Михайловский театр представил свежую «Тщетную предосторожность».
Самый живой из сохранившихся старинных балетов, «Тщетная предосторожность» уже двести с лишним лет влюбляет в себя публику. Сюжет его стар как мир и все еще актуален: лихая вдова Симона хочет выдать дочь замуж за богатого балбеса, но девчонка заводит жениха вопреки маминым советам, справляя свадьбу с бедным, но славным. На этот сюжет из жизни счастливых пейзан французский умелец Жан Доберваль в конце 18 века поставил прекрасный балет, доживший до наших дней в разных редакциях. Михаловский театр приобрел версию британского хореографа Фредерика Аштона 1960 года. Русскому балету она внучатая племянница, поскольку Аштона подтолкнула к постановке эмигрировавшая после революции балерина Императорского Мариинского театра Тамара Карсавина. Версию Аштон сделал внятную, веселую, сдобрив французскую пикантность оригинала британским чувством меры и стиля.
Театр не просчитался, спектакль очарует кого угодно. Умытые домики, аккуратные стога сена, причесанный пейзаж – вся эта кукольная прелесть просто требует столь ценимой англичанами щепотки иронии, и с ее сразу же добавляет выход роскошного Петуха (Антон Апашкин) с бригадой курочек. Курочки заискивающе чистят перья, петух покровительственно оглядывает личный состав; вечный инстинкт продолжения жизни сразу театрализован. Дальше радует глаз череда мизансцен. Хорошенькая Лиза (Анжелина Воронцова) посажена матерью сбивать масло, а вместо того нежничает с красавцем Коленом (Иван Зайцев). Крестьяне договариваются с Симоной о плате за труды, и та прижимает копеечку. Заботливо сохранены все самые знаменитые сцены старинного балета: эффектная обводка в аттитюде, когда Лиза медленно поворачивается по кругу на одном пуанте, держась только за связку шелковых лент. Танец в сабо, в котором бодрая вдова Симона брызжет темпераментом (в роли всегда крупные артисты-мужчины, зал Михайловского умирал от выписанного из Лондона «носителя языка» Майкла О’Хэйра). Финальное па де де, заношенное в концертах и на конкурсах, в родном контексте выглядит по-настоящему прекрасно. Но особый вкус балету придают пантомимные мизансцены. Так сбежавшие от толпы Лиза и Колен молятся после прогремевшей грозы и украдкой обнимаются через окошко. Лиза неловко кормит кур и очень правдоподобно мечтает о хорошем муже.
Вообще-то есть много других редакций, еще и залитых артистической отсебятиной, где Колен так и норовит нырнуть красотке под юбку, попутно отвлекаясь на других симпатичных девиц, а его соперник Ален преувеличенно комикует в духе самых глупых гэгов. Здесь же все происходящее обтачивается чувством меры и стиля. Если поцелуй, то опасливо-нежный. Если объятия, то почти дружеские. Если крестьянское сочувствие влюбленным, то без чертика в глазах, а со спокойной симпатией: так уж у ребят случилось, оставьте в покое. Кульминационная сцена, когда запертая мамашей в спальне Лиза оказывается не одна, в глазах честного народа не заварушка, а забавный поворот событий. Ни пошлости, ни сиропа.
Считается, что Аштона кроме прочего вдохновляла серия английских деревенских гравюр 19 века – «Дочь крестьянина», «Сын фермера» и так далее. Гравюра и лубок не одно и то же, и его мягкая ирония к милым балетным штучкам в итоге выдает его разлитую в спектакле нежную любовь к старине. Так худо сбереженная дочь обернулась хорошо сбереженной стариной, утонченной, обаятельной и современной.
