Издательство «Захаров» выпускает книгу «Клуб, которого не было. Хроники арт-директора» - Григорий Гольденцвайг, бывший арт-директор «Икры», одной из самых сильных и интересных площадок ночной Москвы, рассказывает, как все начиналось.
Я помню зиму 2006-го: все эти разговоры о новом клубе на Курской, рабочих в строительной пыли. Тебя, извиняющегося за то, что идти придется через вокзал, по которому тогда еще бегали крысы. Я все это помню, поэтому читать эту книгу мне, честно, было одно удовольствие. Как думаешь, людям не из «тусовки» она будет также интересна?
Ох, не буду притворяться, что мне совершенно по барабану, как книжку воспримут. Не те, кому я сто рублей должен или у кого мы клубные карты заказывали. Не коллеги и завсегдатаи клуба. А люди немножко со стороны, те, кто в «Икре» никогда не был и никогда о такой не слышал. Если найдется хоть несколько таких - значит, вещь небезнадежна. Профсоюзное творчество - альманах к юбилею нашего медпункта или нашей войсковой части - не самый интересный жанр на свете. Кстати, хорошо, что ты о метро впомнила. У нас ведь и на обложке книги вагон метро - по-моему, сумели выразить то, что хотелось: легкий жанр там, где мрак, уныние, безнадежность, где «фи-как-немодно».
В «Икру» ты пришел из музыкально-клубной журналистики. Было уже имя, кресло в известном издании, наверняка, маячили перспективы пойти выше. Не страшно было так резко все менять?
Открывалось огромное и страшно привлекательное поле деятельности, которое потом стало «Икрой». С редакцией «Афиши» мы ничего нового друг другу предложить не могли, писателей там и без меня хватало - боюсь, это был бы вечный бег в мешках. К слову, журнал очень резко менялся как раз в момент, когда я уходил - превращался в большую солидную компанию. Это не хорошо и не плохо, но это была уже немножко другая институция. А тут - ковбойство в прериях.
«Втирал населению про клубную жизнь четыре года. Это я, начинающий клевать носом уже в четыре. Я, никогда не пробовавший кокса. Я, которому по барабану искания диджеев с района, если это не умница Антон Кубиков или друг Миша Ковалев. Время вышло: мне двадцать восемь, еще чуть-чуть – и будешь себя чувствовать в клубе воспитательницей на детском утреннике. Тоже мне радость. Какой там крем от морщин наш дьюти-фри рекомендует? Нет-нет, очевидно: если человек в тридцать по клубам шарашится – или он там работает, или ду-ду; поэтому пока песок не посыпался, пора самому менять поле деятельности…»
А «Икра», которую мы все эти годы знаем – это «твой» клуб на 100 процентов? Или были уступки?
Любой клуб - это, простите за слово, акт эманации того или тех, кто вкладывается в него временем, силами, рвением. Но, блин, «государство - это я» - формат неправильный, все-таки клуб - это команда. Ну и о тактике - все ведь в мелочах, на которых многие горели неоднократно. Номинально - качество разливного вина, внешний вид столов в vip-зоне или случайно пришедший на усиление охранник, который до этого рынок охранял, - не имеют к деятельности арт-директора отношения. Но на практике-то все иначе. Поэтому так важна команда, которая понимает, почему в гардеробе шестьсот человек не может обслуживать один гардеробщик, и почему замыкаться в одних стенах для большого клуба - не выход. Такие вот скучности.
Были уже какие-то отклики от персонажей из книги? Все себя узнали?
Хм, лучший способ поссориться с друзьями и знакомыми - что-нибудь о них написать. Повторю, это не выпускной альбом. Хотя почти все, за исключением нескольких эпизодических персонажей, которых я просто не помню, как звали, под своими именами. Наверняка забыл кого-нибудь - и с этими людьми это тоже повод поссориться. Я ничего и никого не придумывал - веселья хватало без выдумывания, успевай вспоминать. Эти годы можно разводить, как сироп концентрированный - столько в них всего поместилось.
