В киноклубе «Нефть» состоялась премьера документального фильма «Критик». Картину, рассказывающую об Артемии Троицком, представил сам Артемий Троицкий.
Фильм-биография, рассказывающий о первом российском музыкальном критике, – это и первый в истории документальный фильм о музыкальном критике вообще. Фильмов о рок-группах – тысячи, о композиторах – сотни, есть документальное кино об оркестрах, о дирижерах, о певцах, о продюсерах… А о критиках – нет.
Почему именно Артемий Троицкий остается нам так интересен до сих пор? По большей части мы говорим с оглядкой – а что про меня подумают, а как кто отреагирует, не обижу ли я кого или, того хуже, не причиню ли боль… А вот Артемий Троицкий говорит искренне, честно, не взирая на и не боясь жесткой критики в ответ. Таких очень немного. Особенно сегодня. И именно поэтому хочется их слышать и сверять с ними – какое именно тысячелетье на дворе.
Артемий, вы акцентировали внимание на том, что первый в истории фильм о музыкальном критике – это фильм о критике родом из Ярославля. Но ваше детство прошло в Москве, школьные годы – в Праге. А в Ярославле вы хоть какое-то время жили?
Как раз сегодня задал этот вопрос своей тете, к которой я всегда захожу в гости, приезжая сюда. В Ярославле прошли первые два или три месяца моей жизни. За это короткое время бабушка успела меня тайком крестить в Федоровской церкви. Я всегда буду говорить, что мой родной город – Ярославль! И для меня было очень важно, чтобы фильм «Критик» был обязательно здесь показан.
А как родилась идея этого фильма?
Идея целиком и полностью принадлежит автору – Андрею Айрапетову. Он и режиссер картины, и сценарист, и продюсер, и оператор, и звукооператор, и монтажер и так далее. То есть это кино, по сути, создано одним человеком.
С Андреем Айрапетовым, который работает на телевидении, я не был знаком. Он просто подошел ко мне как-то и сказал: «Артемий Кивович, я хочу снять документальный фильм о вас». Я отнесся к этому очень легко и беспечно, сказал: «Пожалуйста! Что от меня требуется?». – «Записать с вами интервью и получить доступ к вашему фото- и видеоархиву». – «Ну, это очень просто! Нет проблем!»
Андрей сделал несколько интервью со мной, в основном какими-то урывками – то в машине, то на вокзале, то гуляя по Перекопу, где я родился. И в течение трех лет, в свободное от основной работы время, он монтировал свой фильм. Я абсолютно не был посвящен в эту работу, не знал, у кого еще он брал интервью, даже не знал, что картина называется «Критик». Увидел фильм только в день неформальной премьеры в одном из злачных заведений Москвы…
Айрапетов вам как-то прокомментировал, почему именно сейчас он решил сделать такой фильм?
Этот вопрос я задал ему много позже. Андрей сказал, что он не только режиссер-документалист, но и большой меломан и коллекционер. Он собрал коллекцию документальных фильмов об артистах, композиторах, фестивалях… И в какой-то момент понял, что в этой коллекции ему очень не хватает картины про меня – как некоего связующего звена между теми фильмами, которые уже существуют. Вот такая история.
Как вы ко всему этому отнеслись? К тому, что вас решили, по сути, увековечить. Учитывая, что вас и так многие считают нескромным…
Я не отношусь к себе серьезно, не склонен рассматривать себя со стороны и тем более думать, а что обо мне подумают другие… Ну сняли про меня фильм – и сняли. Никакого впечатления сам по себе этот факт на меня не произвел. Если бы картина мне не понравилась, я, конечно, был бы огорчен и по городам с премьерой не ездил. Но фильм, на мой взгляд, хороший – он очень честный, рассказывает обо всем так, как оно и происходило. С некоторыми моментами я, правда, не согласен, но не считаю себя вправе оспаривать авторское видение.
А в чем вы лично видите роль критика – в музыке ли, в театральном ли искусстве, в кино и так далее?
