10 книг 2014 года, которые стоит забрать с собой в 2015-й, выбрала Лиза Биргер.

Сью Монк Кид. «Обретение крыльев»

СПб.: Азбука-классика

Роман о дружбе рабыни и ее хозяйки в Америке начала XIX века — одна из самых обсуждаемых американских книг года. Как и первый бестселлер Сью Монк Кид «Тайная жизнь пчел», эта книга поначалу читается как страстное обличение рабства, но на этом не заканчивается. Главная героиня тут — это собственно хозяйка, реальная историческая Сара Мур Гримке, одна из пионеров феминисткого движения и защитниц прав чернокожих. Разве что образ ее чуть более современен — эта суровая квакерша реже потрясает здесь Библией и говорит по простому: если бы женщины были свободны, то и рабства давно бы не было. По сути, это история борьбы за свои права сразу двух меньшинств, очень логично и понятно выстроенная в параллель.

Ричард Форд. «Спортивный журналист»

М.: Фантом Пресс

Еще один поздно обретенный нами великий писатель — правда, и в Америке недавно спохватились: «Спортивный журналист» написан в 1986-м, а Пулитцеровскую премию и премию Фолкнера автор получил за продолжение книги «День независимости» в 1995-м. Форд описывает обыкновенного человека средних лет, тщетно вырывающегося из пут жизни: ни карьеры, ни семьи, ни любви. Но при этом автор помещает героя под увеличительное стекло, как в реалити-шоу, ни на секунду не выпуская из вида. Именно под микроскопом такая ежедневная неудовлетворенность жизнью вырастает в настоящее отчаяние. Может, в 80-х этот личный кризис казался приметой времени, но сегодня в спортивном журналисте Фрэнке Баскомбе каждый узнает себя.

Джуно Диас. «Короткая фантастическая жизнь Оскара Вау»

М.: Фантом Пресс

Роман 2007 года — и, несомненно, одна из главных американских книг десятилетия. Перевести эту смесь английского и уличного доминиканского испанского — задача титаническая, и Елена Полецкая справилась с ней отлично. По сути, Джуно Диас своим романом решил задачу, как писать об эмигрантах, о латиноамериканских диктаторах и прочих сложных темах так, чтобы тебя читали. Он строит историю на всех популярных жанрах одновременно, заигрывая с любителями комиксов и фэнтези и другими читателями, обычно равнодушными к литературе посложнее. Так в этом романе появляется главный герой, тучный подросток Оскар. Оскар обожает комиксы, мечтает о большой любви и хочет стать доминиканским Толкиеном в изгнании. Он должен избавить свою семью от магии древнего проклятия фугу, как-то связанным с доминиканским читателем Трухильо. Мальчик-гик перестает здесь быть героем комедии, а становится героем истории.

Майкл Каннингем. «Снежная королева»

М.: Corpus

Последний роман Майкла Каннингема — заснеженный Нью-Йорк, сказка Андерсена в анамнезе. В триумвирате героев одна умирает, другой не может найти утешительных слов любви, а третий, брошенный очередным любовником, — и самой любви. Все это ужасно знакомо, потому что о невозможности любви, о трагедии смерти, о том, как на все это не хватает слов, по сути, все романы Каннингема. Его последняя книга лаконична в своем совершенстве: здесь до предела отточена мысль о том, что жизнь происходит даже в отсутствие событий.

Патрик Модиано. «Незнакомки»

СПб.: Азбука-классика

В очередной раз Нобелевская премия открыла нам великолепного писателя. Патрик Модиано — автор камерный, в своих повестях раз за разом повторяющий один и тот же сюжет. Это рассказы о герое, чаще всего безымянном, который ищет разгадку своего прошлого, либо просто пересказывая давние события, либо погружаясь в те же улицы, районы, города. Будущее и настоящее героя остается неизвестным, и только прошлое имеет значение, какое-то одно событие, которое проигрывается, как заезженная пластинка. В «Незнакомках», где так же отрывочно и неполно приведены рассказы трех женщин, Модиано выступает как самый настоящий феминист.

