Леонид Алимов:«Главным сюрпризом стало то, что я — Макбет»

Трагедия Шекспира «Макбет» — первая постановка известного европейского режиссера Люка Персеваля в России. Для своего «русского дебюта» режиссер выбрал Театр-фестиваль «Балтийский дом», с которым он сотрудничает уже более десяти лет и не раз называл его своим «родным русским домом». Накануне премьеры  «Ваш досуг» побеседовал с исполнителем заглавной роли Леонидом Алимовым.

— Существует поверье, согласно которому над «Макбетом» тяготеет проклятие, и что ставить эту трагедию очень опасно. Вы суеверны по отношению к пьесе?

— Нет. Персеваль сразу отмел все эти предрассудки. Но при этом сказал, что, если кто-то боится последствий от взаимоотношений с «Макбетом», он готов понять и без обид расстаться. Таковых не нашлось.

— Персеваль ведь уже делал эту пьесу раньше?

— Да, дважды. Я даже видел видеозаписи спектаклей. Люк сразу рассказал нам об этих постановках. И о том, что эта пьеса его не отпускает, что он не доволен своими постановками «Макбета». Он прямо сказал, что первый раз у него был настоящий провал, потому что, по молодости лет, он сделал спектакль о сугубо мужском мире — о власти, о мужчинах-воинах. А сейчас понял, что пьеса — о мужчине и женщине, о семье, о потерянной любви, о невозможности любить как хотелось бы, о желании возвратить любовь любой ценой, включая кровь и убийство. И о том, что таким страшным способом любовь, конечно же, вернуть нельзя.

— Тема вашего спектакля — поиск нового содержания во взаимоотношениях мужчины и женщины, попытка придать новый смысл их союзу, вернуть содержание чувствам? Но тогда роль женщины становится очень важной.

— Да, леди Макбет — движитель всей истории, генератор, организатор.

— Макбет никогда не пошел бы на такой «подвиг» — убийство короля — сам?

— Мой Макбет — нет. Не пошел бы. Смысл его существования — война. Он не может понять, зачем надо убивать не на поле битвы. Война — это его работа.

— Персеваль всегда делает авторский вариант текста пьес. Мы это видели здесь, на фестивальной сцене в спектаклях «Дети солнца» по пьесе Горького, и в чеховском «Вишневом саде». Как на этот раз?

— Точно так же. Люк и его немецкий драматург сильно сократили пьесу, переписали ее. В спектакле всего семь персонажей — Макбет, леди Макбет, король Дункан, Банко, Леннокс, Макдуф и леди Макдуф. Мария Шульга в роли леди Макбет — это будет настоящий прорыв, на втором году работы в театре у юной актрисы — огромная роль у одного из лучших режиссеров современности!

— А ведьмы-то есть?

— И не три, а восемь. Они у нас не только ведьмы, но и Бирнамский лес, и крепости, и дурные грезы, наваждение, внутренний кошмар Макбета. Решение американского хореографа Теда Стоффера рождалось на основе сложнейшего рисунка японского танца буто. Девочек-танцовщиц отбирали через кастинг, искали тех, кто владеет этой уникальной медленной, тягучей ритуальной пластикой.

— Знаю, что и артисты проходили подробный кастинг. Неужели читали стихи, басню, прозу?

— Конечно, нет. В театр прислали перевод двух сцен, и любой артист труппы мог показать свои возмож-
ности. У меня были показы, кажется, с шестью леди Макбет разных возрастов и индивидуальностей.

— Чей перевод вы играете?

— Марины Кореневой, научного сотрудника Пушкинского дома. Она переводила уже с немецкого авторского варианта Персеваля. Изумительный перевод, невероятно приближенный к Шекспиру, к знакомым нам переводам с английского. Просто новый перевод пьесы получился.

— Вы, похоже, поклонник творчества Персеваля?

— Невероятный. Я видел все его спектакли, привозимые на наш фестиваль «Балтийский дом»: и «Дядю Ваню», и «Детей солнца», и «Вишневый сад». «Отелло» вот только, к сожалению, не смог посмотреть. На недавнем Зимнем фестивале смотрел «Каждый умирает в одиночку».

— Через переводчика трудно работать?

— Нет. Марина Юрьевна переводила пьесу и настолько в материале, что понимает Персеваля с полуслова и доносит до нас его мысли и чувства. И в обратную сторону — от нас к нему — тоже. Она имеет огромный опыт работы с режиссерами — например, с Александром Сокуровым работала на его копродукционном с немцами «Фаусте».

— Вы понимаете, что ваш спектакль в городе обязательно будут сравнивать с «Макбет. Кино» Юрия Бутусова в Театре имени Ленсовета? Вы его видели, кстати?

— Нет, но только потому, что по субботам, когда он только и играется из-за продолжительности, я тоже всегда играю.

— Вы уже столько времени прожили со своим героем — поняли его? Мог он поступить иначе — не пойти убивать беззащитного короля? Где в вашем спектакле та «точка невозврата», после которой все неминуемо двинулось к катастрофе? Неужели мужчину можно спровоцировать только упреками в нерешительности?

— Мой Макбет от упреков жены в трусости и нерешительности отбивается. «Точкой невозврата» Персе-
валь делает тему умершего ребенка. Леди Макбет практически шантажирует мужа этими болезненными воспоминаниями о потерянном ребенке. Она прямо-таки избивает моего Макбета этой болью.

— Поясните: где связь между умершим ребенком и необходимостью идти убивать короля?

— Она в лицо говорит: «Ты такой слабак, такой импотент, что не смог даже сделать, как мужчина, ребенка
здорового, ты виноват в его смерти, ты не мужик, а мямля. Все твои страсти — на войне, а приходишь домой — и ты мешок костей, от которого никакого толку нет». Она требует совершить хоть какой-нибудь поступок, прессует мужа жестко и беспощадно.

— А правда, что вы перед каждой репетицией занимались под руководством Персеваля йогой?

— Правда. Это давало удивительный настрой всего организма. Люк шутит, что у него только один подлинный диплом — об окончании школы йоги. Он имеет право преподавать йогу платно, как настоящий учитель.

— Сильный режиссер всегда вытаскивает из артиста то, о чем сам артист не подозревает. Персеваль что-то в вас открыл?

— Главным сюрпризом для меня стало то, что я — Макбет. Участвуя в продолжительном процессе кастингов, я надеялся, что, возможно, если повезет, буду Банко, Ленноксом, или вдруг Дунканом, или кем-то еще. Я встречался в работе уже со многими крупными режиссерами, но здесь впервые встретил человека, в котором невероятная мощь мысли, энергетика созидания соединяется с внутренним покоем, абсолютным знанием предмета, пониманием, чего он хочет от нас добиться. Никакой суеты, приблизительности, разброда и шатаний уже на второй репетиции. И при этом — Люк сразу увидел нас, почувствовал именно нас, и стал строить спектакль через нашу психофизику. Это удивительно — такой мощный режиссер идет от артиста. Мое сердце раскрылось ему навстречу полностью. Он увидел во мне и способность на трагические ноты, и возможности характерного артиста. Мой Макбет кое-где будет даже смешон — растерянный, затюканный подкаблучник. При этом мой природный темперамент настроен режиссером на такую высокую ноту, на такой разрыв души и сердца, что мне эти две недели выпуска пережить бы. Но я счастлив, как никогда.