В человечестве имеется такая замечательная его часть – творческие люди. Музыканты, писатели, художники, поэты, скульпторы, режиссеры… Они очень счастливые люди, потому что занимаются творчеством, могут себя выразить. И, естественно, все любят обсуждать их фильмы, спектакли, картины, песни, симфонии… А критики – это что-то вроде прослойки между широкой публикой и творцами. Они – считается, что профессионально, хотя большой вопрос, насколько некоторые из них профессиональны – пытаются интерпретировать, объяснять, разжевывать и рекомендовать те или иные произведения искусства. В общем-то, критики – это, конечно, люди, которые паразитируют на творчестве других…
В чем, кстати, их обычно и обвиняют: мол, критик – это не состоявшийся в творческой профессии человек, поэтому всё, что ему остается – критиковать других…
Кстати, это действительно довольно распространенный синдром. Но я – хоть и не спорю, когда меня называют критиком – все-таки не очень типичный критик. Во-первых, для меня, помимо обычных критических пассов, связанных с интерпретацией, объяснением, руганью и так далее, гораздо более важной задачей всегда была помощь этим самым творческим людям. Я не только завидую творческим людям, я еще их очень люблю! И я всегда испытывал огромный азарт в чем-то помочь им, продвигать, делать более известными.
Во-вторых, я не типичный критик, потому что мне никогда не хотелось быть музыкантом. Да, я иногда играл с разными коллективами, был недолгое время гитаристом в группе «Звуки Му», даже пел (я и сейчас на разных капустниках пою), но я никогда не стремился постоянно быть на сцене, стать звездой. Я всегда очень трезво к себе относился и очень спокойно оценивал свои способности. Музыкальных талантов у меня нет, и точка! Так что говорить, что я музыкант-неудачник, не приходится. Я дружу с музыкантами, пишу о музыкантах и, в какой-то мере, содействовал успеху некоторых из них.
В 1980-е вы организовывали подпольные концерты рок-групп, а позже, когда стало возможно, – и рок-фестивали, благодаря чему публика узнала о таких исполнителях как «Машина времени», «Аквариум», Майк Науменко, «Кино», Александр Башлачёв, «Браво»… По сути, вы были одним из тех, кто, как сказали бы сейчас, задавал тренды…
Мне трудно говорить, что я повлиял на развитие музыки, задал какие-то направления. Просто в свое время я был весьма влиятельной персоной в узких кругах…
Ну не только в узких! На ваше мнение ориентировались многие, в том числе и начинающие музыканты.
В какой-то мере, да. Могу сказать без доли хвастовства, что многим музыкантам я действительно очень помог в карьере – как раз об этом говорится в фильме «Критик». Но насколько я повлиял на общую ситуацию, на тенденции в музыке, на моду и так далее – об этом я не берусь судить.
Почему, как вам кажется, рок-музыка утратила свой бунтарский дух, который всегда был ей присущ?
Рок не утратил свой бунтарский дух. Рок просто в целом утратил свою актуальность. Можно даже сказать, что музыка утратила свою актуальность. На протяжении нескольких десятилетий музыка была стержнем всей протестной культуры. Сейчас протест ушел в другие вещи – в акционизм, в феминизм и так далее. И музыка сошла с авансцены. На самом деле, в сегодняшней России очень много бунтарской, протестной музыки! Есть даже целое рок-н-ролльное антивоенное движение – «Антиармия», которое проводит свои концерты. В этом движении состоит довольно много групп. Появилось много сердитых панковских и постпанковских коллективов. Вы не знаете об этом, потому что на эту музыку нет запроса – того запроса, какой был в 1980-е годы. Поэтому та музыка, которая звучала на стадионах, ушла в маленькие, иногда подпольные, клубы.
А как бы вы охарактеризовали сегодняшнее состояние не только в музыке, но и в культуре в целом? В недавнем интервью вы сказали о новой выставке одного художника, что он стал скучен, потому что делает одно и то же, что у него идут сплошные самоповторы. Сегодня и в искусстве в целом – не сплошные ли самоповторы и копирование того, что было?
