравится. Потом иногда дорастешь – и продираешься уже не без удовольствия. Вообще слух о том, что книга «трудна», оказывается, как правило, неверен: уж как меня пугали Уильямом Гэддисом – а по-моему, очень легкий писатель, хотя и первоклассный. Пока я не сумел продраться только сквозь Пруста, потому что это, по-моему, противоположно моим вкусам и взглядам во всех отношениях. И то «Пленницу» прочел, найдя в ней наконец нечто близкое.
Обязательно ли читать классическую литературу? И почему?
Смотря чего вы добиваетесь. Если хотите набить максимум шишек, то, конечно, необязательно. Можно все понять на собственной шкуре, если эта шкура выдержит и на ней хватит места.
Как вы относитесь к тому, что ваши книги станут литературой «обязательной для чтения»?
Когда станут, тогда и отнесусь. Пока мне это как-то не грозило.
Необходимо ли знать биографии писателей, чтобы глубже понимать их творчество? Если нет, то зачем тогда биографии?
Биографии писателей надо знать хотя бы для того, чтобы изучить навык сопротивления обстоятельствам. Писатель – тонкий, чуткий, хрупкий инструмент. Ему надо защититься от насилия, лжи, разочарования, надо научиться противостоять всему этому, не теряя упомянутой чуткости и хрупкости. Вообще жизнь писателя – сама по себе поучительнейший текст, путешествие по лезвию бритвы. Надо ведь и душу сохранить, и жизнь свою молодую не угробить, и творческую способность спасти от компромиссов. Триллер, одно слово. И чем меньше внешних событий, тем больше внутренних.
Кто бы мог написать вашу биографию для серии ЖЗЛ?
Жена, но ей это вряд ли будет интересно. У нее герои другого плана – Чуковский, Катаев...
