Дирижёр Михаил Татарников недавно выступил в Москве – впервые продирижировал «Реквием» Моцарта, впервые встал за пульт оркестра Когана. Спустя два года после ухода с поста главного дирижёра Михайловского театра, он находится в творческом поиске, но уже сменил статус свободного художника. Надежда Травина поговорила с Михаилом Татарниковым о его творческой активности сегодня, современной музыке, работе с Дмитрием Черняковым и футболе.
Михаил, на прошлой неделе вы выступили в Московской филармонии с Российским национальным оркестром, ансамблем «Intrada» и солистами – дирижировали «Реквиемом» Моцарта. Это же ведь ваше первое исполнение этой музыки?
Да. Почему-то до сих пор в моём обширном репертуаре не было «Реквиема», хотя я как бывший оркестрант, скрипач, не раз его исполнял. У нас с солистами, ансамблем и оркестром была вдумчивая скрупулёзная работа, которая важна для этого произведения. И она была важна для меня по другой причине: мне в наследство от дедушки (дирижёр Джемал Далгат, ученик Ильи Мусина – прим. ред.) досталась партитура с его пометками и ремарками. Они очень ценны для меня. Изучая их, я почувствовал какую-то особую связь с дедушкой. Он ушёл из жизни, когда я был маленьким – нам так и не удалось поговорить о музыке. Хорошо, что сейчас появилась такая возможность.
Также недавно я была на вашем концерте с оркестром Когана в Большом зале Московской консерватории. Был ли у вас до этого опыт работы с этим коллективом? И как вы оцениваете его форму?
Опыта не было, и это, я вам скажу, большое упущение с моей стороны. После концерта рассказал друзьям, какой это классный оркестр – растущий и очень правильно развивающийся. У них правильная психология общения между собой, с дирижером, нет какого-то подобострастия ненужного. Они совместно музицируют – с желанием, с удовольствием. Оркестр Когана, на мой взгляд, входит в число сильнейших российских коллективов.
За неделю до этого концерта «коганцы», кстати, исполняли современную музыку, в том числе, пьесу, в которой в качестве инструментов используется пенопласт, молоток и стакан. А вы бы хотели расширить ваш репертуар произведениями, написанными сегодня?
Да, конечно. За новой музыкой нужно следить, нужно стараться искать талантливых композиторов, смотреть, что именно они создают. Потому что, вы понимаете, стакан стакану рознь (смеётся). И наша задача – не допустить дилетантов от музыки (хотя они существуют, на самом деле, не только в музыке, но и в драматическом и музыкальном театре).
А как их обнаружить?
Это сразу слышно, когда оркестр начинает воспроизводить тот или иной «опус». И дело даже не в том, что этот композитор элементарно не умеет правильно использовать инструменты. Там нет идеи никакой, а в абсолютно абстрактную музыку я не верю. Хотя, конечно, дирижёру нужно стремиться, чтобы эта, на первый взгляд, какофония звуков превратилась в нечто, имеющее право на существование. Дирижёр должен постоянно взаимодействовать с автором, пытаться проникнуть в суть его замысла, если он таковой есть. Хотя, честно, я даже не знаю, что можно сегодня ещё придумать – мне кажется, всё давно уже написано.
Конец времени композиторов...?
Скорее, очень сложное время для композиторов. И очень опасно выдумывать ради того, чтобы просто выдумывать. Все-таки музыка должна о чём-то говорить.
Не могу не спросить вас о реалиях сегодняшнего дня. Можете рассказать о ближайших планах, концертах, или всё меняется с каждым днем?
У меня отменилась «Снегурочка» в Парижской опере, выступление в Монте-Карло, но кажется, подтверждается «Псковитянка» в Национальной опере Англии в конце мая. Точно будет концертное исполнение оперы Римского-Корсакова «“Ночь перед рождеством» в Петербургской филармонии 23 декабря – пользуясь случаем, всех приглашаю. Но вы правы – всё меняется с каждым днем. Я считаю, что несмотря ни на что, концерты сегодня должны продолжаться. Мне так жалко моих западных коллег, которые мне говорят: «Везет, у вас идут концерты и спектакли, а у нас все закрыто». Я недавно выложил в Инстаграме фрагмент репетиции «Реквиема» с РНО, так моя коллега из Латвии написала: «Как же хочется попеть...»
Многие деятели культуры пишут о том, что если сейчас опять всё закрыть, театры и концертные залы просто не выживут. Вы согласны?
Нет, это какое-то запугивание. Концерты выживут в любом случае, но просто будут большие финансовые потери у концертных и театральных организаций. 25 процентов от общего числа публики – это же ничто, вы и сами это понимаете.
Сразу вспоминается популярный сейчас мем «Во всем виноват театр» – толпа людей в вагоне метро...
Наоборот, мне кажется, концертный или театральный зал – это самое безопасное место сегодня, многие концертные залы и театры имеют специальные очистительные установки, правильную рассадку зрителей.А музыканты уже многие переболели…
С каким чувством вы сегодня выходите на сцену?