Да, после открытий ХХ века ничего нового в искусстве придумано не было. ХХ век в общем-то прошел все возможные дорожки. Это касается и музыки, и живописи, и кино. И всё, что происходит сегодня, – это работа со вторсырьем, по большому счету. Музыку я знаю лучше всего, и могу сказать совершенно уверенно, что с середины 1990-х годов ничего нового в музыке придумано не было. Никаких новых стилей, никаких новых смесей, никаких принципиально новых идей в звучании, в композиции и так далее. Примерно такое же впечатление у меня и об изобразительном искусстве, которое я знаю неплохо. Сегодня новые технологии позволяют создавать какие-то навороты, но это не является новизной в идеологическом смысле, это новизна чисто техническая.
С чем связана такая ситуация, по-вашему? Кризис идей? Деградация творческих личностей под диктатом рынка, где востребованным становится только то, что могут продать продюсеры и арт-дилеры?
В разных сферах искусства ситуация немного отличается. Скажем, музыка и изобразительное искусство слишком ушли во флирт с технологиями, со всевозможными айтишными трюками. Что, как мне представляется, довольно сильно замутняет настоящее искусство. Я, например, очень плохо воспринимаю повальное увлечение инсталляциями, видео-артом и тому подобным. Очень мало интересного во всем этом. Есть, скажем, Билл Виола – гениальный видео-артист, но кроме его работ никакие другие, из сотни просмотренных мной, такого же впечатления не производят. В музыке – то же самое: вся эта новейшая история, техно, компьютерная музыка и так деле – всё это, может быть, очень инновационно с технической точки зрения, но я не слышу ничего из того, что ценю в музыке. А в музыке я ценю, в первую очередь, чувства, мелодию, ощущение какой-то драмы.
Что касается дилеров, маркетинга, продюсирования – это настолько скучная история, что о ней неинтересно и даже противно думать. В принципе об этом всё сказано в известном фильме о Бэнкси «Вход через сувенирную лавку». Примерно девяносто процентов так называемого актуального искусства – элементарное шарлатанство! Мне, кстати, очень понравилась последняя акция Бэнкси с самоуничтожающейся картиной, которая случилась буквально на днях. [В начале октября картина Бэнкси, как только ее продали на аукционе «Сотбис» в Лондоне за $1,4 млн., прошла через встроенный в ее раму измельчитель бумаги, таким образом большая часть картины оказалась изрезана на мелкие полоски, то есть произведение «самоуничтожилось» на глазах публики. – Прим. авт.].
Вот этот парень – молодец! Он зрит в корень и видит всё лицемерие коммерческого искусства.
В последнее время вы очень пессимистично высказываетесь о ситуации, сложившейся в нашей стране. Живете в Эстонии, поскольку в России испытываете серьезные проблемы с работой: закрыта дорога на телевидение и радио, вас вынудили уйти из МГУ, где вы читали лекции. Как вы думаете, для тех, кто разделяет пессимистичный взгляд на происходящее, сегодня только один выход – уехать?
Тут не может быть универсальных рецептов. Кто-то сможет удачно конвертировать свои способности за границей, кто-то – нет. Кто-то сможет там зарабатывать и строить карьеру, но при этом его будет снедать тоска по родной стране – это, кстати, мой случай, я очень скучаю по России и стараюсь чаще сюда приезжать. Так что каждый должен решать для себя сам. Единственно, я всегда советую молодым: прежде чем засесть в какой-то окоп, сначала имеет смысл поездить по миру, посмотреть – что и где происходит, и выбрать для себя подходящее место. Если этим местом окажется родной город – прекрасно! А если страна где-нибудь за океаном – почему бы и нет. Я спроектировал для себя довольно оптимальный способ жизни: одной ногой – здесь, другой – там.
А по чему конкретно вы тоскуете?
Я очень люблю свою страну. С ней связано много сентиментальных воспоминаний. Здесь много людей, которые мне близки. Здесь живут старшие дети. Конечно, я не по всей России испытываю тоску! Москву я вообще терпеть не могу! Но в России есть много такого, без чего мне жить очень грустно…
