Поклонники сюрреализма и просто те, кто ценит приятный досуг, не могут пропустить спектакль «Безумная жизнь Сальвадора Дали», который будет показан в Петербурге в феврале. «ВД» побеседовал с исполнителем главной роли Сергеем Янковским о постановке, великом художнике и современном искусстве.
— Спектакль о великом живописце, на мой взгляд, требует неординарной сценографии…
— Нам изначально хотелось сделать постановку с интересным визуальным решением, именно поэтому декорация спектакля апеллирует к произведениям нашего главного героя. То и дело на сцене появляются картины, но они возникают не как иллюстрации. Персонажи полотен оживают и начинают взаимодействовать с главным героем, оказывают на него влияние.
— А какие персонажи картин Дали появляются в спектакле?
— Его первый учитель Рамон Пичот, Поль Элюар, Гитлер, Ленин, Кружевница Вермеера, доктор Фрейд и даже Слон.
— Что для вас было важнее, интереснее в работе над спектаклем — произведения Сальвадора Дали или его судьба?
— Мне кажется, это настолько взаимосвязано, что одно неотделимо от другого. В процессе написания пьесы мне было интересно другое: тотальное мифотворчество, которое распространялось на все сферы его жизни. Его книги — это гремучая смесь художественной и автобиографической литературы. Зачастую, когда он описывает событие, имевшее место, вдруг понимаешь, что это выдумка, этого никогда не было и не могло быть. Например, Дали вспоминает, что, когда был ребенком, он увидел в театре оптических иллюзий своего учителя, Россию и маленькую девочку, которая, как он пишет, была Галой. Это, конечно, красиво, но думаю, что в тот момент он не слышал ни про какую Россию.
— Когда вы писали пьесу, не было ли у вас соблазна присочинить еще какой-нибудь эпизод, якобы из биографии Сальвадора Дали?
— Нет, прежде всего, стояла задача отсечь все ненужное и не удариться в сюрреализм на сцене. Попытка перенести на сцену сюрреализм в чистом виде часто заканчивается тем, что зрителю элементарно непонятно, что происходит. На мой взгляд, важно уметь внятно рассказать историю.
— А вы сами понимаете, где правда, а где фантазия художника?
— Известны события, которые были абсолютно точно. Например, когда ему приносили счет в ресторане, он, выписывая чек, ставил свой автограф, зная, что этот чек никогда не будет обналичен, потому что на нем подпись самого Сальвадора Дали, или более значимые события — например, его первая встреча с Галой. Эти факты встречаются в разных книгах, и становится очевидно, что это было. Именно они и стали основой спектакля.
— Дали был новатором в живописи. А вам не хотелось привнести в театральный язык постановки нечто новаторское?
— Мне от современного новаторства хочется куда-то спрятаться. Любой язык — театральный или литературный — прежде всего, подразумевает разговор одного человека с другим. Автора — со зрителем. Этот разговор предполагает, что один человек донесет до другого некую информацию. Практически все современное искусство не стремится к тому, чтобы быть понятным для обыкновенного зрителя. Современные художники часто помещают рядом со своими «произведениями» целые поясняющие трактаты. Читая эти трактаты, удивляешься тому, что они никакого отношения не имеют к самому произведению... Подобное новаторство захлестнуло все виды искусства, и театр в том числе. Я, как зритель, не понимаю, о чем они говорят. Поэтому цели сделать новаторский спектакль, в современном смысле этого слова, у меня не было, нет и не будет! Задача искусства состоит в том, чтобы донести мысль, настроение, эмоции — и особенно положительные.
— Положительные эмоции? Они редко встречаются в современном театре...
— Это правда. Мне нравится, когда театр является для зрителя праздником. И этот праздник мы видим сейчас только в классическом балете, где звучит классическая музыка, где все красиво. Почему этого праздника нет в драматическом театре?! В основном, все окутано каким-то мраком. Все мрачное, все черное или, в лучшем случае, серое. Все плохо, либо еще хуже. Я заметил, что на выставках современного искусства — например, в экспозициях, которые были представлены на биеннале «Манифеста 10» или в «Эрарте», — нет красоты, нет той составляющей, которая ценилась во все времена. Смотришь современные картины — все некрасиво! Пусть это каким-то критиком признано гениальным, но все равно это некрасиво. Зрителю не хочется погружаться в темноту, во все черное, страшное, мрачное и, к тому же, еще и грязное. Если человек хоть немного в себе, то для него вполне естественно стремление получить приятные эмоции, положительный заряд и насладиться красотой. Станиславский говорил, а мы вечно повторяем то, что он говорил: «“Проще, легче, выше, веселее”. Вот первые слова, которые должны были бы висеть над каждым театром...»
— По-вашему, театр должен быть праздником. Значит ли это, что в спектакле должны отсутствовать драматические линии, и зрители не будут сопереживать героям?
— Конечно, не значит. В нашем спектакле зрители обязательно будут сопереживать и даже могут заплакать в конце, особенно девушки. Под праздником я подразумеваю подъем человеческого духа. Просмотр интересного фильма, спектакля или прочтение книги нас вдохновляет, мы испытываем подъем. Чего не скажешь о современном искусстве: после просмотра хочется найти веревку, мыло и фонарный столб. Я очень люблю фильмы Франко Дзеффирелли. Возьмем самый известный — «Ромео и Джульетта», — все, что там происходит, мы воспринимаем как возвышенную историю о невероятной силе любви, а не о том, как все умерли. Не о том, как Джульетта заколола себя ножом, заляпала все кровью, а он выпил яд и корчился на полу возле ее усыпальницы. После этого фильма задаешься вопросами: «Есть ли это во мне?», «Могу ли я так любить?» Испытываешь подъем, начинаешь искать это в повседневной жизни, ценить людей, которые рядом. Это и есть настоящий праздник!
