Никита Михалков собирается снимать продолжение «Утомленных солнцем», квартиры в построенных в 30-е домах стоят бешеных денег – покупатели платят не только за высокие потолки, но и за миф. Давно ушедшая эпоха отстоялась, имперский сталинизм обернулся Большим Стилем.
Маски времениБольшой стиль, словно мозаика, складывается из множества непохожих друг на друга осколков. Его лицевой, праздничной стороной стали парады физкультурников, квартиры и дачи партийной, художественной и иной элиты, народные гулянья и карнавалы, великолепно оформленные спектакли московских театров, застраивающийся домами-дворцами столичный центр, а также совершенно необычная для СССР реклама.
Аскетизм 20-х остался в прошлом: теперь советских людей призывают пользоваться презервативами, покупать кетчуп и есть мороженое. Заводы, где производят эти чудесные вещи, закуплены за границей наркомом Анастасом Микояном.
Недавно голодала Украина, и Москва была забита спавшими на лестницах беженцами. Cтрана все еще сильно недоедает. Те, кто не допущен к спецраспределителям, очереди занимают с ночи. Но газеты в радужных тонах описывают первые советские радиоприемники, велосипеды и фотоаппараты: в конце 30-х годов СССР стал «обществом потребления».
Страх и смехСтрах перед ГУЛАГом уживался с разлитым в воздухе ощущением радости жизни: предвоенная Москва гуляла, и жутковатый, чуть ирреальный оттенок этого веселья удавалось почувствовать немногим. Лучше других это вышло у Булгакова, но мало кто знает, что у бала Воланда был реальный «прототип». Многие детали бала в американском посольстве, где Булгаков часто бывал с женой, прямиком попали в роман «Мастер и Маргарита».
«Жить стало лучше, товарищи, жить стало веселее», – сказал Сталин. Ему вторил Микоян: «Какая же это будет веселая жизнь, если не будет хватать хорошего пива и хорошего ликера?» Сталинское окружение сменило защитные френчи на белые пиджаки (в таком наряде они щеголяли на параде физкультурников в 1935 году), жены ответственных работников сшили вечерние платья. Дети номенклатуры выстроили собственную иерархию: «линкольнщики» и «бьюишники» котировались высоко, «фордошников» третировали.
Советскому человеку надо было культурно отдыхать, и вожди подавали пример трудящимся: они любили драматический театр, балет – и балерин. Этой слабости были подвержены и бравый Киров, и всесоюзный староста, благостный дедушка Калинин. Во время обернувшейся перебранкой словесной стычки на одном из приемов жена опального режиссера Мейерхольда, полубезумная Зинаида Райх кричала ему: «Все знают, что ты бабник!» Всесоюзный староста отругивался матом.
Праздник жизниЭто была пора долгих сталинских застолий на ближней даче, когда вождь заботливо спаивал соратников. Способность много пить стала условием политического выживания (воздержание позволялось только пользовавшемуся особым сталинским доверием Молотову); одновременно в моду входил спорт. Жданов крутил «солнышко» на турнике, Каганович бегал на лыжах.
После отмены партмаксимума секретарь обкома получал до 2000 рублей в месяц (домработница – около 20). Партийная элита богатела, одновременно расцветала элита криминальная: конец тридцатых стал порой тотального воровства.
О его размахе дают представление уголовные дела тех лет: директора магазинов и липовых артелей, хозяева подпольных цехов не отказывали себе ни в чем. Директор магазина № 32 Краснопресненского промторга имел легковую машину, два мотоцикла, дачу за сто тысяч рублей – к ней он проложил асфальтовое шоссе. Директор гастронома № 1, коммунист и член Моссовета, построил огромный особняк в Малаховке. Для времени, когда все следили за всеми и подозрение вызывал любой слишком хорошо, «не по-нашему» одетый человек, это было очень смело.
Летом 1940 года Москва веселилась. Во дворах играли только что появившиеся патефоны и молодежь танцевала до утра. Танцы были главным увлечением этого лета, казалось, что под патефонную музыку кружится полгорода. Москва всегда жила иначе, чем остальная страна: здесь было иное снабжение, тут по-другому прибирали улицы – москвичи и в самом деле стали лучше жить.
Чудесным летним вечером одна дама из гулявшей в «Метрополе» компании – молодая актриса Елена Князева – сказала, увидев вселявшихся в гостиницу коммунистов-беженцев из воюющей Польши:
– Там рвутся бомбы, а мы гуляем...
