Октябрь в Петербурге уже давно перестал быть унылой порой — с тех пор, как в театре «Балтийский дом» родилась и окрепла традиция каждую осень встречать одноимённым Международным театральным фестивалем. Среди участников, чьи спектакли зрители ждут с особым нетерпением, — Новый Рижский театр, который в этом году украсил фестивальную программу своей версией романа И. А. Гончарова «Обломов».
Режиссёр Алвис Херманис поставил спектакль «Обломов» о природе. О человеческой природе, разумеется, потому что его театр — для людей и о людях.
Декорация с первых минут спектакля погружает в мир картин П.Федотова — обжитой, уютный, но, вместе с тем, какой-то отталкивающий, иронически поданый, где в дальнем углу стены заволокло копотью от печи, на полу — куча бумаг, а хозяин, кутаясь в одеяло, мечтает только об одном — чтобы, не дай бог, не нагрянули незваные гости. Слуга Захар (в блистательном исполнении Вилиса Даудзиньша), кряхтя и проклиная жизнь, сползает со своей лежанки, чтобы в очередной раз убедиться, что барин позвал зря, дел никаких нет и можно снова погрузиться в бесконечное забытье, отгородившись от мирской суеты. Все телодвижения Захара — корявая походка, нервические пируэты рук, скрюченная спина — говорят о том, что тревожить его негуманно и любые попытки склонить к деятельности чреваты непоправимым уроном — как минимум, разбитой посудой.
Чрезмерный грим и парики — не просто игра в гипертрофированную театральность, они превращают персонажей в неких сказочных существ, живущих на границе обыденного мира и сонной, стоялой, замшелой реальности, в которую они возвращаются, как только их оставляют в покое.
Обломов Гундарса Аболиньша — артиста, наделённого удивительным драматическим даром, актёра-оборотня в самом комплиментарном смысле этого слова, располагает к себе безусловной узнаваемостью: ну кого в детстве, а то и в зрелом возрасте, не стягивали вот так с кровати вместе с одеялом, уговаривая и грозя? (Кто из нас не нажимает на кнопку «мне нравится» под картинкой «Я люблю спать, а спать любит меня, но утро не хочет, чтобы мы были вместе» или «При возникновении любых непонятных ситуаций ложитесь спать»?).
Покой и отрешённость, ставшие в современном мире уделом немногих счастливцев, царят в доме Обломова, и нарушить их не в силах даже постоянные посетители — такие же нелепые существа: бочкообразный Алексеев или искорёженный невзгодами и шатаниями Тарантьев. Их можно занять и успокоить тарелкой с едой или рюмочкой наливки, можно с удобством возложить на них ноги, устроив на своём же диване. В этот диван пущены корни, на нём, не отрываясь от родной почвы, живёт Обломов — представитель растительного мира, как, собственно, и все остальные персонажи спектакля. Привычная трактовка образа Обломова как человека, поражённого вселенской ленью, в спектакле Херманиса поворачивается неожиданной стороной, подобно избушке на курьих ножках — к лесу передом, а к зрителю... лесом. Предмет внимания режиссёра в этом спектакле — жизнь с точки зрения деревьев. Именно поэтому мысль о возможном переезде вызывает неподдельную панику. Чтобы пересадить дерево, нужно вырвать его с корнями, а это равносильно гибели. Типичный пример — Штольц, юношей покинувший родные места и, может быть, от этого утративший свою изначальную природу, превратившийся в длинную, прямую и крепкую древесно-стружечную плиту. Он пригоден для дела, для строительства домов или фабрик, но, по сравнению с другими, он — неодушевлённый материал.
Стараниями Штольца в жизни Обломова появляется Ольга — единственная женщина в спектакле (женщина, которая поёт — арию «Каста дива», каватину Нормы из одноимённой оперы Беллини — обращение жрицы друидов к богам с просьбой защитить священную рощу от захватчиков). Но любовь, на которую способен Обломов, не имеет ничего общего с телесным, человеческим чувством. Отношения Обломова и Ольги в этом спектакле бесперспективны так же, как история любви тонкой рябины и высокого дуба в известной песне. Встречи влюблённых происходят на фоне плоской, разворачиваемой из рулона, декорации, где нарисованные деревья не имеют ничего общего с настоящими, по какой-то прихоти мироздания заключёнными в человеческие тела
