Народную любовь ему принесло телевидение — роли в сериалах «Саша + Маша» и «Воронины». Но актер не готов навсегда оставить театр ради съемочной площадки. В новом спектакле «Ножницы» Независимого Театрального Проекта он играет полицейского, который вместе со зрителями должен найти убийцу.
— Георгий, когда вы сегодня вышли на сцену, по залу понеслось: «Костик Воронин!» Не обидно: с одной стороны — в прошлом работа в Малом театре, а с другой — популярность благодаря сериалу?
— Знаете, уже не обидно. Раньше также шептали: «Саша, Саша...» Но это все этапы актерской жизни. Конечно, телевизор люди смотрят чаще, чем ходят в театр. Значит, моя работа в сериалах замечена, любима. На что тут обижаться? Был один случай, который многое мне объяснил. Однажды мы с друзьями ехали в поезде на очередные гастроли. В соседнем вагоне ехали питерские коллеги, в том числе Александр Лыков. Я говорю друзьям: «Ребята с нами едет... едет... Казанова!» Уж если я своего коллегу назвал по имени его известного персонажа, какие у меня могут быть претензии к зрителю?
— Правда, что вам ради съемок пришлось уйти из труппы Малого театра?
— Да, к сожалению это так. Меня пригласили в сериал, но театр не пошел навстречу. Пришлось уйти.
— Жалели об этом?
— Конечно! Сегодня у меня есть желание вернуться в репертуарный театр. Причем, именно в Малый. Я заканчивал Щепкинское училище, играл на этой сцене. До сих пор, когда прохожу мимо, сердце екает.
— Значит, обиды нет?
— Нет. Нельзя обижаться на театр. Я не хочу трактовать поступки другой стороны. Возможно, была причина, по которой мне не пошли навстречу.
— Вы по характеру такой не обидчивый или это результат постоянной работы над собой?
— Нет, это не природный альтруизм, а работа над собой и жизненный опыт. Конечно, обидеться гораздо легче, чем попытаться понять, простить. Но к сорока двум годам пора этому научиться.
— А если в кино пойдет такой вал работы, что придется выбирать между театром и съемочной площадкой?
— Не хотелось бы встать перед таким выбором. Театр — это некое таинство, которое происходит здесь и сейчас. В кино у тебя есть следующий дубль, а на сцене — только одна попытка.
— В кино вы назвали своим учителем Никиту Михалкова. В театре есть такой человек?
— Настоящим кумиром в профессии для меня является Игорь Ильинский. Уникальный актер, который начинал с комедийных персонажей, прошел школу Мейерхольда и в конце пути пришел к серьезным драматическим ролям. Я восхищаюсь Борисом Владимировичем Клюевым. Он для меня пример безукоризненного отношения к профессии. С каким достоинством он себя ведет на съемочной площадке! Даже с режиссерами, которые еще не зарекомендовали себя, он подчеркнуто вежлив, никогда не опускается до споров, склок, в первую очередь, спрашивает с себя. А когда актер себя не жалеет, полностью отдается роли, зрители это чувствуют.
— У вас в жизни был шанс, который вы не использовали, а теперь жалеете?
— Был. Вот недавно снимали «Ворониных», а меня пригласили в хороший фильм о войне. Роль специально для меня писали. Режиссер хотел, чтобы именно я снимался. Но пришлось отказаться. График сериала никак не позволял принять участие в съемках. Очень жалею, что так вышло.
— Одно время вы говорили, что режиссеры «большого метра» вас не замечают. Изменилась ситуация?
— Нет, к сожалению. История, о которой я вам рассказал, — единичный случай. По большому счету, у меня только две заметные работы в кино — в
«Сибирском цирюльнике» и «Ночном дозоре». Остальное — эпизоды. Ничего страшного, «доберем» в другом месте.
— Мы с вами разговариваем после спектакля. Вы, как актер, чаще бываете собой довольны или не довольны?
— Чаще отношусь к себе критически. Всегда лучше остаться с ощущением небольшого голода, пожурить себя, сделать манок на следующий спектакль, чтобы было что исправить. Останавливаться нельзя.
— Спектакль «Ножницы», премьера которого состоялась совсем недавно, полностью построен на общении с публикой. Вы как-то по-особенному перед ним настраиваетесь?
— У меня есть своя система подготовки к спектаклю. Это такая разминка, которая является буферной зоной между реальной жизнью и выходом на сцену. Знаете, как в лаборатории, где работают с опасными веществами, — обязательно существует шлюз, отделяющий одно помещение от другого. Любой спектакль непредсказуем. Но спектакль «Ножницы» весь построен на общении с залом, на реакции зрителей, которая каждый раз разная. Для меня это всегда стресс!
— Меня поразило, насколько зрители легко включаются в игру, с азартом ищут убийцу...
— Значит, мы были убедительными. Это приятно. Слава Богу, что публика стала более свободной, так естественно реагирует.
— Вы много играете в театре, снимаетесь в сериалах, ездите на гастроли... Когда мы много хотим успеть, в чем-то неизбежно теряем. Вы в чем потеряли?
— Какие-то роли уже ушли. Актер — заложник возраста. Даже мужчина! Например, спектакль «Боинг-Боинг» мы играем уже десять лет. На премьере мне было тридцать два. А сейчас порой чувствую, что физическая легкость уходит и надо гораздо больше работать над собой, чем раньше. Мне, например, всегда очень хотелось сыграть Хлестакова, но я понимаю, что биологические часы этой роли уже прошли. Если только не появится режиссер с какой-нибудь смелой интерпретацией. Но важнее не потерять в том, что уже имеешь, поэтому я стараюсь делать свое дело честно.
— Сегодня вы — узнаваемый артист. В юности так и представляли себе популярность?
— Когда учился в институте, шутил, что у меня есть специальная полочка для будущих наград. Любой актер тщеславен. И я не исключение. Хочется, чтобы твоя работа была замечена не только зрителями, но и коллегами.
— Чем вы сегодня больше всего гордитесь? Что считаете своим главным достижением?
— Двоих детей. Семья — это основа всего. Чем дольше я нахожусь в этой публичной профессии, тем больше ценю дом, семью, общение с детьми. Надо правильно расставлять приоритеты. В молодости важна карьера. С возрастом начинаешь ценить совсем другие вещи. Это не значит, что я ставлю крест на профессии, но я не хочу, чтобы дети выросли, пока папа где-то на гастролях.