Вскоре ее посадили, и выпустили только в пятидесятых.
У Нины Семеновны Буденной был знаменитый отец, командир Первой Конной, любимый сталинский маршал. В одном доме с ее семьей, на улице Грановского, жила вся партийная элита. Корреспондент «Вашего Досуга» спросил ее о том, как складывались отношения между соседями.
– Когда разоблачали культ личности, был опубликован документ, адресованный Маленкову. В нем было написано, что за жильцами нашего дома шла слежка. В частности, к Буденному через батарею вышележащей квартиры было опущено подслушивающее устройство. А наверху жил сам Маленков. Из его квартиры к нам спустили прослушку, и Маленкову же об этом и доложили...
Отец дружил с адмиралами Кузнецовым и Исаковым, со своими конармейцами. Они к нам в основном и приходили. Гости пели народные песни и плясали, как сумасшедшие... А папа играл на гармошке. И никто никогда не надирался.
– Существуют легенды о том, что Буденный был украшением сталинских застолий.
– К Сталину он обычно попадал с ноябрьского парада: они договаривались на трибуне Мавзолея, а потом ехали к Сталину на дачу. Иногда папа даже присылал машину со сталинской дачи – за гармошкой.
У него слух был очень хороший: что ему ни сунь в руки, на всем играет. И на баяне, и на аккордеоне, и на гармошке немецкого строя, а это очень сложный инструмент. В пятидесятые годы даже пластинки продавались: играют папа и его приятель из Ростова, диск называется «Дуэт баянистов»…
Кира Павловна Аллилуева – дочь родного брата первой сталинской жены, Светланы. Формально она племянница Сталина. «Ваш Досуг» спросил ее о том, как тот общался со своим окружением.
– Приехав в Москву во время революции, мы поселились в Кремле, в коммуналке, где была кухня и маленькие квартирки. Там жили Сталин, Ленин, Свердлов – и мы. У каждой семьи было по одной-две комнатки, находилось все это в Кремле. Мне говорили, что Ленин, приходя на кухню, всегда говорил кухарке: «Вы кошечке молочка давали, вы ее покормили?».
А потом, когда я стала постарше, Сталин со мной шутил:
– Кирка!..
– А?!
– ...В голове дырка!
– Я вам на это отвечать не буду.
Так мы и жили.
Потом мы уехали из Кремля, но папа и мама по-прежнему дружили со Сталиными.
– Каким же он был в общении?– Наши дачи были рядом, и мы все время ходили к нему в гости. Он иногда звонил: «Павел, приходите с Кирой на шашлыки». И сам хлопотал у мангала...
– Неужели сам жарил?– Во всяком случае, сам переворачивал. Однажды мы сидели в саду: я, папа и Сталин. Я при пионерском галстуке, перед нами три рюмки, Сталин разливает коньяк:
– Ну что, выпьем?– Иосиф Виссарионович, я же пионерка!
– Так ты за меня не выпьешь?
– Я пионерка.
– Ну и черт с тобой. Не пей. Молодец.
Сталин часто терял чувство реальности. Как-то он сказал маме: «Светлана просит денег, а мы жили на гривенник».
Мама ответила:
– Это вы жили, Иосиф, вы просто не понимаете, на каком вы свете.– Почему это не понимаю?
– Потому что сейчас совершенно другие цены.
Он был очень удивлен. Понятия у него все-таки были отсталые, восточные: если бы он увидел кого-то в шортах, то, наверное, умер бы…
Первомайский райский садТрудно рассказать, как веселилась Москва в радостные дни первомайского празд-ника. Не расскажешь всего о саде изобилия, выросшем подле здания Манежа, о том саде, где на деревьях росли сосиски и колбаса… где пенящаяся кружка пива соседствовала с великолепной полтавской колбасой, с розовой ветчиной, с истекающим слезой швейцарским сыром,
с беломраморным свиным салом. Прогулявшись раз по этой площадке, можно нагнать сокрушительный аппетит.
Из первомайского репортажа советской газеты.
Цит. по SartoriR. Stalinism and Carnival//The culture of the Salin Period. New York, 1990
Прекрасно одетые рабочие, работницы, дети собрались в залитые светом дома культуры, клубы и школы… Пышные залы Александровского дворца в Детском селе впервые открылись для шумного бала, где хозяевами были передовые рабочие и инженеры завода «Красный треугольник». До зари звучит музыка, и всюду раздаются песни веселья и радости.
«Труд», 1936, 3 января, с. 4