Горан Войнович. «Чефуры, вон!»

СПб.: Издательство Ивана Лимбаха

Словенский хит — рассказ о мигрантах («чефурами» в Словении называют выходцев из Южной Югославии) от лица одного из них. Роман построен как ответы на вопросы, которые главный герой Марко Джорджич задает самому себе, например, «Почему гастарбайтеры — самая несчастная раса?» или «Почему нет хуже монстров, чем молодые чефурки?» Марко юн, и здесь это главное. Это мальчишка из нового поколения, навсегда зависшего между вчерашней Боснией и так и не случившейся Словенией. У них своя война, свои права и бесправие и, самое главное, свой язык: веселый сленг становится здесь другим главным героем: «Я никогда не мог понять этой чефурской логики: алкоголь — круто, наркотики — смерть. Скорей всего, потому так, думаю, что наши папаши и мамаши в деревне выросли. И откуда им знать, что такое наркота?»

Ларс Соби Кристенсен. «Посредник»

СПб.: Азбука-классика

Ларс Соби Кристенсен сегодня чуть ли не главное имя норвежской литературы — во всяком случае, точно ее самый переводимый автор. И хотя почти все его книги, от маленьких повестей до многостраничных семейных саг, обращены в прошлое, в полудеревенском существовании Северной Европы 60-х, где-то между «Битлами» и велосипедными гонками, действительно находится какой-то знаменатель для сегодняшней жизни. То же самое происходит и в «Посреднике», последней книге Кристенсена, которая начинается с описания детского лета 1969 года, а затем неожиданно продолжается как смесь воспоминаний о прошлом, фантазии и современность — прямо как у Бергмана.

«История глазами Крокодила. XX век»

М.: ХХ Сенчури Крокодайл

Сергей Мостовщиков и компания — не единственные, кто открыл неиссякаемый кладезь мудрости в вековой истории советских иллюстрированных журналов. Параллельно с «Историей глазами Крокодила» выходит, например, книжное переиздание «Мурзилки», тоже с амбицией рассказать альтернативную историю ХХ века. Но карикатуры «Крокодила» нам во многом ближе, поскольку сами по себе становятся пародией и на пропаганду прошлого, и, прежде всего, на настоящее.

Морис Сендак. «Там, где живут чудовища»

М.: Розовый жираф

Как будто винтажная детская книжка из 60-х про мальчика, которого наказали за плохое поведение, а он, не выходя из комнаты, переплыл океан, попал в лес чудовищ-страхобразов, вдоволь наигрался и вернулся домой к ужину. Это не мешает «Чудовищам» быть главной детской книгой века, повлиявшей практически на всю культуру детского артхауса — на его желание говорить с детьми о страшном, на убеждение, что завораживающая красота картинки чуть ли не важнее сюжета. Для Сендака — выходца из еврейской семьи, большая часть которой погибла в Холокосте, — детская книга стала способом рассказать о подавленных страхах и мечтах — страхобразы здесь становятся друзьями по играм, от которых всегда можно убежать обратно к маме.

Донна Тартт. «Щегол»

М.: Corpus

Несомненно, главная книга десятилетия — роман о мальчике, потерявшем мать в музейном теракте. Герой взрослеет, переходя из одной приемной семьи в другую, и носит с собой как талисман взятую в музее картину голландского мастера — небольшое изображение щегла. Тартт одновременно заигрывает со всеми нашими детскими читательскими увлечениями, будь то Диккенс, приключенческий роман или роман взросления (или, например, Марк Твен и южная готика, как в ее прошлой книге «Маленький друг»), и в каждом своем романе ставит вопрос о ценности прошлого. Вот этот огромный пласт ушедшей культуры, зачем он был?