Певица Пелагея – существо удивительное. С виду обычная смешливая девчушка. Но в вопросах профессии – это абсолютно взрослый человек. На сцене Поля уже 12 лет из своих шестнадцати. У Пелагеи голос в четыре октавы, который она развивала самостоятельно. Единственным наставником была и остается мама – Светлана Ханова, театральный режиссер, в прошлом певица.

В репертуаре Пелагеи русские народные песни и романсы, и поет она их так, что дух захватывает и мурашки бегают: такая энергетика идет от этой маленькой девушки!

В 1999 году в интервью французской прессе Галина Вишневская назвала девушку «будущим мировой оперной сцены». Пелагею приглашают петь в самых престижных залах Москвы и на европейских музыкальных фестивалях. Она лично знакома с Ельциным, Шираком, Ростроповичем, Алексием II (у Патриарха получила благословение на творчество). На ее дебютном диске «Пелагея» звучат русские романсы, народные песни и… электроника.

– Поля, как ты находишь свой репертуар? Ездишь по деревням, записываешь песни?

– Это было бы очень интересно. Но у меня ведь гастроли, учеба в ГИТИСе. Есть люди, которые ездят по дальним уголкам, записывают бабушек, привозят кассеты в Москву и продают на развалах. Но, как правило, на каждой кассете только две песни оказываются удобоваримыми для широкой публики. В основном там материал, тяжелый для восприятия. Это, знаете, как… Сначала нужно вывести шлаки из организма, а потом уже целенаправленно лечить. Есть очень красивые песни, и мне их интересно петь. Но большинству людей они покажутся нудными.

– Ты выступаешь на разных площадках – от «России» до богемного «Китайского летчика». Для тебя имеет значение, перед кем петь?

– Честно говоря, мне все равно.  У меня нет фанатов в принятом смысле слова – не тот жанр. Вот у коллективов типа «Золотого кольца» много поклонников. Но это другой материал, другая подача и ориентированность. Я и мои музыканты пытаемся делать что-то новое. Моя цель – реабилитировать народную музыку в глазах моего поколения.

– Что ты имеешь в виду?

– Народная музыка – не кокошники до неба, юбки выше колен и весь этот матрешечный лубок. Это песни, которые пели наши предки, как бы пафосно это ни звучало. В Европе культивируют фольклор, а у нас есть люди, которые наотрез отказываются даже слышать о чем-то народном: оно ассоциируется с сов-ком, с этими хорами… Однажды я посмотрела по телевидению какой-то концерт «народной музыки» и пришла в ужас! Взглянула на все это глазами обычной девочки 16 лет. Эту казенщину выдают за народное искусство! Ужасно!

– Ты учишься на втором курсе ГИТИСа. А почему не в Гнесинке?

– Ой, ну что вы! В Гнесинке люди думают только о технике пения. Мне это неинтересно. Я хочу знать, как устроена песня и как ее правильно подать. На эстрадном факультете ГИТИСа как раз учат актерскому мастерству. Отсюда выходишь «синтетическим» актером: можешь в мюзикле петь, на эстраде выступать, в театре играть. Одна проблема: очень трудно совмещать работу и учебу на очном отделении.

– У тебя такой насыщенный рабочий график?

– До невозможности. Хотя иногда какое-то время сидишь без работы. А потом начинается – по нескольку концертов в день… И не знаешь, что сказать в институте: что живот болит или еще что-то выдумать… Жаль, но, наверное, придется переводиться на заочное. Такая профессия: пропадешь из виду – и тебя забудут через два дня, каким бы замечательным ты ни был.

– Удается отдыхать при таком напряженном ритме?

– Не особо. Ходим в театры в воскресенье перед концертом. Все остальное время – учеба, работа. Чаще всего идем в Ленком, один из самых достойных театров, на мой взгляд. Еще самое-самое большое потрясение для меня – Женя Гришковец. У меня просто нет слов…

– Фактически с пяти лет ты вошла в мир взрослых. Какие-то детские забавы проходили мимо тебя. Не жалеешь?

– Да нет. Раньше часто восклицали: «Ах, бедная девочка! С раннего детства на сцене!» Какая же я бедная?! Такое детство, как у меня, я бы каждому пожелала. Я любила находиться среди взрослых. Гулять во дворе с малышней, бегать-прыгать мне было неинтересно. Удовольствие от власти над залом, которое я получала с раннего возраста, ни с чем не сравнимо. Тем более с гуляньем во дворе.

– Чье мнение для тебя самое важное?

– Мамино. Я иной раз поспорю с ней, но в итоге соглашаюсь.

– А советы друзей принимаешь?

– В профессиональном плане мне никто не указ. Есть музыканты старшего поколения, которых я уважаю, – Дмитрий Ревякин, Александр Ф. Скляр. Но никто не поучает меня, что делать и как, – это дело сугубо личное. И творческие люди это понимают.

– Как ты думаешь, тебе завидуют?

– В моем случае нечему завидовать. Я сама независтливая, вообще не понимаю, что такое зависть. Можно, конечно, представить такую ситуацию: в один прекрасный день ко мне приходит какой-нибудь дядька и говорит: «Вот тебе, Пелагея, много денег, чего хочешь с ними, то и делай!» Ну я не будь промах все правильно бы сделала, и на следующий день мои клипы вовсю крутили бы по ТВ, а песни вошли бы в тяжелую ротацию на радио. Вот тогда мне можно было бы завидовать. А пока… Дядьки нет, денег нет. Чему завидовать?

– Галина Вишневская увидела в тебе «будущее мировой оперной сцены»…

– Я была польщена. Но чтобы стать оперной певицей, надо полностью посвятить себя оперной школе, забыть все, что делала, – просто перечеркнуть и выкинуть. Я решила, что это не для меня. Я так не смогу.

– К чему будешь стремиться в ближайшие несколько лет? Может, начнешь сочинять?

– Не могу загадывать. Сегодня я говорю одно, а завтра другое. Я такая – мне быстро все надоедает. Пока у меня цель: приучить сверстников слушать народную музыку. Настоящую. Но приправленную модными электронными аранжировками. Нужно, чтобы эти песни звучали интересно и современно.

Вы услышите Пелагею 29 апреля в клубе «На Брестской»