Большое впечатление произвела история с разбитой бровью Ройшн Мерфи (британская певица, бывшая солистка дуэта Moloko – «ВД»). Тем, кто с того концерта ушел несолоно нахлебавшись, наверняка будет интересно узнать, что за страсти творились за кулисами. И подобных зарисовок в книге немало ведь, да? Какие артисты запомнились больше всего?
Наверно, те, которые попали в итоге в книжку. Сложно сказать - запомнились. Что это значит? Дэвид Тибет, Александр Бард или «Елочные игрушки» - с ними мы друг друга и не теряли, к счастью. А, скажем, с БГ или с «Лайбахом» - не было повода для нерабочего общения: у меня никогда не было привычки пытаться задружиться с артистом. И ничего не происходило с ними сверхъестественного за кулисами. Тот же кусок про Ройшн Мерфи я стучал в декабре в Венеции, когда было не выйти из отеля из-за наводнения, я сидел перед панорамой драных крыш в совершенно пустом подтопленном городе, носа не мог сунуть на улицу и коротал время, вспоминая другой катаклизм: из Москвы с Ройшн.
«Ройшн Мерфи лежит на полу без движения. Как и предупреждали. Глаз залит кровью, бровь рассечена. Марина и вторая, про чай для похудания, невозмутимо достают спирт и cкручивают тампон. Ройшн молчит. — Бумажные швы, — в присутствии Ройшн Грэхэм начинает волноваться. — Спроси у них, могут ли они наложить бумажные швы, такие, которые потом рассасываются без следа? Ройшн молчит. Голос, раз и навсегда вошедший в историю с Sing it Back, голос, вдохновивший великого и ужасного Мэтью Херберта на запись целой пластинки, голос, только что на-гора выдавший пять (или все-таки четыре?) безупречных диско-боевиков, молчит. Ройшн Мерфи, самая дорогая артистка в истории клуба «Икра», только что разбила на его сцене надбровную кость».
Уехать, убежать из Москвы – по-разному сформулированная эта мысль часто встречается на страницах книги. Ты ведь в итоге так и сделал?
Я в какой-то момент понял, что могу на время поменять важный для меня город Москву на просто самый любимый город Стокгольм. Надолго ли - бог весть. Но по времени все удачно совпало.
Что ты сам думаешь о нынешнем состоянии московский ночной жизни?
Что знал, то в книжке и написал. И чем отличается, и каковы перспективы. Самый свежий тренд - многочисленные молодые промоутеры, которые (молодцы) не стесняются стучаться в самые высокие двери и которые (не молодцы) не обременены чувством ответственности ни перед публикой, ни перед артистом, ни перед площадкой.
«Мы ведь об одном и том же с органами препираемся. Если я снял в этом доме шлагбаумы и свел вместе Боярского, гей-диско, Леннона, Хельгу и «КачЪ» — почему бы не продолжить в том же духе? Где граница, объясни нам, между теми, кого ты рад видеть на Боярском, и теми, кто придет на «ЧайФ», которым ты пугаешь нас два года? Почему у Юли Юденич на вечеринке дай бог двести человек, когда клуб на тысячу рассчитан? В чем тогда ее работа? Почему я, собственно, решил, что это мой дом? Я могу так же нежно послать всех к черту и продолжать как заблагорассудится. Я знаю, что мы задрали планку для привередливого, чванливого города на высоту, которую здесь никто не брал. А еще я знаю, что рекорды — скоротечны. И что все, что я мог здесь сделать, уже сделано».
Еще книги будут?
Будет свербеть - значит, будут. Книги, появившиеся просто потому как «дай-ка-я-напишу-книгу», обычно таковы, что лучше уж бы они не появлялись.
«Клуб, которого не было. Хроники арт-директора». Григорий Гольденцвайг. Издательство «Захаров». В книжных магазинах города с 18 сентября.