В начале февраля в ДК им. Ленсовета пройдет премьера спектакля «Плавание» по одноименной поэме Шарля Бодлера в переводе Марины Цветаевой. На главную роль режиссер Илья Мощицкий пригласил рок-музыканта, композитора и поэта Светлану Сурганову, давно мечтавшую сыграть в театре.
Авторы обещают зрителям мультижанровый спектакль о каждом из нас. Что скрывается за этой туманной формулировкой VashDosug.ru попробовал выяснить, поговорив со Светланой Сургановой, Ильей Мощицким и композитором спектакля Дмитрием Саратским.
— В интервью вы не один раз говорили о том, что спектакль «полижанровый». Многие современные постановщики, вероятно, опасаясь, что к ним будут предъявлены претензии в соответствии с заявленным жанром, пытаются себя обезопасить и скрываются за формулировкой «мультижанровый спектакль». Вы пытаетесь просто быть в тренде?
Илья Мощицкий: Я не пытаюсь быть модными. Я просто делаю спектакль так, как ощущаю. Может быть, это не верно. Просто я так чувствую, имея театральное образование, следя за театральной традицией, и за тем, как это происходит сейчас и у нас, и в мире. С другой стороны, я не вижу разногласий между современным театральным процессом, и тем, чем мы занимаемся, как раз наоборот.
— Светлана, в афише спектакля заявлено, что вы сыграете главную роль. Будет ли это действительно роль? На сцене будет персонаж или вы?
Светлана Сурганова: Пожалуй, это будет Светлана Сурганова, но, надеюсь, она будет многогранна: в разных ипостасях, в разных текстах, с разной эмоциональной подачей. Это даже не Светлана Сурганова, это мысль, обрамленная в слово.
— Илья, вы — профессиональный режиссер, Светлана — непрофессиональная актриса. Наверное, у нее возникают проблемы в построении рисунка роли, ее композиции. Как вы ей помогаете?
И.М: «Профессиональный актер» - странная формулировка для меня, как, например, «профессиональный поэт». Актер — это набор психофизических данных плюс опыт сценической работы. Мне кажется, что в данном случае более уместно употребить слово «артист», как понятие более глобальное и широкое. То, что у Светы нет десятилетнего опыта работы в БДТ им. Товстоногова, в нашем случае плюс, потому что из-за образования и последующей сценической деятельности в актерской игре рождается много штампов. В «Плавании» все артисты набраны таким образом, и спектакль придуман таким образом, что его нельзя назвать спектаклем с традицией. В данном случае это эксперимент, где на одной площадке сталкиваются разные люди, и от противоположности высекается искра.
— Как вы, Светлана, работаете с текстом Бодлера?
С.С.: Я работаю над ним почти всегда: у мамы, за рулем, с соседями, с друзьями. У меня есть сложности: чтобы запомнить текст, мне нужно много над ним работать. Все 40 минут, что я еду в машине до Колтушей, где сейчас живу, бубню себе под нос текст. Я должна это так заучить, чтобы рассказать даже под наркозом. Текст должен войти в кровь, в жилы, в язык, в нервы. Я работаю с ним не только на ритмическом и смысловом уровнях, но и на фонетическом. Я обращаю внимание на то, как стыкуются слова, строчки, как звучат фонемы, это очень важно.
— Илья, то, что сейчас говорила Светлана, напоминает об опыте театра начала ХХ века в постановках по текстам символистов. Например, когда Мейерхольд ставил в студии на Поварской Метерлинка, они с актерами-студийцами, которые, кстати, тоже не были профессионалами, выработали принципы, касающиеся и произношения этих текстов. У вас есть какой-то особый способ проработки текста?
И М.: Естественно, мы учитываем опыт веков и опираемся на то, что было до нас. В нашем спектакле стихи — это продолжение музыки или ее начало. Есть номера или отрывки спектакля, где речь плавно переходит в мелодекламацию, потом в вокал, возвращается к мелодекламации и заканчивается опять прочтением вне музыки. Эти переходы — единая ткань спектакля, цельная поэтически-мелодическая структура. Наш спектакль — ни в коем случае не мюзикл, но традиции скрещивания слова, вокального искусства и музыки взяты нами из мюзиклов.
— Светлана, в спектакле ваши песни соседствуют со стихами Бодлера и Цветаевой. Есть ли стилистическая разница между этими составляющими?
С.С.: Как ни странно, Илье удалось мягко нивелировать эту разницу. Пока я не увидела ни одного противоречия между текстами моих песен и бодлеровским «Плаванием». Это, конечно, большая заслуга нашего композитора и аранжировщика Дмитрия Саратского, который заново создал мои песни и всю музыку к спектаклю в одной стилистической манере.
— Почему вы решили аранжировать песни по-новому?
И.М.: Потому что без новых аранжировок здесь просто невозможно. Спектакль — не набор песен, идущих в определенном порядке, здесь есть динамика, есть образы, которые по ходу спектакля развиваются, трансформируются. Если бы мы взяли песни без изменений, у нас бы не получилось создать единую картину.
— Смысл новых аранжировок в том, чтобы привести в некое стилевое единство музыкальный ряд?
Дмитрий Саратский: Каждая песня Светланы, которую мы используем в спектакле, имеет свою драматургию, свою историю, свой образ. Эти песни зачастую написаны в разные годы, входят в разные альбомы, они разные по стилистике и по мировоззрению. И, главное, это законченные произведения. Мы сделали так, что они становятся частью более крупной формы.
— То есть при помощи аранжировок вы можете сделать законченное произведение частью?
Д. С.: Естественно! Все средства музыкальной выразительности должны работать в тандеме и правильно сочетаться. Все песни должны быть приведены к общему знаменателю, притом не только с точки зрения фактуры и темпов, но еще и с точки зрения образа. Аранжировка не является для нас самоцелью. Мы просто перерабатываем каждую песню так, чтобы она «выстрелила» и была на своем месте.
— Светлана, нельзя не заметить, что на всем протяжении вашего творчества в песнях есть образы моря, ветра, парусов, корабля, которые есть и в поэме. Однако одни и те же понятия у вас и у Бодлера существуют в разном контексте и с разным настроением. Можно ли говорить о том, что раз вы участвуете в спектакле, сейчас для вас актуальна эта мрачная мистическая атмосфера Бодлера?
С.С.: Я сейчас много репетирую, и каждый раз, когда приезжаю к маме, говорю ей: «Набирайся терпения! Ты мой зритель, я тебе сейчас буду читать текст!». Она слушает, и говорит: «Боже мой! Какой беспробудный мрак! И это все мы будем слушать в течение двух часов?». Для того, чтобы разбавить мрак, существуют мои песенки. В спектакле многое будет построено на контрасте. Мы устроим шокотерапию: зрителя будет швырять то в жар, то в холод. И хорошо, потому что именно это позволит зрителю эмоционально обогатиться.
