Поэт и прозаик Юлия Симбирская о своей новой книге, литературе и современных детях, о том, из какого сора рождаются стихи и как к автору приходят его герои.
Первую книгу Юлия Симбирская задумала написать лет в десять – настоящий толстый роман. О чем – не помнит. В подростковом возрасте отдала дань стихам про тлен и тщету всего сущего. Всерьез к литературе вернулась, уже окончив филфак Ярославского педуниверситета, став мамой и начав работать библиотекарем. Первую подборку стихов показала поэту и переводчику из Санкт-Петербурга Михаилу Яснову. Участвовала в семинарах молодых детских писателей, организованных фондом СЭИП, и в фестивалях «Молодые писатели вокруг «ДЕТГИЗа», где получила важный опыт критического разбора своих текстов.
В 2013 году вышел первый сборник ее стихов «Разбегаюсь и лечу». С этого времени Юлия Симбирская сотрудничает с крупными московскими издательствами. Пишет не только стихи, но и прозу. Публиковалась во многих детских журналах, в «Учительской газете». Призер конкурсов «Новая детская книга» (в 2013 и 2015 гг.). При этом по-прежнему живет в Ярославле и работает библиотекарем.
За несколько дней до интервью с Юлей я прочитала ее повесть «Мольер, Моцарт и Пикассо из лисьей норы» – со стихами автора уже была знакома, а вот прозу не знала. Адресованное фактически младшим школьникам произведение мне вдруг напомнило роман Пелевина «Священная книга оборотня». Все эти говорящие лисы, размышляющие о жизни, о литературном даре, об истинных друзьях и внутреннем одиночестве, о понимании и доверии… Книга вызвала совсем не детские размышления. В разговоре с Юлей мы пришли к общему мнению, что настоящая детская литература – это то, что интересно не только детям.
Юля, вы известны в первую очередь как автор стихов для детей. Некоторым кажется, что стихотворение для ребенка – это что-то очень простое и незатейливое…
И над чем можно не слишком долго работать. Прочитал первому попавшемуся дружественному ребенку, тот обрадовался – значит, всё хорошо. Но дети в какой-то мере всеядны, и они могут воспринять даже самый бездарный текст, попрыгать под него, посмеяться. Тем не менее, если стихотворение лишено глубокого смысла, оно проскочит транзитом и возвращаться к нему никто не захочет.
Когда я отправила первую подборку своих стихов Михаилу Яснову, он мне написал: «Присмотритесь к тому миру, в котором живут дети, и убедите меня, что этот мир действительно интересный, яркий, удивительный. Не пытайтесь повторить то, что было сказано до вас. Старайтесь избегать штампов не только языковых. Можно без конца писать о бездомных кошках, которых очень жалко, или добрых бабушек, или про божьих коровок. Но надо понимать, что это уже вытоптанные темы и сюжеты, и кроме них существует много других». Главное, что мне тогда помог понять Михаил Яснов: поэту нужно в первую очередь услышать самого себя, найти свой голос, который будет узнаваемым. До этого момента ты будешь оставаться в общей массе тех, кто просто любит рифмовать.
Долгое время такого понятия как детская литература не существовало. В чем, по-вашему, заключен смысл произведений, предназначенных для детей?
Детская литература – книги не только для детей как таковых. Пишущий для этой аудитории, конечно, держит в уме потенциального ребенка, но, по большому счету, это всегда разговор с самим собой, это что-то свое внутреннее, пережитое. Очень часто такой диалог запускается, когда у тебя появляются собственные дети и начинается активное общение, попытки понять ребенка. Чем откровеннее, искреннее, глубже складывается у автора разговор с самим собой (когда то, о чем ты пишешь, тебя действительно очень-очень волнует!) тем более он будет настоящим. Да, здорово, если твою книжку запоем читают дети. Но, по сути, ты написал ее в первую очередь самому себе, желая не отрываться от пространства детства, в котором (хочется верить!) счастливо живут другие дети и которое к тебе больше никогда не вернется.
А для детей это та среда, которая близка и понятна – пространство игры, удивительных открытий, бесконечного чуда, всевозможных приключений. Без этого им вообще сложно жить. Мне трудно представить себе, чтоб родители не покупали ребенку книг, не читали бы ему. Хотя, к сожалению, такое случается, кончено.
В этом случае чего самого главного лишаются дети, по-вашему?
Они лишаются возможности погружаться в прекрасную среду настоящей литературы. А главное, это тормоз для развития. Ребенку, который познает мир, по сути, отказывают в очень серьезной помощи. У него нет возможности для диалога с миром, для внутреннего монолога с собой, нет дополнительной опоры в жизни, в которой ему нужно найти себя. Я уж не говорю, что чтение книги – это взаимодействие с близким взрослым, когда складывается общее пространство тепла, принятия, комфорта.
