Художественные промыслы
В начале ноября в музее актуального искусства ART4.RU стартовал конкурс «Ты художник», участвовать в котором смогут все желающие: от дилетантов до мэтров. «ВД» задумался, а как вообще становятся актуальными художниками и расспросил об этом пятерых успешных арт-звезд.
Евгений Святский, группа AES+F
Досье: AES+F, куда входит художник Евгений Святский, сегодня, пожалуй, самая известная российская арт-группа на Западе. Главная их придумка — серия, где дети-модели в белых маечках и трусиках держат в руках гранатометы. За нее AES+F обвиняли как в педофилии, так и в чрезмерной «гламуризации» искусства. Участники FIAC (Париж), Art Miami, Тиранской и Лионской биеннале современного искусства, Paris Photo. Очень часто делают персональные выставки в Европе и Америке.
Отсчет нужно вести с того времени, когда образовалась наша группа. Встретились мы в конце 1980-х. Каждый из нас занимался самостоятельной творческой работой. Таня Арзамасова и Лев Евзович, хотя были уже семьей, работали порознь. Они архитекторы (окончили МАРХИ), участники движения «бумажной архитектуры», призеры международных конкурсов. У каждого была какая-то прикладная работа, художественная, но никак не связанная с понятием «современное искусство». Например, они занимались интерьерами общественных зданий, комплексными проектами. Лев также работал в области анимации. Я по образованию художник-график, делал книги, плакаты, рекламу... В общем, все мы зарабатывали себе на жизнь, как могли. А встретились мы так – режиссер Анатолий Васильев, руководитель театра «Школа драматического искусства», заказал Льву и Тане работу, связанную с его известным спектаклем «Серсо». И ребята искали партнера, знакомого со спецификой полиграфии. Собственно, идея состояла в том, чтобы создать из фотоархива спектакля некую визуальную презентацию, найти какую-то форму, выражающую дух этой постановки. Нам наше сотрудничество понравилось, и мы продолжили работать уже над своими собственными проектами. Заработав какие-то деньги, вдохновленные советом одного американского коллекционера, мы отправились в 89-м году в Америку. Поехали уже как арт-группа, провели там три месяца, пропутешествовали от Нью-Йорка до штата Мэн и обратно, и получили опыт, который нам очень пригодился в дальнейшем. Тогда же в бостонской галерее и состоялась наша первая зарубежная сольная выставка. Примерно в то же время мы придумали название AES, сделав аббревиатуру из фамилий, поскольку часто сталкивались с тем, что наши имена искажали. После Америки мы продолжили работу в Европе, сотрудничая с различными художественными институциями и фондами. С Володей Фридкесом, к тому времени известным фотографом, мы познакомились и начали сотрудничать в 95-м году. Это было связано с нашим интересом к фотографии, в том числе, к фотографии моды и стиля, и Володиным интересом к сфере современного искусства. Так что название AES+F отражает чисто историческую логику формирования нашей группы. Да и звучит хорошо.
Александр Шабуров, «Синие носы»
Досье: группа «Синие носы» (А. Шабуров, В. Мизин) участвовала в 1-й Московской биеннале современного искусства, 50-й и 51-й Венецианской биеннале, 2-й биеннале в Праге. Знаменита своими остроумными видео-гэгами на политические темы: Путин, Буш, девушки-шахидки, Березовский, мафия... В прошлом году работа «Синих носов» «Эра милосердия» с целующимися милиционерами стала причиной большого культурологического скандала: министр культуры РФ Соколов назвал ее «порнографией» и вычеркнул из списка работ, подготовленных Третьяковкой для выставки во Франции. Благодаря этому случаю «целующиеся милиционеры» стали самой известной работой русского соц-арта.
Мы обычно рассказываем журналистам такой удобоваримый анекдот. В конце 1999-го СМИ пугали нас «страхом-2000». Якобы операционные системы компьютеров не рассчитаны на третье тысячелетие. Поэтому с 1 января перестанут работать телевизоры и летать самолеты. Тогда мои друзья в Новосибирске придумали экстремальный фестиваль. Созвали художников из разных стран и инсценировали грядущую техногенную катастрофу: заперлись на неделю в бомбоубежище — без электроники, женщин и алкоголя. В первый день было любопытно, но потом стало скучно. Чтобы себя развлечь, мы начали снимать короткие фильмы на видеокамеру. А чтобы обозначить жанр телеклоунады, одели на носы синие пробки от бутылей с водой.
