Арт-дуэт Алексея Политова и Марины Беловой сложился в 1998 году. В своей практике художники возрождают авангардную стратегию протеста — вместо серьезного, тонкого, созерцательного искусства они создают пафос травести-театра. Парадоксальным образом подрывание ценностей уже стало традицией, которая, по видимому, не исчерпает себя никогда — социально-критические художественные практики дадаизма, поп-арта, соц-арта находят продолжение в XXI веке. Екатерина Чернова рассказала о новом проекте художников «Машинерия зрелищ».
Художники исследуют формы и механизмы «культурной индустрии» — производства и воспроизводства привлекательных образов, исследованием которых занимались еще представители франкфуртского Института социальных исследований Теодор Адорно и Макс Хоркхаймер (в частности, их труд «Диалектики Просвещения» 1944 года до сих пор выглядит актуально). Франкфуртцы критиковали культурную индустрию как воспроизводство зрелищ, которое обесценивает не только произведение искусства, но и исторические ценности западноевропейской культуры. Позднее эта философская критика культурной индустрии была подхвачена другими мыслителями — в том числе Полем Вирильо, который в работе «Машина зрения» (1988) описывал современные процессы воспроизводства образов как машинерию, автоматизирование восприятия. Не случайно проект назван «Машинерией зрения», этот термин подобрал куратор — теоретик, кандидат искусствоведения, доцент МГУ и преподаватель школы Родченко Сергей Хачатуров.
На выставке представлены синтетические работы, которые соединяют в себе различные медиумы и образы массовой культуры XX века и нулевых годов. Проект Алексея Политова и Марины Беловой состоит из нескольких разделов, каждый из которых освещает один из множественных механизмов культурной индустрии и ее визуального проявления.
В рамках традиционной «контрабанды» посторонних объектов в поле искусства (в эту категорию можно зачислить реди-мейд Марселя Дюшана, китч и все то, что ранее было чуждо миру искусства), Алексей Политов и Марина Белова обращаются к образам «низовой культуры», к современным практикам карнавала — цирковым, телевидовещательным и бытовым образам. Нередкие объекты здесь смотрятся по-хулигански (например, порнографические изображения). Художники используют механику театра, совмещая проекции, световые инсталляции, графику, скульптуру и фотографию. Таким образом, в своей практике они проблематизируют понятие «Gesammtkunstwerk» — единое, многомерное произведение, по принципу которого построена массовая культура.
В художественной практике Алексея Политова и Марины Беловой находят место реминисценции специфических забытых жанров: например, так называемые «обманки» («tromp l’oeil») — иллюзия образа, который способен преодолеть границы объектности, выйти за пределы плоского холста или кажущейся простоты предмета. Ключевой механизм в экспозиции — «волшебный фонарь», изображения, переданные посредством падающей тени. При этом художники оставляют открытой механику образа. Так, символически воссоздавая пещеру Платона, они создают также и выход из нее — здесь платоновский эйдос доступен наряду с со своим отражением в материальном мире.
В работе с эффектами освещения художники обращаются к самому сердцу устойчивой парадигмы искусства (которая была выстроена еще в XIX веке и в которой мы, по мнению большинства теоретиков, до сих пор пребываем) — к изображению, в основе которого светотеневая моделировка, то есть к живописи. Тень — основа изображения и графического, и живописного. Существует даже соответствующая легенда. Древнеримский эрудит Плиний Старший описывал эпизод, который он рассматривал как начало живописной практики в западноевропейской художественной традиции. Согласно Плинию, история живописи началась тогда, когда одна коринфянка, дочь гончара из Сикиона, очертила абрис своего возлюбленного по краям падающей тени на стене.
Тень как сквозной образ в экспозиции «Машинерии зрелищ» символизирует понятие Другого, широко применявшееся в философии постмодернизма. Другой — это отражение субъекта, основа его репрезентации, экспликации вовне. Без Другого (зеркало тоже в счет) субъект не смог бы представить себя. Граница Другого — это граница субъекта. Иными словами, это внешняя основа такой конструкции, как субъект. В то же время Другой не зависит от субъекта, а значит, может его извне коварно скомпрометировать. Передавая тени функции Другого, отчужденного, самостоятельного изображения, художники создают образ неоднозначного и противоречивого мира. Именно с тем, чтобы вскрыть механизмы противоречий, здесь и воссоздана платонова пещера.
Возводя игру света и тени в основу своей художественной практики, Алексей Политов и Марина Белова создают образный мир, который близок к экранному искусству. В их работах, как в кино или фотографии, тень становится основой художественной формы. В то же время формальные эксперименты с эффектами падающей тени как нельзя точно отражают референт, материал, с которым работают художники — «теневую» визуальную культуру современности и недавнего прошлого. Таким образом, элементы фарса, травести и сатиры вплетены в саму ткань художественного языка.