Без книги не возникнет ощущения, что можно раздвинуть горизонты. Любая хорошая книга дает понимание, что та жизнь, которая происходит здесь и сейчас, – не единственно возможная! Как минимум, где-то есть другие материки, есть выдуманные острова, и мир – безразмерный, в нем может происходить всё что угодно. Очень много книг, которые, на мой взгляд, ребенок обязательно должен пропрыгать, прохлопать, протанцевать, чтобы захлебнуться от восторга!
Дети меняются. Как понять, о чем будет интересно читать современному ребенку? С какой точки должен смотреть на мир детский писатель?
Это самый главный вопрос: писать о детях или для детей. Написать о детях с позиции взрослого, конечно, намного проще: ты смотришь с высоты своего опыта, тебе кажется, что ты всё знаешь. Но совершенно не обязательно, что ребенок на это откликнется. Дистанция всегда будет чувствоваться. И сегодня многие издательства, обращаясь к авторам, просят не рассказывать о современном ребенке, ссылаясь на собственное детство – с манной кашей, вытянутыми коленками на колготках, летними поездками на дачу… Ребенку нужно, чтобы всё происходило здесь и сейчас, чтобы путь от автора к нему был коротким.
Современные дети очень отличаются от нас! Дело не в том, что они быстрее соображают. Они вообще принципиально другие, взаимодействуют с миром иначе. Они способны совершенно к другому анализу, у них по-другому идут мыслительные процессы. Я это вижу на собственном примере, общаясь с детьми, которые приходят в библиотеку. Если ребенок интересуется каким-то конкретным вопросом, он быстрее создает цепочку связей и быстрее делает выводы. Современные дети летят на космическом корабле, пока мы скачем на своей вечерней лошади. Сегодня от детей автоматически отскакивает казенщина, штампы. Они на равных беседуют с взрослыми и даже способны задавать тон беседы. От взрослого дети ждут уважительного и внимательного отношения. И важно понимать, что ребенок не ничтожество и не кумир, которому надо поклоняться – это человек, который мыслит и способен себя проявить.
А насколько устарела для нынешних детей та литература, на которой мы росли?
У современных детей достаточно быстро формируются собственные читательские интересы, которые они заявляют. И если говорить о чтении по велению души, то литература, которая по логике вещей должна была бы устареть, тем не менее остается интересна. Детей не смущают ни ушедшие реалии, ни слог, ни темп (который был раньше более медленным). Оказываются востребованными и народные сказки, и «Муми-тролли», и «Мэри Поппинс», и «Алиса…» Кэрролла.
Но какой-то процент отторжения так называемого золотого фонда детской литературы происходит. Я прекрасно помню, с каким упоением читала в детстве «Тома Сойера», например. А по современным детям и по своей дочери вижу, что книгу отвергают, потому что не могут продраться сквозь язык. И я обнаруживала, когда пыталась читать своей дочери «Тома Сойера» или «Динку» Осеевой, что сама уже совершенно иначе воспринимаю эти произведения: слишком много описаний, идеологии в них.
Сегодня часто хорошая детская книга – это книга, которая интересна и взрослому…
И это самый главный критерий хорошей детской литературы! Даже если я читаю книжку-картинку для ребенка 3 лет – мне, взрослому, она тоже должна быть интересна! Я должна что-то найти для себя. И это прекрасно, что современная детская литература стремится к многоуровневости.
А откуда к вам приходят герои ваших произведений?
Всё выплавляется из какого-то опыта прошлой жизни. Что, конечно же, не означает, что я пишу про саму себя и собственную жизнь. В своих произведениях я могу присутствовать в разных ипостасях – в повести «Мольер, Моцарт и Пикассо из лисьей норы» я и старый лис, и главная героиня, и кто-то еще. Просто каждый раз я вытаскиваю из своей жизни всё то, что можно было бы вложить в того или иного героя.
А вот персонаж новой повести – пока она носит название «Заяц на взлетной полосе» – пришел ко мне прямо в жизни. Больше года назад, прилетев ночью в Прагу, я пошла от терминала аэропорта к гостинице по газону – это был кратчайший путь. И вдруг наперерез мне проскакал заяц. Обычный дикий заяц. На меня это произвело сильное впечатление! Аэропорт, взлетают самолеты – и тут заяц… Хотя я не собиратель интересных моментов, которые надо непременно втиснуть в литературу, тут поняла, что мне надо это как-то использовать. Но как?.. Оказалось, что этот заяц был мне нужен для того, чтобы говорить на совершенно неожиданную для меня как детского писателя тему. Я давно ее вынашивала, но никак не решалась начать об этом писать. И заяц как проводник завел меня туда, куда мне было надо.