Вы знаете, я вроде достаточно сильный и здоровый человек. И молодой к тому же. Скажем так, я не боюсь, а опасаюсь. Вы, наверное, слышали, что в Большом и Мариинке был «пик» заболеваемости. Потом это же случилось в Новосибирском театре оперы и балета – просто по очереди все повально заболевали. Но продолжали работать. И я там проводил огромные спектакли – «Кармен», «Бал-маскарад», «Пиковую даму» – естественно, в маске, со всеми предосторожностями. Но слава Богу, не заболел. Хотя я уже смирился с тем, что рано или поздно нам всем придётся переболеть. Но это не делает меня менее осторожным – у меня и мазь, и всякие закапывания, и витамины. Держусь.
Прошло два года, как вы покинули пост главного дирижёра Михайловского театра. Есть ли перспектива увидеть вас в этом же амплуа, но в другом театре?
Есть, но где – пока не скажу. Перспектив, на самом деле, несколько. После ухода из Михайловского я был таким свободным художником, мне какое-то время это нравилось. Но когда у меня не стало постоянных концертов, я начал испытывать какое-то чувство потерянности. К счастью, меня вскоре пригласили поработать в НОВАТе (большое им спасибо!), сейчас я в труппе этого театра. Там хороший качественный оркестр, хор – я получаю огромное удовольствие, приезжая туда репетировать и выступать.
Какой вы сами можете выделить спектакль, поставленный при вашей работе в Михайловском?
«Билли Бадд», однозначно. Мне кажется, у нас получилась очень качественная профессиональная постановка. Эта сложнейшая опера была исполнена великолепно. Спектакль на удивление дался легко. Конечно, сначала было страшно смотреть на огромную партитуру, ритм, текст на английском, но вышел замечательный , качественный результат.
А правда, что ваш дедушка также занимался это оперой и переписывался с Бриттеном?
Он действительно переписывался с ним, но этой оперы не касался. Он дирижировал партитурой «Питера Граймса» в 1965-м в Кировском (Мариинском) театре. А идея представить «Билли Бадда» в Михайловском принадлежала мне и моим коллегам: мы нашли отличную венскую постановку Вилли Декера и решили привезти её в Петербург. И я рад, что и публике, и критикам, она пришлась по душе и была высоко оценена.
В Михайловском началось и ваше сотрудничество с Дмитрием Черняковым.
Да. Он просто космический человек. Более подготовленного с точки зрения музыки режиссёра я практически не видел. Он отвечает буквально за каждый такт партитуры, досконально знает сюжет, драматургию действия. Многие ошибочно считают, что ему в какой- то степени безразлична музыка – мол, у Чайковского написано, что Татьяна выбегает заламывая руки, а она этого в спектакле не делает, значит, Черняков идёт против партитуры «Евгения Онегина». Но более внимательного отношения к музыке, чем у Чернякова, я редко видел у кого из режиссёров. И как он отдаётся работе! Для него, например, хор – это не статичная массовка, а полноценные действующие лица спектакля: он к каждому из них подбегает, заглядывает в глаза, объясняет задачу....И всё это происходит за короткое время, поскольку на Западе получить сценическую репетицию с хором довольно сложно. Черняков невероятно вкладывается в процесс, отдаёт артистам всю свою энергию. Я поражаюсь тому, как он работает. И ценю его за то, что он очень любит музыку.
Что самое трудное в дирижёрской профессии, как вы считаете?
Я думаю, пройти первые 15 лет работы. У меня ещё три впереди (смеётся). И, конечно, нужно продолжать двигаться вперед. Как говорил Аббадо, «я до самой старости буду учиться чему-то».
Я знаю, что вы страстный футбольный болельщик команды «Зенит». Успеваете ли сейчас следить за любимой командой?
Стараюсь по возможности. Но последний раз я был на футболе в Барселоне – мы там одновременно оказались с Димой Бертманом и Ильдаром Абдразаковым. Мы в то время с Бертманом работали над постановкой оперы «Демон» Рубинштейна. Кстати, в Мариинском и Михайловском есть свои футбольные команды, состоящие из артистов труппы – у них даже существует своя турнирная таблица, проводятся соревнования между всеми театрами вообще. Артисты, на самом деле, очень любят играть в футбол. Не нужно думать, что они живут в каком-то своём особом творческом мире. Они такие же нормальные люди.
В юности вы хотели стать профессиональным футболистом. А сейчас сможете выступить за какую-нибудь команду? Денис Мацуев, например, до сих пор забивает голы.
Нет, сейчас это будет просто выход на поле. Когда-то я действительно хорошо играл и мечтал о карьере футболиста. Но родители решили меня отдать в музыку – и я им за это невероятно благодарен. Потому что как футболист я сейчас уже был бы на пенсии. А как дирижёр я ещё молод и полон сил.
