Директор Центра немецкого языка в Ярославле Светлана Потапова: о языке, традициях и взглядах современных немцев.
Весной Центру немецкого языка в Ярославле исполнилось 20 лет. Первым в России он получил статус партнера Гёте-Института – Немецкого культурного центра при Посольстве ФРГ в России. Именно Гёте-Институт предложил абсолютно новую методику преподавания языка, которая оказалась необычайно эффективной. За время работы центра почти пять тысяч его выпускников свободно заговорили на немецком языке – одном из самых распространенных в Евросоюзе (25% населения Европы считает его родным).
Все 20 лет ярославским центром руководит Светлана Потапова, доктор филологических наук, профессор, очень увлеченный человек, потрясающий собеседник и яркая личность. В интервью нашему изданию Светлана Юрьевна рассказала о своих взаимоотношениях с немецким.
Светлана Юрьевна, свой 20-летний юбилей Центр немецкого языка в Ярославле отмечает масштабным фестивалем «Немецкий – больше чем язык!». Как вы лично для себя продолжаете эту фразу?
Это еще и образ жизни. Многие наши студенты говорят, что приходят к нам не только выучить немецкий, но и узнать, понять, почувствовать ту страну, язык которой они изучают. И мы стараемся быть очагом немецкой культуры в той степени, в какой это возможно. Конечно, сегодня языком международного общения стал английский. Но если английский – это необходимость, то немецкий – это эксклюзив, это то, что становится дополнительным плюсом для любого профессионала! Именно поэтому немецкий – чуть больше чем язык.
А почему ваша жизнь оказалась связана именно с немецким? Вы выбрали язык или он – вас?
У меня особая история отношений с немецким языком. Я 12 лет прожила в Германской Демократической Республике. Мой папа окончил военный институт иностранных языков и был военным переводчиком с немецкого и венгерского. Конечно, я училась в советской школе. Но на территории Германии. Все это и предопределило мое будущее. Хотя, признаюсь, ни специальность моего папы, ни пребывание в Германии не способствовали тому, чтобы в те годы я улучшила свой немецкий. Мы жили довольно обособленно, нам было хорошо на территории школы, и мы не стремились ни к каким контактам с жителями Германии. Меня лично совсем не интересовало немецкое телевидение. Видимо, чувство патриотизма было привито нам в особом масштабе. Но сам немецкий язык доставлял мне удовольствие!
Выбор будущей профессии, очевидно, не вызывал вопросов?
Нет, это не так. После 10-го класса, который я окончила уже в Ярославле, я собиралась поступать «на переводчика». Не понимая, насколько наивна была в своих желаниях! Как сейчас помню эту картинку: я с чемоданчиком, красивым, лакированным, привезенным из Германии, в босоножках на платформе и в коротком платье по моде тех лет стою перед Институтом иностранных языков имени Мориса Тореза (сейчас он называется Московским государственным лингвистическим университетом) и читаю на дверях объявление, где крупными буквами написано: «Лица женского пола на переводческий факультет не принимаются»… Так рухнула моя мечта!
Не возникло тогда обиды на страну, мыслей: «А вот живи я в Германии…»?
Нет. Такого ощущения у меня вообще не возникало никогда! Видимо, в силу особенностей характера: если уж я верю в какую-то идею, то верю безоговорочно. Тогда я верила в социалистическую идею…
Не скрою, я вернулась в Ярославль разочарованной, не понимала, что мне теперь делать. Педагогом быть не хотела. Но в итоге поступила в Ярославский педагогический на факультет иностранных языков и никакой другой профессией, кроме преподавания немецкого, никогда не занималась.
Когда вы открыли для себя немецкую культуру, какой образ у вас сложился? Меня, например, в свое время поразило, насколько немецкая культура пронизана мистикой, стремлением проникнуть в суть вещей и событий, познать все тайны мира, включая потусторонний…
Когда я училась, такого образа не могло сложиться. Мы изучали произведения немецких авторов, живущих в ГДР. Это были Анна Зегерс, Эрвин Штриттматтер, Дитер Нолль и многие другие. Помню, как впоследствии я с огромным удивлением обнаружила, что Западная Германия практически не знает и не ценит ту литературу, которую знали и ценили мы в Советском Союзе. Когда появилась возможность читать других авторов – Генриха Белля, Германа Гессе, Франца Кафку… – нам открылась совсем иная литература! С другими ценностными ориентирами, с другой эстетикой. Она не была пронизана мистикой, но, безусловно, была зачастую очень далека от реализма. Поначалу мы просто не знали, как приблизиться к этой литературе. Только после одной из стажировок в Германии я поняла, как можно интерпретировать эти произведения, как понимать их. Поняла, что может быть эстетика не только прекрасного, но и ужасного. Что театр не обязательно должен быть пронизан духом соцреализма, а может быть альтернативным, и режиссер имеет право на свою интерпретацию. В общем, то, что сегодня является для нас альфой и омегой, тогда было открытием! Культура открывалась постепенно – как постепенно поднимался "железный занавес" в те годы.
