Композитор, органист, исполнитель на карильоне и терменвоксе – Олеся Ростовская на нынешнем фестивале «Преображение» выступила в качестве звонаря.
Музыка нового поколения – так точнее всего можно назвать то, чем занимается Олеся Ростовская. Она родилась в Москве, в семье музыкантов. Окончила Московскую консерваторию по двум специальностям – композиции и органу. Во время учебы освоила также игру на терменвоксе – электромузыкальном инструменте, изобретенном в 1920 году. С 2003-го выступает как звонарь. В том числе исполняет музыку на карильоне. Закончила кафедру карильона Санкт-Петербургского государственного университета и Королевскую школу карильона имени Жефа Денейна в Бельгии.
Ведет сольную исполнительскую деятельность, в репертуаре – старинная, классическая и современная музыка, в том числе собственные сочинения. Сотрудничает с оркестрами – работала с коллективами под управлением В.Дударовой, В.Федосеева, С.Скрипки, С.Безродной и многими другими. Выступает с ансамблями духовной музыки и хорами. Исполняет произведения в жанре электронной музыки, перформанса и саунд-арта. Лауреат и дипломант многих конкурсов.
Член Союза композиторов. Пишет музыку для симфонического оркестра, хора, органа, карильона, а также камерную и вокальную музыку, музыку к театральным постановкам, радиоспектаклям, мультимедийным проектам. Среди произведений – «Страсти по Марку», Концерт для терменвокса с оркестром, опера «Коляска» по одноименному произведению Николая Гоголя и другие. Ее музыка звучит в лучших концертных залах Москвы и Санкт-Петербурга, а также в городах Бельгии, Великобритании, Германии, Нидерландов и других стран Западной Европы.
В этом году на фестивале искусств «Преображение» Олеся Ростовская выступила в качестве звонаря…
Олеся, мы говорим с вами после концерта, когда колокольный звон еще не растворился в воздухе. А с каким ощущением вы каждый раз поднимаетесь на колокольню? И с каким возвращаетесь на землю?
Вы знаете, самый яркий случай изменения моего состояния, связанный с колоколами, произошел именно здесь, в Ярославле. Ровно пятнадцать лет назад я приехала на фестиваль «Преображение» в качестве органиста. И совершенно случайно где-то между репетициями-концертами поднялась на звонницу музея-заповедника, в этот момент там начинался колокольный концерт… И я в какой-то тонкой маечке простояла почти час на ветру, и никак не могла уйти. Со звонницы я спустилась совершенно другим человеком, как пишут в романах. Это слишком пафосно звучит, но по-другому не скажешь. Мне было непонятно, как жить, если не заниматься колокольными звонами!
Никогда не подымаюсь на колокольню в спокойном состоянии по сию пору. Всё это приводит меня в довольно сильное волнение. Причем звоны русской традиции даже больше, чем западноевропейской. Когда, например, в Санкт-Петербурге, где я выросла как карильонист, иду играть на карильоне, чувствую просто приподнятость, как перед любым концертом. А когда иду на звон – совсем другая история. Каждый раз я очень волнуюсь, и это состояние проходит, только если я довольна выступлением.
А чем вы можете быть недовольны?
Могу быть недовольна, когда что-то получается неверно. На незнакомой колокольне никогда не знаешь, послушаются тебя стропы или нет. Подвеска колоколов бывает ошеломляюще разной! Формально вроде бы всё одинаково: зазвонными колоколами управляешь правой рукой, подзвонными – левой, самыми большими – благовестниками – педалью. Но на самом деле, на разных колокольнях по-разному ходят стропы, по-разному подвязаны и развешены колокола. На звоннице ярославского Спасо-Преображенского собора, например, достаточно мягкий подвес у большинства колоколов-подзвонов надвратной колокольни – и если ты неправильно обращаешься со стропой, то получается неверный звук, тембр, и даже может сбиться ритм. Всё нужно держать под контролем. Особенно если ты хочешь сделать что-то туда, наверх…
Когда звон исполняется несколькими звонарями, как это было сегодня, как вы взаимодействуете, как договариваетесь, чтоб всё получилось гармонично?
Каждый раз это происходит по-разному. В некоторых церквях колокола висят в нескольких местах. Или, как здесь, в Спасо-Преображенском соборе, есть большая звонница и надвратная колокольня. В этом случае во время звона ты практически ничего не слышишь, кроме своих колоколов. Поэтому в какой-то точке, которую всем видно, находится дирижер и управляет звонарями. А бывают коллективные звоны, где участники распределяют между собой колокола, которые хорошо скомпонованы, поэтому все слышат друг друга и заранее договариваются, как будут звонить. В такой ситуации, если ты доверяешь человеку как музыканту, как партнеру, то всё каким-то образом сложится – на ощущениях, на каком-то перемигивании. Это объяснить словами нельзя. Если же тебе выделили в компаньоны незнакомого звонаря – тут как повезет. Ведь невозможно всё обговорить, не зная уровень другого исполнителя.
