- Вы как-то упомянули, что Ваша работа глубоко структурирована. Получив классическое образование, к какой именно структуре Вы тяготеете? К сонатной форме?
- Я уверена, что это так, просто потому, что я много лет играю сонаты. Когда играешь такую музыку, она входит в твою кровь, и ты начинаешь понимать формы такого рода. Однажды Лукас Фосс выразил озабоченность тем, что, когда я умру, моя музыка умрет со мной, потому что я ее не записываю. Но я не знаю, как ее надо записывать! Я никогда не училась композиции, просто очень много играла на фортепьяно - с пяти лет до окончания школы.
Я перестала исполнять других композиторов, потому что поняла, что, во-первых, исполнитель должен потратить огромное количество времени, “переваривая” то, что хотел сказать композитор, во-вторых, исполнителю часто приходится импровизировать, чтобы работа приобрела какой-то смысл. Я поняла, что, если собираюсь экспериментировать с собственным голосом, я должна и писать свою собственную музыку.
- Какими наркотиками Вы увлекаетесь?
- В настоящее время мой выбор весьма ограничен, поскольку у меня гепатит С. В самом начале - ЛСД. Я обычно запиралась на чердаке и работала, потому что не хотела, чтобы меня слышали снаружи, - это мое сугубо личное дело. Метедрин, естественно, был среди излюбленных средств, но я думаю, что лучшее из того, что я делала, не имело ничего общего с наркотиками. Я считаю, что работа “под кайфом” была частью моего экспериментирования, как и многое другое.
- Вы соотносите себя с традицией греческих православных плакальщиц?
- Да. Я не думала об этом, когда начинала работать, но, теперь я это знаю определенно. Осознание этого пришло позже. Во время моих представлений ко мне подходили люди из Северной Африки, Эфиопии, Уганды и спрашивали: “Где вы взяли эту традицию пения? Она интересна людям моей страны”. Это странно. Моя мама хорошо знакома с нашими культурными традициями, знает, о погребальных плачах. Но мои подходы не были такими академическими. Позже я прочитала об этом “наследии” и многое поняла.
- Как Вы относитесь к творчеству Марии Каллас?
- Каллас была великой певицей и новатором в западном оперном искусстве, так же как Бодлер, По и Нервал были новаторами в своем искусстве, Орнетт Коулманн и Джон Колтрейн – в своем. Они довели работу до такой степени интенсивности, что хотя она и становится узнаваемой, но далеко уходит от первоначальных форм. А в случае с Каллас было так, что многие люди не обращали раньше внимания на оперное искусство и внезапно начали обращать.
- Вы не боитесь испортить себе голос, как она?
- Люблю, когда мне задают умные вопросы о моем голосе. Вы можете представить, чтобы в “альтернативной музыке” кто-нибудь дискутировал о “пределе голоса”? Будьте уверены, никто этим не занимается. Я только что прочитала интервью с Леонтиной Прайс. Какой волшебный голос! Она всегда знает, как петь или не петь на этом пределе. Она может спеть что угодно. Я знаю, что она прошла тот период, когда люди говорили: “Ты оперная певица”, а она отвечала: “Нет, я великая певица. Я могу спеть все, что пожелаю: джаз, блюз, соул…”
- Расскажите еще раз о своей вокальной технике.
- Я обучалась бельканто, в сущности, являющемуся той техникой, которую требовал от своих певцов Вагнер, потому что это была единственная техника, способная пробиться через мощное звучание оркестра. Он хотел, чтобы певцы пропускали звук через череп, вызывая резонанс всех лицевых костей – вот что требуется, чтобы осуществить бельканто. Я изучала все это, когда мне было двадцать с небольшим, потому что в своих импровизациях я хотела сравняться с тем, что слышала. В противном случае я либо лгала бы на сцене, либо бросила бы петь.
- Некоторые из Ваших стихов – сатанинские. Вы в буквальном смысле считаете Сатану реальной личностью?
- Должна сказать, что не имею ничего общего со школой сатанизма Антона ЛаВея. То, о чем я говорю, очень древняя форма сатанизма. В Ветхом Завете Сатана – враг общества, тот, кто отделен от общества собственным выбором или по наследству, или в силу обеих причин.
- Восставший ангел.
- Совершенно верно. Я говорю об этом в том же смысле, в каком люди веками говорили о сжигаемых ведьмах как о козлах отпущения общества.
- Стало быть, Вы не считаете, что Сатана – реальный разум, который делает определенные вещи.
- Я не скажу ни да, ни нет. У меня другое отношение к этому, как у большинства греков. Древнее чувство, присущее грекам, – то, что у них один коготь увяз в аду, а другой на небесах, и они как-то поддерживают равновесие.
Статья
Крик Черной Розы