Немецкая культура очень разная. И в Германии очень приветствуют это многообразие. А связано оно, прежде всего, с тем, что в 1950-е в стране появились гастарбайтеры. У нас это слово используется в искаженном смысле, а изначально гастарбайтер – это «рабочий гость». То есть это граждане других стран, приглашенные на работу. Немцы говорили, что с приездом гастарбайтеров они сами стали другими. Они приветствовали мультикультурность и очень толерантно относились к иностранцам.
А сегодня отношение к мигрантам не изменилось? Хотя бы отчасти.
Сегодня, когда возникла тема беженцев – а по разным данным в Германию в прошлом году прибыло от миллиона до полутора миллионов мигрантов(!) – я вижу удивительную терпимость со стороны немцев. Они не тревожатся по поводу такого числа приехавших. И среди моих знакомых, живущих в Германии, преобладает высказывание: «А разве мы можем поступать иначе? Ведь люди бегут из стран, где им очень плохо, где им грозит опасность». Многие немецкие семьи добровольно принимают беженцев в свои дома. Конечно, ситуация с мигрантами неоднозначна. И время покажет, как она будет развиваться. Но пока я не видела, чтобы беженцы как-то предопределяли облик Германии. И многие картинки российского телевидения вводят нас в заблуждение. Я лично не сталкивалась с тем, что в Германии вопрос стоит так остро, как у нас об этом говорят. Многие проблемы немцам удается решать благодаря умению оперативно реагировать. Практически сразу в вузах для беженцев были выделены квоты, чтобы они могли, получив образование, влиться в общество. Власти выделяют деньги для создания новых рабочих мест для беженцев. Стали очень востребованы преподаватели немецкого языка, потому что выросла потребность в его изучении. Издаются учебники немецкого, которые адаптированы для иностранцев. То есть делается очень многое для максимальной интеграции мигрантов в немецкое общество.
Когда мы изучаем другие культуры, мы начинаем лучше понимать себя. Что вы открыли в русской культуре благодаря немецкой?
Есть такая замечательная наука «Теория межкультурной коммуникации», в которой уже многое открыто! В ней в частности прописаны те категории, по которым можно анализировать нашу разность. Этих категорий довольно много. Назову лишь некоторые.
Первая – восприятие времени. Мы, русские, в течение одного промежутка времени можем делать несколько дел одновременно: вести беседу с кем-то, при этом отвечать на телефонные звонки, отвлекаться на чьи-то просьбы, здороваться с вошедшими в кабинет. Немец во время разговора принадлежит только вам! Его сотовый отключен, он не станет приветствовать кого-то из входящих в кабинет, будь это даже ректор учебного заведения. То есть в один промежуток времени немец выполняет только одно действие.
Еще одна категория – восприятие пространства. Немцу требуется больше пространства, чем русскому. При разговоре с другим человеком немец чувствует себя комфортно, находясь от человека на расстоянии вытянутой руки. Русскому не мешает пространство другого, поэтому толчея в транспорте нас не раздражает так, как немцев.
Существует и такая категория как определенность/неопределенность. Для нас типичны формулировки: «может быть», «очевидно», «наверное». Немцы очень конкретны. Для них «да» это «да», «нет» это «нет». Полутона практически не воспринимаются. Поэтому на конкретный вопрос они всегда ждут конкретный ответ. Если немец вас спрашивает: «Вы хотите кофе?» и вы хотите, то нужно четко сказать: «Да! С удовольствием выпью чашку кофе!».
Еще одна интересная категория – дистанция власти, характеризующая наши отношения с руководством и подчиненными. В Германии эта дистанция маленькая, у них принято работать коллегиально, нет барьеров в отношениях между подчиненными и руководителем, никто не боится задавать вопросы, можно конструктивно критиковать кого угодно. У нас дистанция власти испокон веков большая. Сейчас кое-что меняется, но все равно в ситуации, когда сотрудник не может найти общий язык с руководителем, всем понятно, что им лучше расстаться.
И еще об одной категории расскажу: проявление лингвокультурного сознания. Самое уязвимое проявление русского лингвокультурного сознания – это отсутствие улыбки. У нас не принято улыбаться просто так, без повода. В Германии это принято в большей степени: немцы могут улыбнуться незнакомому человеку в лифте (даже если это будет лицо противоположного пола), входя в ресторан, в магазин. Так что иностранцам мы представляемся недостаточно улыбчивыми, даже хмурыми.
А насколько в быту растиражированный образ – «немец: пиво, колбаса, порядок, аккуратность, дисциплина» – соответствует действительности?
Прежде всего, самый излюбленный напиток немцев – кофе! А не пиво, как принято у нас думать. Чай они пьют крайне редко, а вот кофе – в огромном количестве.