Традиционно звонарями на Руси были мужчины. Привнесли ли что-то женщины-звонари в это искусство?
То, что я могу сказать по этому поводу, вряд ли можно напечатать. (Смеется.)
?
Просто недавно в Великом Новгороде случилась со мной одна история на фестивале… Вот-вот должен начаться концерт на площади, а там очень сложная конструкция звонницы, и руководитель фестиваля Вячеслав Волхонский бегает, без конца повторяя: «Мне нужен мальчик на педаль! Мальчик на педаль!» Это для управления нижними колоколами. Причем там прекрасно сделаны рычаги, и никаких физических усилий звонарю прилагать не нужно, чтобы очень тонко управлять тембром и громкостью нижних колоколов. Я говорю: «Слав, давай я!». А он весь взмыленный, забегавшийся: «Подожди! Мне нужен мальчик на педаль!» – «Так давай я!» – «Мне нужен мальчик». Я не выдерживаю и говорю: «А вы там чем на педаль нажимаете, что вам девочка не подходит?!»
И чем дело закончилось?
Слава расхохотался и… доверил мне сыграть.
А серьезно, все-таки есть разница между звонарями мужчинами и женщинами?
Я не чувствую никакой разницы. И в нашем маленьком звонарском сообществе примерно равное число мужчин и женщин.
Долгое время колокольные звоны не считались искусством, некоторые и вовсе выполняли утилитарную функцию. Сегодня среди звонарей много профессиональных музыкантов, кто-то из них создает свои собственные звоны. По-вашему, приход профессионалов обогатил традицию?
Строго говоря, наши представления о традиции колокольных звонов весьма зыбки. Да, специалисты выделяют традицию Новодевичьего монастыря или Ростова Великого, например. Но по-настоящему мы не знаем, что же там было давным-давно. Мы даже не можем точно сказать, какими именно были дореволюционные звоны – до нас дошли крупицы информации. Скажем, ростовские звоны были записаны нотами отцом Аристархом Израилевым. Это единственная запись, больше ничего, касающегося дореволюционных традиций, пока не найдено. И даже этим записям не все доверяют, потому что отец Аристарх был полон своих идей, поэтому доподлинно неизвестно, записал ли он реально звучавшие звоны или – какими бы ему хотелось их слышать… Есть у нас крошечная запись звонов на виниловой пластинке 1960-х годов, но что записали тогда: звоны, которые звучали в каждом храме до революции, или звоны, которые просто хорошо были исполнены в данной конкретной ситуации? Мы ничего этого не знаем.
Я давно думаю на эту тему. С моим мнением в звонарском сообществе не все согласны, но я все равно об этом говорю. Конечно, мы должны смотреть вглубь, знать о своих корнях, потому что никакое дерево не растет без корней, но, во-первых, далеко не всегда понятно, на что именно смотреть, а во-вторых, продолжая сравнение с деревом, неизменным всегда остается только пластмассовое дерево. А всё живое никогда не бывает одинаковым! Живое либо развивается, либо погибает. Я убеждена, звон обязательно должен развиваться, иначе он погибнет. Поэтому меня радует, что в звонари пришли профессионалы, что есть композиторы в нашей среде и есть свои виртуозы – те, кто в совершенстве владеет инструментом.
Кроме колокольной, вы исполняете музыку на органе, карильоне, терменвоксе… Как завязываются эти отношения с инструментом, чем вас притягивает каждый из них?
Я уже в школе знала, что в консерватории можно факультативно заниматься на органе, но нельзя было просто поступить на орган в то время, сначала ты обязательно поступал на другой факультет, и, только если ты успевал по всем предметам, тебе разрешали получить второе образование. Но мне жалеть не о чем, с самого начала я хотела пойти на композиторский факультет, куда и поступила. И стала заниматься органом. В итоге закончила два факультета. На последнем курсе я пошла в термен-центр при консерватории, потому что мне хотелось освоить как композитору еще и компьютер. В термен-центре проводила открытые уроки игры на терменвоксе Лидия Кавина, и в какой-то момент она предложила мне попробовать что-то исполнить… Я встала за терменвокс, и мне показалось, что я сейчас позанимаюсь, позанимаюсь, позанимаюсь – и у меня получится. Так и вышло! То есть я никогда ничего специально не делала, мне было просто интересно, и я занималась, вот и всё.
Терменвокс – очень необычный инструмент, кажется, что исполнитель просто водит руками по воздуху над двумя антеннами. А ощущаете ли вы что-то во время исполнения?
В норме человек не ощущает поля такой слабой силы. Говорят, изобретатель терменвокса Лев Сергеевич Термен мог, поднеся руку к розетке, сказать, есть в ней ток или нет. Такой у него был дар. Исполнитель ничего не ощущает, просто двигает руками в воздухе. Единственное, чем ты занят в этот момент, – слушаешь, какой звук извлекаешь.
Как обучают такой игре?
