Александр Михайлов сегодня нечасто радует зрителей новыми ролями в театре и кино. Но его герои остаются воплощением мужественности.
— Александр Яковлевич, почему сегодня в театре, кино, политике и вообще в жизни так мало настоящих, сильных мужчин?
— На этот вопрос с кондачка не ответишь. Время сейчас такое — без-Образное. Происходит деградация человека. Все поклоняются золотому тельцу, сквернословие стало нормой, в моде однополые браки. Но мой духовник, отец Василий Ермаков, настоятель храма Серафима Саровского при Серафимовском кладбище — мудрейший, светлый был человек — как-то сказал: «Господь не дал дьяволу двух вещей: чувства меры и чувства стыда. И чем больше будет проявляться это безобразие, тем лучше, потому что тем быстрее наступит отторжение и тем сильнее человек будет тянуться к настоящему, чистому». Я не ортодокс: посты не всегда соблюдаю да и в церковь нечасто хожу. Но стараюсь по маленькому кирпичику создавать свой храм. Сегодня мне предлагают множество сценариев, в которых убить человека — все равно, что высморкаться! Если бы я соглашался на такие роли, сколько зла мог бы принести! Все, что ты делаешь, возвращается к тебе бумерангом.
— Героиня Нины Дорошиной из фильма «Любовь и голуби» говорила вашему Васе: «Что в мире делается! Не знаешь, как детей рожать. Какая жизнь их ждет?»
— Есть такая фраза: и на камнях растут деревья. Я много езжу по стране, любуюсь нашей природой. Вы когда-нибудь видели, как вековые сосны растут прямо из скалы? Чем они держатся? Корнями. Так и человек. Есть у него глубокие корни — выживет.
— В молодости вы прошли суровую школу службы на флоте, где действует закон: «Один — за всех!». Как вы потом выживали в театре, где каждый сам за себя?
— Потому и выжил, наверное, что на флоте видел все: как люди сходили с ума, умирали... Но если бы не трагедия в Охотском море, когда несколько рыболовецких судов попали в обледенение и многие из моих друзей погибли, я бы, наверное, до сих пор морячил. Помню, как мать встретила меня на причале, сказала: «Все. Или море, или я. Не могу больше». Она была вся седая, потому что на берегу нас уже похоронили. Я вынужден был списаться на берег. А через какое-то время случайно попал на дипломный спектакль «Иванов» с Валерой Приемыховым — в последствии великим артистом, моим другом, к сожалению, безвременно ушедшим, — в роли доктора Львова. Я был так потрясен увиденным, что пошел на берег Амурского залива и дал себе слово, что буду актером.
— То, что сегодня вы почти не снимаетесь в кино, вас сильно огорчает?
— Нет, абсолютно! Уже девять лет не выхожу на сцену Малого театра, снимаюсь редко. Хотя все складывалось неплохо — роли у меня были. Но когда я вижу сегодня, как здоровые мужики с медвежьими шеями играют в «пиф-паф», мне становится стыдно. Я устал от карликовой режиссуры, которая считает, что чесать правой рукой левое ухо — это нормально. Эти прыгучие ребята, современные режиссеры, могут на сцене раздеть до гола героев Чехова, а персонажей Островского — посадить на писсуары. Это стало модным — самоутверждаться через великую драматургию, вместо того чтобы попытаться ее понять. Но я в этом участвовать не хочу.
— Александр Яковлевич, что сегодня делает вас счастливым?
— Я благодарю судьбу за то, что здоров — зрячий-ходячий пока. За то, что еще могу влюбляться в жизнь. Я счастлив тем, что мне еще встречаются хорошие люди. И если в моей судьбе больше не будет театра и кино, я смогу взять гитару и выйти к зрителям, чтобы поговорить с ними о самых важных вещах. Что мне для этого надо? Микрофон, свеча и вода без газа. Вот и весь мой райдер.
