В Волковском театре 23 марта прошел творческий вечер Андрея Кончаловского. О современной культуре и экономическом развитии, о русском менталитете и западных ценностях, о творчестве и вере – кажется, Кончаловский может говорить на любую тему. «ВД» приводит самые любопытные высказывания режиссера, прозвучавшие на этой встрече.
Существует одно интересное отличие между кино и театром. В кино должно быть всё понятно, сценарий должен быть понятен, особенно продюсерам. Но невозможно до конца понять пьесы Чехова или Шекспира. И режиссер, который говорит, что они ему абсолютно понятны, либо дурак, либо глубоко ошибается, либо врет, чтобы денег дали на постановку (так тоже иногда надо действовать!). Театр – это поиск. Поиск смысла. В метафорической форме театр – это жизнь. Мы в жизни тоже ищем смысл. Мало того, мы без смысла жизни и жить не можем. То же самое – в театре, только в более концентрированной форме: постоянный поиск ответов. Театр – это великая роскошь искать истину. А в кино режиссер должен знать ответ, точнее – притвориться, что знает.
Никита Михалков – прежде всего, мой брат. Между нами очень глубокая связь, при этом у нас могут быть абсолютно противоположные точки зрения по каким-то вопросам, и я бываю часто с ним не согласен. Но главное, мы – братья. Никиту я считаю одним из крупнейших режиссеров, моя любимая картина– «Пять вечеров», это великий фильм… Было много и других его работ, больших, интересных, но эта самая любимая. Какие-то картины у него получаются лучше, какие-то – хуже. Я его ругаю (всегда!) за то, что он не показывает мне своих сценариев. Он просто боится. Но мы все равно друзья, коллеги. Мы одна семья.
Что я могу сказать о фильме «Левиафан»? Андрей Звягинцев – безусловно, очень талантливый режиссер. Но – не применительно к этой работе, а вообще – мне кажется, что пока он не нашел себя. Он нашел некую форму, в которой выражает не себя, а, скорее, тех режиссеров, которые повлияли на него. И еще мне бывает трудно смотреть его картины, потому что я не понимаю, кого любить. А если некого любить, то… Я хочу обязательно любить кого-то из героев. Собственно, это главная моя претензия к Звягинцеву как к художнику. Когда он полюбит кого-то и передаст эту любовь вам – тогда он найдет себя. Так мне кажется.
Одной из наиболее талантливых современных актрис я считаю свою жену, Юлию Высоцкую. А самая талантливая – Инна Чурикова!
Что касается скандала с постановкой в Новосибирске оперы «Тангейзер»… Я не видел саму оперу, но, когда я увидел афишу, меня это возмутило. Я думаю, свобода не является абсолютным благом. Свобода – как атомная энергия: может давать электричество, а может быть разрушительной. Скажем, сегодняшнюю европейскую свободу я считаю разрушительной. Ведь если какая-то культура не терпит оскорбления своих религиозных символов, то это надо уважать. А издеваться, считая это свободой, – по-моему, безумие. Это безумие политкорректности. Тогда пускай начнут мочиться на стол в ресторане – это то же самое… То же самое касается афиши «Тангейзера», где образ Христа использован непотребно.
Какие у меня отношения с Богом? Было время, когда я молился каждое утро. Это было, когда я жил в Америке и не знал, вернусь ли в Россию. Сегодня я живу в России. (Пишут, что мы живем в Италии. На самом деле, я люблю там бывать, и работаю там, и у нас есть дом в Италии. Но живем мы в России). Сегодня «отношения с Богом» – сложный для меня вопрос. В какого Бога верит русский человек? Чехов говорил, что русский человек знает только две истины: «Бог есть» или «Бога нет», в то время как между этими двумя понятиями лежит огромное поле, которое за свою жизнь проходит истинный мудрец. Чехов при этом не говорил, каков вектор этого движения: от «Бога нет» к «Бог есть» или наоборот. Он говорил не о векторе, ему это было не важно. Любое направление имеет смысл, важен сам путь. Настоящая религия – в поисках Бога. Это очень важный момент в жизни, которого мы, русские люди, лишены. Со времени появления христианства в Европе никогда не прекращались богословские споры. Свободная мысль тысячелетиями не боялась подвергать сомнению любые тезисы и обряды христианства. В России же религиозная мысль не существовала до середины XIX века. Русская религиозность строилась только на вере, русский человек не имел права размышлять о Боге, а обязан был истово верить. Сомнения у нас считаются ересью. С моей же точки зрения, сомнения – основа утверждения истины.
В западной философии плохие поступки должны быть искуплены хорошими деяниями. Но сначала человек должен исповедаться, то есть, превозмогая стыд, назвать вслух свои поступки, чтобы суметь их проанализировать. В России исповедь практически не воспринималась как важная составляющая жизни, и часто человек исповедовался только перед смертью. Искупление было в вере: верь – и тебе все простится, потому что Бог всемогущ и все прощает. Для восточной церкви вера была важнее, чем дела. Для западной же важно, что грехи искупают делами, и за труд Бог дает деньги. Поэтому в протестантских церквях сегодня нет нищих. Российское отношение к деньгам осталось на уровне: богатство – грех, бедность – не порок.
Я сравниваю современную Россию с Европой XIV века. Это добуржуазное общество, еще до появления городов. Добуржуазному обществу присуще крестьянское сознание, которое чрезвычайно сильно сопротивляется любым переменам. Россия, на мой взгляд, живет в добуржуазном обществе, поскольку здесь не было предпосылок возникновения буржуазии. Гигантская русская масса с крестьянским сознанием, которое не меняется последние полторы тысячи лет.
Отличается ли русский путь развития от западного? Многие считают, что мы отстали и что это плохо. Глубочайшее заблуждение европейцев в том, что остальные страны они считают отсталыми. Европейцы отсчитывают историю культуры со времен Древней Греции, «забывая», что еще за несколько веков до развития греческой цивилизации своего расцвета достигли древние Китай и Индия. Европейцы ошибаются, считая себя центром вселенной. Другие страны не отстают – они по-другому развиваются. Это все равно как если бы студент философского факультета относился презрительно к второкласснику. Разве второклассник чем-то хуже этого студента? Это не отсталость, а другой уровень, другая скорость развития. У нас скорость не такая, как, например, в Финляндии. В силу разных обстоятельств. Я думаю, за свою надменность по отношению к России Запад будет платить очень дорого.
Запад заразил нас потребительством, желанием иметь все то, что есть у них, и ощущением, что счастье – это иметь все что хочешь. Это глубочайшее заблуждение. Счастье – когда любишь то, что у тебя есть.
Мы живем в удивительное время. На наших глазах меняется мир. Долгое время мы все жили в мире американской мечты: джинсы, рок-н-ролл, Голливуд и так далее. Мы все испытывали огромные влияние Америки. Сегодня, когда стало очевидно, что Америка не в состоянии всех захватить – она не в состоянии захватить Китай, Индию – задача России в том, чтобы избавиться и от влияния Америки, и от влияния либеральной Европы. Избавиться от той системы, где права человека ставятся выше обязанностей, где забываются христианские ценности, ценности семьи. В этом катастрофичность современной Европы, это настоящий кризис либеральной идеи. Мы отстали от Европы – и слава Богу! Именно поэтому у нас сохраняется театр, именно поэтому вы приходите, чтобы услышать то, что я говорю, именно поэтому наши люди рассуждают на кухне о смысле жизни. Мечтательность, потребность любить и ненавидеть – это всё очень русские качества, которые позволяют надеяться, что мы без Европы проживем, а Европа без нас вряд ли.