Есть ряд движений, которые должны прописаться в соответствующих отделах мозга (одна рука двигается так, другая – так, а пальцы удобнее сложить вот так), а дальше всё зависит от твоего слуха. И когда исполнительский аппарат настроен, то есть ты не думаешь, как руками двигать, тогда ты можешь сосредоточиться исключительно на звуке. Терменвокс – довольно жестокий к исполнителям инструмент. Скажем, если в каком-нибудь ресторане на убитом пианино пьяный гость попытается сыграть «Собачий вальс» – все узнают это произведение, в какой бы степени опьянения ни находился играющий. А на терменвоксе – если ты всю мелодию не прожил, если не понял, почему вот это произведение начинается большой секстой, если в душе у тебя не выросла эта большая секста, то ты будешь играть настолько плохо, что люди не будут узнавать музыку! Терменвокс требует большой концентрации внимания, слуха и, как показывает практика, большого музыкантского опыта. У всех, кто хорошо играет на терменвоксе, есть еще какая-то другая музыкальная жизнь. Только когда ты знаешь – что ты будешь делать, и в мельчайших подробностях – как ты будешь делать, только тогда ты сможешь договориться с терменвоксом вместе сделать красиво.
Вы сказали, что осваивали компьютер как композитор. Считается, что техника и живая музыка не органичны…
Смотря что вы делаете на компьютере. Можно и на флейте как покойник играть.
А когда вы написали свое первое произведение?
Это утонуло во глубине веков. Моя мама говорит, что, едва научившись ходить, я добиралась до пианино и нажимала на клавиши. Еще родители рассказывали, что я не подбирала песенки, которые они мне пели, а выдавала свои интонации, то есть сочиняла.
Вы не чувствовали каких-то внутренних сомнений, страха перед профессией композитора? Учитывая до сих пор существующее предубеждение, что писать музыку – не женское дело.
Нет, ничего такого я не переживала. А с негативным отношением столкнулась только в консерватории, вот там были люди, которые считали, что композитор – не женская профессия. Знаете, в свое время на полном серьезе обсуждалось, есть ли душа у негров. Разговоры о женщинах композиторах – из той же серии.
А как вы находите возможность исполнить свои произведения?
Учась в консерватории, знакомилась с разными людьми. Там же были классы камерного ансамбля или профессор мог попросить сочинить произведение для нескольких музыкантов к какому-нибудь концерту. Конечно, в студенческие годы многие вещи ложились в стол – ну где я могла найти исполнителей для своей оперы, например? Но создавать музыку в стол мне очень быстро надоело. Сейчас я пишу только то, что может быть исполнено. У меня в голове все время звучит музыка, как будто вещает какая-то радиостанция, так что какой-то материал постоянно находится в обработке. И, когда возникает оказия: например, просят написать для новгородского оркестра народных инструментов – я говорю: «Ух-ты! Никогда раньше этого не делала! Давайте…» Когда я знаю, кто будет играть, где и когда – всё естественным образом пишется.
Во время репетиции соглашаетесь ли вы внести какие-то изменения в свое сочинение по просьбе дирижера или музыкантов?
Чаще всего меняются какие-то штрихи. Я иду на это. Потому что сама оказываюсь в подобной ситуации как музыкант. Например, я часто провоцирую композиторов писать для терменвокса, и непременно даю им свою статью «Как писать музыку для терменвокса». Но не все ее читают. В процессе сочинения прошу приносить материал, чтобы вместе попробовать – что ложится, а что не ложится. Ведь когда автор дошел до финальной черты, ему сложнее вносить изменения. Поэтому, оказавшись в аналогичной ситуации уже как автор, понимаю: если я не умею играть на валторне, мне нечего возразить на замечание музыканта, который умеет на ней играть. И я ему скажу: «Спасибо большое, что вы мне подсказали! Извините, что на первой репетиции мне пришлось вас ввергнуть в такое неудобное место». Конечно, бывают ситуации, когда материал непременно должен прозвучать таким, каким он родился. И я сама была в ситуации, когда композитор говорил: «С этим согласен, это – ладно, это – так и быть… А вот эту часть – как хочешь, но обязана сыграть, потому что без нее вообще всё не то!». Так и я. Чувствую себя вправе сказать: «Хорошо, вот это я поменяю, но вот здесь я вас очень прошу сделать как написано. Давайте вместе поборемся за высоту искусства».
Самое интересное, конечно, – работа с оркестром. Когда музыканты коллектива узнают, что автор произведения еще жив, то, даже не открыв ноты, они уже чувствуют некое внутреннее сопротивление. И самое радостное для меня, когда сложные моменты – психологически сложные, исполнительски сложные – мы прошли, и где-то к третьей репетиции музыканты уже поняли мою музыку и работают не на «отвяжись от меня», а играют как своё собственное сочинение…
Возвращаясь к фестивалю «Преображение» и колоколам… У вас есть программа «Душа колокола». Скажите, какая она, эта душа?
…А возможно ли дать определение душе? Могу лишь сказать, что душа колокола постоянно обновляется и всегда остается молодой.