В быту немцы в большей степени, чем мы, придерживаются определенных правил, которые формировались веками. Эти правила касаются еды, напитков, поведения. Скажем, если обед должен начаться в час, он начинается в час. И если ты – пусть даже желанный гость, любимый друг и так далее – приехал в гости в три часа дня, они скажут: «Как мы рады тебя видеть! Но время обеда уже прошло. Зато сегодня у нас восхитительный ужин!» То есть обедать в необеденное время никто не будет. И под эти правила нужно просто подстроиться.
Привычки немцев в еде удивительны. Например, на завтрак они, как правило, готовят множество нарезок: сыр, ветчину, колбасу. Пьют кофе, иногда немного сока. Некоторые едят мюсли. Но они никогда не станут есть горячее. И часто, приезжая в Россию, эти очень терпимые немцы говорят: «Мы не можем утром есть кашу! Простите, пожалуйста, но мы просто не можем!».
У немцев сохранилось больше традиций. И эти традиции крайне мало менялись. Например, они очень любят старую мебель, и поэтому в том числе в простых семьях можно увидеть какой-нибудь антикварный комод или бабушкины стулья. Вещи передаются из поколения в поколение, даже реставрируются.
И конечно, немцы очень пунктуальны! Удивительно пунктуальны! И у них есть такое правило: если кто-то опоздал на переговоры больше чем на 7 минут, с этим человеком можно прекращать деловые отношения (это даже прописано в учебниках по менеджменту).
Очень яркая деталь: в классической музыке немецкий обыватель разбирается намного лучше, чем российский. Известный пианист Николай Петров как-то сказал: «Немецкий обыватель готов высказываться о классической музыке на уровне, на котором у нас говорит профессиональный музыкальный критик». Немцы вообще больше тяготеют к классической музыке и меньше любят современных композиторов.
Не секрет, что ваша дочь уже давно живет и работает в Германии. Ощущает ли она себя гражданкой этой страны?
Она остается гражданкой России и очень этим гордится! В Германии моя дочь Майя получила степень МВА, сегодня она живет в Эссене, где возглавляет очень крупную школу английского языка (отделения этой школы представлены во многих странах мира). У нее неограниченный вид на жительство в Германии, в любой момент она может без визы выезжать из страны и въезжать. Поэтому она не хочет отказываться от российского гражданства, даже всячески подчеркивает, что она родом из России. Кстати, о том, что происходит в нашей стране, она зачастую информирована лучше меня!
Мне приходилось слышать, что к русским немцы относятся как к людям второго сорта, считают не совсем цивилизованными, разговаривают свысока, в лучшем случае – как родители с детьми…
Возможно, мне очень повезло с кругом общения в Германии, но я никогда не сталкивалась с негативным отношением к русским, да и к России в целом. Я думаю, что владение немецким языком играет в этом решающую роль. Если ты на равных общаешься с немцами, у тебя не возникает чувства ущербности, второсортности. Скорее всего, уважения не вызывают люди, много лет живущие в Германии и ни на каком уровне не владеющие языком этой страны (с чем мне приходилось сталкиваться лично). Знание языка – это повод для уважения. Уважения тебя самого, твоей точки зрения, твоей позиции. Со стороны немцев я всегда сталкивалась с желанием идти навстречу другому. Немцы очень полюбили Россию после падения Берлинской стены. Это была какая-то эйфория, с нами хотели дружить, стремились общаться, познавать Россию. Сейчас такого, конечно, нет, и политические события не улучшают наши отношения, к сожалению. Но, тем не менее, я часто слышу: «Как бы не потерять то, что было достигнуто между нашими странами несколько лет назад!»
Гёте-Институт, партнером которого является Центр немецкого языка, – пример экспансии немецкой культуры. Такое продвижение культуры идет от самого верха? И что за этим стоит – желание создать некий положительный имидж Германии (после того как она залила кровью Европу), попытка сохранять собственную культуру и идентичность в мире, где всё больше довлеет англо-американская цивилизация, или что-то другое?
Гёте-Институт, прежде всего, ставит цель продвигать немецкий язык и немецкую культуру. Причем актуальную немецкую культуру, современную, о которой мало известно в мире. Мы знаем Гёте, Шиллера, но очень мало знакомы с современным немецким театром, современной музыкой, кинематографом и так далее. Что касается руководства страны, оно воспринимает язык как инструмент внешней политики, как инструмент продвижения своих ценностей. Я лично была свидетелем, как в 2009 году министр иностранных дел Германии Франк-Вальтер Штайнмайер сказал: «Язык – это часть немецкой внешней политики». Я согласна с этим мнением. Язык – это, безусловно, средство влияния, и, думаю, что в России мы недостаточно осознаем это. Русский язык мог бы иметь более серьезные позиции в мире, если бы мы, во-первых, четко осознавали это обстоятельство, а во-вторых, оперативно реагировали на изменяющиеся условия, быстро переключались, создавали современные учебники русского языка для иностранцев. Сегодня наши учебники настолько скучны, по ним так неинтересно учиться! Они отражают некие клише. Но ведь всем хочется знать не о стереотипной, а о живой и настоящей России!