И что это за тема?
Абьюз. В новой повести я попыталась осмыслить и облечь в литературу опыт нескольких реальных людей. Книга уже закончена, можно публиковать. Но я не тороплюсь. Все-таки пространство взрослой литературы – новое пространство для меня. Для начала дала прочесть повесть нескольким людям. На сегодняшний день это первое мое произведение, которое прошло максимальное количество тестовых читателей.
Сегодня, когда ваше имя стало довольно известным, как выстраиваются отношения с издательствами и редакторами? Сталкиваетесь ли вы с избыточным вмешательством в ваши тексты, и приходилось ли из-за этого отказываться от публикации?
Опыта тяжелого разочарования в редакторской правке у меня пока не было. Я знаю о таких ситуациях, про которые вы говорите. Автору, конечно, всегда больно, когда его текст препарируют. При этом редактор-то считает, что он делает доброе дело, пытаясь довести текст до блеска. Тут, на мой взгляд, очень важна степень профессионализма редактора – его способность погрузиться в текст, быть внимательным. В таком случае он всегда принесет только пользу, и, на мой взгляд, при работе с профессиональными редакторами авторам стоило бы иной раз смирить свою гордыню.
У меня были ситуации, когда приходилось отказываться от работы с редактором, это случалось потому, что мы оказывались слишком разными, нам нравился разный стиль, разные книги, у нас были абсолютно разные вкусы и никаких точек соприкосновения. Издательства, кстати, всё это учитывают и стараются, чтобы тандем «автор – редактор» сложился и работа шла во благо книге.
А насколько легко вы соглашаетесь с тем образом, который предлагает вам художник? Можете ли сами выбрать иллюстратора для своей книги?
Художника чаще всего выбирает издательство. Тебя даже могут поставить перед фактом, что макет готов, а ты даже не знаешь, кто создавал рисунки. Нужно понимать, что когда ты начинающий автор, многие вещи даются авансом. Тебя никто не знает. Не факт, что твоя книга не будет валяться годами на складе. Ответственность за успех или провал по большей части несет издательство. Даже если ты выстрадал свой текст, вложил в него себя до капли – может оказаться, что произведение окажется не нужным. И это надо понимать.
А вот когда у тебя уже есть имя, ты востребован читателями – ты можешь на что-то влиять. Идеальная ситуация работы с художником – когда издательство на начальном этапе знакомит вас и дает возможность обсуждать эскизы, наброски. С художником обязательно нужно искать компромисс, он такой же творец твоей книги, как и ты, и может болезненно реагировать на замечания.
Ваша новая книга «Трогательное ведро», которая выходит из печати в феврале, – удивительна! Читая стихи про фантики, осколки, дырявый носок, арбузные корки и прочих обитателей мусорного ведра, неизбежно задумываешься о смысле собственной жизни… Как родилась идея этого сборника?
Я написала довольно много циклов стихов и в какой-то момент поймала себя на том, что у меня есть потребность этот мир вывернуть наизнанку. Нам же всегда хочется создать какую-то идеальную картинку, некий приглаженный мир. Это желание, с одной стороны, естественное, а с другой – очень утопическое, потому что мы не можем прожить идеальную жизнь. Мусорное ведро – образ максимально естественной жизни, максимально не приглаженной. В любой самой красивой кухне есть такое ведро, оно включено в естественный цикл жизни. По сути, жизнь – всюду. Ее трансформации бесконечны. И нет финальной точки. Даже когда нам кажется, что всё исчерпано и мы сами исчерпаны – жизнь не закончена! Всегда есть шанс на возрождение. Здесь и сейчас можно обрести новые смыслы. Поэтому не стоит считать свою сегодняшнюю жизнь – как бы она ни складывалась – пустой. Герои «Трогательного ведра» – те, кто отвержен, на ком давно поставлен крест, кого легко не любить. Но они всё равно продолжают жить. Вот, скажем:
Пустой пакет от молока.
Он прямо держится пока
И выглядит, как новый
В своём пальто с коровой.
Он погостит в ведре чуть-чуть
И налегке продолжит путь.
И сможет он, как птица,
На ветке поселиться.
Кормушкой станет. Решено!
В нём вместо молока – пшено.
И дверца есть с окошком.
На самом деле, моя новая книга о бесконечности, о перерождении, о настоящем, о том, что держит каждого из нас и не даёт пропасть.