Когда мы показали это в Москве, всем очень понравилось. До нас видеоарт был длинным и скучным. Нас даже стали объединять в группу и называть «Синими носами». Мы, как могли, этому сопротивлялись. Каждый считал себя отдельным художником. Еще года два мы настойчиво подвизались под своими фамилиями. Пока не приехали на какую-то биеннале в Прибалтику. Селимся в гостиницу, а нас не селят. Оказывается, в списках мы под фамилией Блюнозес — Саша Блюнозес и Слава Блюнозес. Только тогда мы махнули рукой и стали называться вот этими «Носами».
Художники не только водят кисточкой по холсту, не только традиционные технологии используют. Но держат носы по ветру и пытаются почувствовать специфику времени. А специфика была такова. На телеэкранах каждодневно плодились поп-пустышки. Как личности ничего из себя не представлявшие. Пять «Ласковых маев» ездили по стране и под фонограмму косили капусту. Вот и мы стали пародировать стратегию раскрутки и продвижения бренда. Как-то мы беседовали с художником Куликом. В одном из перформансов он изобразил человека-собаку, но не собирался продолжать это. Однако, несколько лет его воспринимали только человеком-собакой. Почему? Потому что это оказалось общепонятной метафорой животного состояния, в котором все очутились в начале 1990-х. Кулик говорит: «Я чувствовал себя художником-интеллектуалом. Но выяснилось, что художников-интеллектуалов и без меня миллион, а человека-собаки больше нет. И я доверился народному чутью». Так и мы — сначала массовой молве сопротивлялись, а потом поняли, что лучше использовать это себе во благо.
Рауф Мамедов
Досье: прославился в конце 90-х благодаря блестящим фотоработам, на которых люди с синдромом Дауна разыгрывали сценки из Библии. Участник престижных международных выставок: Art Basel, Art Forum Berlin, Sotheby’s, Art Frankfurt, Арт Москва. В данный момент продолжает создавать ренессансные фотографии на библейские темы, с неизменными героями — людьми с синдромом Дауна.
Первую свою выставку я сделал, чтобы избавиться от чувства вины. Когда-то я работал в психиатрической клинике, и там со мной была история. Я по глупости пообещал одному больному, что выпущу его на волю. Но не мог этого сделать, потому что за пределами клиники он вообще никому не нужен был. Просто пропал бы человек. У нас с ним сложился целый комплекс взаимоотношений. Я работал сутки через двое. Как только я появлялся на работе, он бросался ко мне, а я объяснял, что сегодня нельзя уйти, потому что выпал первый снег и по следам нас точно найдут и вернут. Он соглашался. Через двое суток он опять кидался ко мне: «Ну как? Сегодня?». Я опять придумывал что-то: сегодня у главврача юбилей, куча гостей, вот и собака его ошалело бегает по всей территории... И так продолжалось полгода. Каждый раз я придумывал какие-то доводы, каждый раз он со мной соглашался. Его доверчивость начинала угнетать меня. Потом он как-то все-таки прижал меня в угол. По его мнению, настал тот день, когда я должен был его отпустить. Не оставалось уже никаких доводов. На мне был дырявый халат, и карманы в нем были дырявые, из них торчали ключи… Это была пытка. Мне как-то очень стыдно стало. В общем, я после этого ушел из клиники. А работал я там, потому, что никак не мог понять, что к чему в «реальной» жизни. В клинике настолько все обнажено, все открыто. И чувства у тех, кто там находится, предельно обнажены. В одной из своих работ я пытался это показать. Там нет границ между бессознательным и сознательным. Все общаются абсолютно искренне, на грани сумасшествия. Все знают друг о друге по максимуму и ценят друг друга за это. Такая своеобразная модель мира. Тот человек потом скончался. Первую выставку я посвятил ему. Ошибочно думать, что, если ты рефлексируешь на внешние раздражители, — скажем, политические, социальные и так далее, — то только тогда ты современный художник. А мое глубокое убеждение, что, наоборот: внутренние раздражители – самые глубокие, ценные. В общем, настоящие. Это и есть предмет искусства.
Катя Филиппова
Досье: дизайнер и модельер, балансирующий между гламуром и остроумным стебом. Начала в 80-е с провокационных коллекций одежды с использованием военных орденов, валенок, ушанок и красных звезд. Этим сделала себе имя на Западе. Из недавних проектов: Филиппова разработала эксклюзивную линию дизайнерских украшений для блокбастера Федора Бондарчука «Обитаемый остров», который выйдет на экраны в январе.
