В Концертном зале имени Чайковского завершился первый сезон авторского цикла лекций-концертов Ярослава Тимофеева «Вещь в себе», посвященных новейшей музыке. Российскую премьеру «Музыки пустыни» (The Desert music, 1983) Стива Райха исполнил Российский национальный молодежный симфонический оркестр под управлением Фёдора Леднёва и хор Intrada. Музыкальный критик Мария Невидимова рассказала о событии.
Мы никогда не узнаем, что на самом деле представляют собой вещи вне нашего субъективного восприятия. Внутри же себя каждый воспринимает их по-своему. Если первое предложение разъясняет одно из центральных понятий кантовской философии – «вещь в себе», то второе могло бы придать ему полностью противоположное значение. Игра смыслов в названии абонемента не случайна. Академическая музыка в ХХ веке шла по пути усложнения и для простого слушателя в какой-то момент действительно оказалась «вещью в себе», недоступной ни уму, ни, что страшнее, сердцу. Тем не менее на концертах абонемента публика не только с интересом воспримает всевозможные непривычные звучания, но и эмоционально откликается на них. И так каждый раз непостижимая «вещь», бывшая «в себе», становится «вещью» гибридной, производной самой себя и разума того, кто с ней взаимодействует.
Все дело в проводнике. Честно говоря, рецензент с музыковедческим бэкграундом из одного только профессионального восхищения с радостью послушал бы подряд две лекции ведущего Ярослава Тимофеева, жертвуя длительностью музыки. Еще честнее говоря, можно вообще без музыки — шансов разинтересоваться ею лекция не оставляет. «Рецензия может быть лучше, чем концерт, которому она посвящена», — говорил как-то в интервью ведущий. Кажется, то же самое он исповедует на сцене. Тимофеев сразу обезоруживает пациента, пробуждая в нем и внутреннего ребенка, и внутреннего взрослого одновременно. Первый, к примеру, радуется возможности прохлопать 4 минуты в определенном ритме и вместе со всем залом оказаться соучастником внезапного интерактива, самого масштабного в мире исполнения Clapping Music Стива Райха. Второй чувствует, что его не держат за идиота и говорят с ним о действительно сложных вещах. Говорят с юмором, понятным, но не примитивным языком: как пьеса инструментована и гармонизована, что она такое по форме, где здесь маримба из розового гондурасского дерева, и в какой момент нужно перестать все это помнить и довериться ощущениям. Как же быть музыке после такой обнадеживающей презентации, это вообще законно? Скажем, среди публики были и те, кто уходил уже во время исполнения, заскучав от минималистичных повторов и явно ожидая иного. И все-таки большинство включалось в процесс слушания гораздо легче и эмоциональнее, чем это обычно происходит на концертах новой музыки — тем удивительнее, что по сравнению с ними публика в Московской филармонии гораздо разнороднее и в профессиональном, и в поколенческом смысле.
Имя живого классика американского минимализма Стива Райха — не самое редкое в московских концертных залах. «Минимализм — это музыка для тех, кто не любит новую музыку», — говорил Арнольд Шёнберг. Услугу минимализму академического извода оказывает еще и популярная у широкого слушателя «неоклассика» в духе Людовико Эйнауди и Кирилла Рихтера, также блуждающая под термином «минимализм».
И все-таки российская премьера «Музыки пустыни» (1983) случилась только сейчас. Организовать исполнение такой махины непросто. Оркестр состоит из 48 струнных, двух роялей, трех синтезаторов, хора из 27 человек, куда входит еще и запасной «батальон» сопрано на случай, если первый устанет, и множество разных ударных. Тембрально нежные вибрафоны вместе с верхами хора Intrada (так, кажется, и не уставшими) мелко пульсируют все 40 минут. Этот пульс есть кровь и плоть сочинения, оно непрерывно мерцает тембрами и из-за ритмической гомогенности и зернистости напоминает даже электронный саунд. Что касается игры Российского национального молодежного симфонического оркестра, то она, как правило, отличается особой энергией, отдающейся залу бескомпромиссно. И когда это совпадает с энергией музыки, ведущего и дирижера — а под руководством маэстро Фёдора Леднёва все это, безусловно, так, — филармоническая «слот-машина» выдает джек-пот.
Стихотворения, легшие в основу «Музыки пустыни», принадлежат любимому поэту Стива Райха Уильяму Карлосу Уильямсу. Центральные строки, что поются в сочинении, переводятся так: «Человек выжил и жив до сих пор благодаря тому, что он был слишком невежественным, чтобы реализовать свои желания. Теперь, когда он может реализовать свои желания, ему нужно либо изменить их, либо погибнуть». Автор написал их после бомбардировки Хиросимы и Нагасаки. Комментируя биографию Райха, Тимофеев вторит Уильямсу: «Человек привыкает ко всему, в том числе и к катастрофе. Задача художника — не привыкать к катастрофе и не дать привыкнуть к ней другим. Иначе катастрофа станет нормой».
