7 мая на сцене Центра им. Вс. Мейерхольда пройдет концерт под названием «Родина и Родина». Программа в исполнении Московского ансамбля современной музыки (МАСМ) посвящена драматическим страницам в истории взаимоотношений русской и французской культур.
В программе концерта — сочинения Николая Обухова, Ивана Вышнеградского, написанные во Франции между двумя мировыми войнами, и Артура Лурье в период исповедуемого им «романтического большевизма», когда многие художники приветствовали новую власть, не подозревая, что вскоре станут ее жертвами. Пьесы композиторов-эмигрантов чередуются в этом концерте с премьерами новых, написанных специально для этого проекта сочинений современных композиторов — Владимира Раннева, Сергея Невского и Алексея Сысоева на тексты русских эмигрантов, ставших героями французского Сопротивления: Николая Оболенского, Елизаветы Скобцовой и Бориса Вильде.
Специально для «Вашего досуга» Софа Кругликова узнала у современных композиторов, как возникла эта программа и чего ожидать зрителям и слушателям.
Сергей Невский
«Этот концерт придумал мой коллега Владимир Раннев в прошлом году, он возник в результате сотрудничества Володи как композитора и куратора и отделения Французского института в Санкт-Петербурге.
Все знают, что после революции была большая волна эмиграции. Все знают, что у этой эмиграции остался мощный литературный след, но люди куда менее осведомлены о музыкальной составляющей культуры Первой волны. Потому что эта музыка осталась за кадром, и остается некой оборванной ветвью в русской традиции. В Европе русских композиторов, уехавших после революции в Париж (Лурье, Вышнеградского, Обухова), часто называют «скрябинистами», продолжателями Александра Скрябина, благодаря их гармонической и тембровой сложности и интересу к синтезу искусств. Скрябина вряд ли можно назвать пролетарским композитором или близким советскому строю, но у его творчества в советской России была довольно счастливая судьба: его играли, и указом Луначарского в 1918 году его квартира была превращена в музей. И совсем иначе все сложилось у его последователей. Прежде всего, у Николая Обухова, которому наравне с Шенбергом принадлежит идея серийности в музыке и который сочетал радикальные и авангардные музыкальные идеи с религиозным мистицизмом. Обухов совершенно неизвестен в России и очень мало известен в Европе. При том, что он — изобретатель едва ли не первых интерактивных музыкальных инструментов: звучащего креста, например. Эта линия русского авангарда во Франции — мало звучащие вещи Обухова, Вышнеградского и Лурье — составляет одну часть концерта.
А вторая часть — специально для этого проекта написанные вещи на тексты русских эмигрантов-участников Сопротивления, и это еще менее известная страница истории. Володя Раннев предложил нам поработать с текстами Бориса Вильде (журналиста, которому принадлежит понятие Résistanсе, потому что так называлась газета, которую он издавал), князя Оболенского и святой матери Марии (Скобцовой). Эта женщина, послужившая прототипом одной из героинь фильма «Рай», погибла в концлагере Равенсбрюк, потому что укрывала еврейских детей от нацистов.»
Письма матери Марии составляют основу моего сочинения. Это очень сухие по тону тексты, написанные сначала из французской пересыльной тюрьмы, потом из концлагеря. Причем из концлагеря она писала по-немецки, чтобы ее могла читать военная цензура, а из пересыльного лагеря по-французски. В письмах она описывает, какие продукты нужно ей присылать, а какие нельзя, просит выслать сигарет или продукты к Пасхе. Сегодня сквозь скупую дозволенную информацию мы видим колоссальную драму. Моя вещь «Votre MM» — «ваша М.М.» («ваша мать Мария» — прим. редакции) — это попытка описать скрытую трагедию за очень лаконичным голосовым письмом.
Леша Сысоев взял текст письма Бориса Вильде, написанного им перед расстрелом. Это текст очень большой силы. Сам Леша характеризует свою пьесу как постмалеровскую. Это протяжная, очень сложно выписанная кантилена, которая действительно чем-то напоминает финальную часть «Песни о земле», «Прощание», тот тип музыки, который теоретики описывают как «музыкальную прозу».
И, наконец, вещь Владимира Раннева «Наконец-то я на свободе» («Enfin je suis libre»), «Дитя мое, я свободен». Это текст письма князя Оболенского, только что освобожденного из концлагеря Бухенвальд, жене в Париж. По характеру это письмо эйфорическое, и трагизм ситуации заключается в том, что пишущий не знает, что его адресат мертв.
Три эти вещи, как мне кажется, могут идти как самостоятельный цикл. Изначально их исполнял в Петербурге французский ансамбль «2e2m» и французский барочный баритон Винсент Бушо. А в Москве их будет петь Дмитрий Матвиенко — человек фантастический, очень известный баритон, член ансамбля N'Caged, исполнитель большого количества современной оперы в «Электротеатре Станиславский» и восходящая звезда дирижирования.
Премьера этого проекта состоялась в прошлом году в Питере. Я очень рад, что у него есть какое-то продолжение и что московская публика тоже его услышит.»
Алексей Сысоев
«Текст, который я использовал в своей пьесе, документальный и принадлежит человеку, расстрелянному спустя полчаса после его написания. Это Борис Вильде, русский поэт, участник Сопротивления, автор самого термина «сопротивление», ставшего символом борьбы Франции с фашизмом. В письме Борис утешает свою невесту и прощается с жизнью.
Возможно ли в принципе что-то делать с этим документом, как-то его «использовать», «работать» с ним, изменять, добавлять, эстетизировать? Вероятно, нет. Я и сейчас так думаю. Человек шел на смерть. Я же, не рискуя ничем, пишу музончик в «кабинетной тиши». Эти слова нельзя даже просто пересказать со сцены, повторить, «сыграть», поскольку не прожитые, лишенные своего страшного контекста, они теряют весь свой смысл. Да и этично ли вообще писать музыку после концентрационных лагерей?
Тем не менее, я делал подход за подходом, не оставлял надежд найти нужный мне вариант звучания, пока не понял, что, только лишая себя привычного эстетического контекста, радикально ограничивая себя, двигаясь в сторону строжайшего аскетизма, я смогу хотя бы отчасти передать чувства, преследующие меня с момента знакомства с письмом Бориса. Только строгий лаконизм оказался способен вобрать в себя экзистенциальные бездны, связанные с этой историей. Так родилась музыка без внешней броскости, сосредоточенная на лаконичной интонации мольбы или вздоха, сухая и графичная. Возможно, отчасти схожая с поздними сочинениями Малера или Шостаковича. Пусть будет так.»
Владимир Раннев
«Название «Родина и Родина» — очень понятное название. Понятно, что речь идет о России и Франции. А название моей пьесы «Вот я и на свободе» — это первые слова письма Оболенского своей жене Вере, написанного после выхода из освобожденного Бухенвальда.
Рискну предположить, что русские эмигранты, ставшие героями французского Сопротивления, боролись не столько за Францию. Окажись их пристанищем, скажем, Греция или Голландия, они поступили бы так же. Они боролись за тот миг, когда можно будет сказать «Вот я и на свободе». Именно свобода для них — свидетелей жутких катастроф своего века — являлась настоящей родиной, и к ней они стремились.»