У меня нормальное художественное образование: Суриковская художественная школа, Полиграфический институт, далее – работа в различных областях: книги, монументальное искусство, графика, интерьер. Пятнадцать лет успешно занималась авангардно-кутюрной модой. Любому кутюрье, который много работал и достиг каких-то успехов, дело это очень скоро надоедает. Тем более в стране, где мода, на мой взгляд, по уровню мышления весьма провинциальна. Я решила заняться тем, что хорошо умею – рисовать. Идеи, изобретенные мной в моде, я до сих пор использую в живописи. Изображаю селебретис мирового уровня, начиная с Монро, Греты Гарбо и заканчивая нашими актрисами: Тамарой Макаровой, Любовью Орловой и так далее. Сочетаю вполне реалистическую живопись с элементами византийской иконографии, восточных арабесок, антикварными кружевами, окладоподобными обрамлениями и кристаллами Swarovski. Сочетание несочетаемых деталей создает ироничный подтекст и одновременно – ощущение новизны. «Смешать, но не взбалтывать» - мой прием и название одной из моих работ. На последней «Арт-Москве» я сделала шутливый объект изображающий Джеймса Бонда в обнимку с блондинкой. В картину были врезаны часы, которые шли по Гринвичу, и настоящие бутылки с водкой и мартини. Сотрудничаю я с потрясающей галереей Полины Лобачевской, которая, по-моему, единственная, кто меня воспринимает всерьез. Вообще, сейчас жуткая ситуация в современном искусстве — такая же, как в поп-музыке. Галеристы у нас очень жестки, жестоки и безвкусны. В нашей стране еще не до конца сформирован рынок современного искусства, поэтому на всех выставках мы видим одних и тех же художников с повторяющимися работами. Существует негласный диктат вкусовых пристрастий некоторых галеристов. Они застыли, не хотят обновлять файлы внутри себя. За мной, знаете, даже закрепилось такое погонялово — кичовый художник. Слово «кич» тут не совсем уместно, поскольку кич нас окружает всюду. Если рассматривать работы какого-нибудь крупного дизайнера моды или художника, видно, что он обязательно балансирует на грани кича и интеллектуальности, но не переходит ни ту, ни другую границу. И в этом – его актуальность. Я надеюсь, что достаточно самобытна, и это самое главное. Потому что писать матерные слова мы умеем все. И читать их тоже.
Василий Церетели
Досье: внук Зураба Константиновича, исполнительный директор Московского музея современного искусства. В прошлом году Василий был Комиссаром российского павильона на 52-й Венецианской художественной биеннале — главной в мире выставке современного искусства. В этом — Комиссаром российского павильона на XI Венецианской архитектурной биеннале. Кроме административно-организаторских талантов, Василий также является интересным художником. К примеру, одна из наиболее известных его работ — видео с онанирующей обезьянкой.
Я рос в мастерской у дедушки. И все мне с детства говорили: «Рисуй, рисуй». Я сначала просто наблюдал, а потом и сам, действительно, полюбил рисовать. Когда перешел в старшие классы, меня это перестало интересовать, но где-то в 11 классе я начал ходить по выставкам, записался в кружок фотографии, театральный кружок. Там надо было делать декорации. Друзья у меня играли музыку. Я участвовал в организации концертов. Как-то я в этих кругах начал вращаться и пошел дальше. Я думаю, художником становишься, когда у тебя есть потребность в этом. Потребность у меня была всегда, но какое-то время я занимался этим на узком индивидуальном уровне. А профессионально – уже когда поступил в институт. Я учился в Америке, и там в 11 классе должен был заранее выбрать, куда подавать документы. Я поступал в два института. Это были Школа дизайна Парсонса и Школа визуальных искусств. В оба я был принят, в обоих учился. То, что я получил классическое образование, для меня очень важно. Но не менее важно и то, что мы изучали разные жанры и техники. Я считаю, чем больше ты знаешь, тем больше у тебя палитра. Дедушка всегда призывал меня: «Рисуй!», но он никогда меня не хвалил и никогда не говорил, что именно я правильно делаю, а что нет. Зураб только тогда меня поддержал, когда у меня был уже выпускной показ в университете. На дипломном выступлении я представлял пять видеоинсталляций и живопись. Уже те мои работы были связаны с актуальными моментами. Одна из них – с Иракской войной. Вторая – с президентом Кеннеди, и, вообще, политикой. Это была попытка представить «Что было бы, если бы Кеннеди не был убит?». Третья – на тему эксплуатации женщин. Дедушка пришел, увидел этот зачет и вот тогда впервые меня похвалил. До этого он никогда свое мнение не высказывал. Думал, что если меня похвалит, то все испортит.
