Секреты Пушкинского музея

Государственный музей изобразительных искусств имени Пушкина готовится отмечать столетие. По такому случаю обновляется экспозиция и достается из запасников то, чего никогда еще не видела публика. «Ваш Досуг» погулял по залам музея и выяснил, зачем идти в здание с колоннами на Волхонке и почему не постоянна постоянная экспозиция ГМИИ.

Рядом друг с другом ‒ мумия кошки, мумия птицы и мумия женской головы. Мы в самом первом и, возможно, самом главном зале музея. Так по крайней мере кажется детям. Именно сюда – в Египетский зал – они обычно прибегают первым делом, пристально разглядывая мумии и саркофаги и начисто игнорируя выставленные неподалеку шедевры Рубенса и Рембрандта. Впрочем, вот уже пятый месяц здесь не ступала нога ребенка. Залы № 1 (искусство древнего Египта) и № 2 (искусство древних цивилизаций) с октября закрыты на ремонт и реконструкцию. Двери в них охраняет грозный полицейский. Для пущей убедительности со стоящего рядом стула сурово взирает смотрительница. Тут же – информирующая о реконструкции табличка. Тройная защита перед вратами в загробный мир. Детям сюда и правда пока лучше не входить. За дверью спорят ученые умы – да так горячо, что вот-вот раскраснеются базальтовые статуэтки фараонов. Хранитель и дизайнер обсуждают правильность расстановки экспонатов. В Египетском зале их стало значительно больше. Из запасников достали многочисленные сосуды для благовоний, косметические ложечки, посуду и предметы быта. «Теперь будет видно, как и чем жили египтяне», – говорит Александра Степина, хранитель и замзавотдела эстетического воспитания музея.

Замурованные шедевры

В зале древних цивилизаций из стены достали ассирийский рельеф, который почти полвека был замурован в ней. В 1969 году Индира Ганди привезла в дар Москве уникальную экспозицию древней индийской скульптуры. Свободных стен в музее не нашли, а разместить экспонаты, хочешь не хочешь, нужно. За пару дней возвели фанерные стены, куда замуровали прежние экспонаты. А снаружи разместили дар тогдашнего премьер-министра Индии. Впрочем, теперь посетители увидят все сразу, а вдобавок и десятки новых экспонатов. Но прежде их еще нужно правильно расставить. Здесь снова споры. Но последнее слово все равно будет за Ириной Антоновой. Бессменный директор музея сама инспектирует каждый зал. И вносит коррективы. Как она скажет – так и будет. Впрочем, неудивительно. Никто не знает музея лучше нее. Как-никак половину из столетней истории музея им управляет именно она. Она же инициирует все изменения в, казалось бы, неизменной постоянной экспозиции.

О пользе копий

За последние годы музей значительно преобразился и разросся. Несколько лет назад из главного здания Пушкинского вынесли всех импрессионистов и работы XX века. Теперь Мане, Моне, Дега, Шагал и Ренуар «живут» в отдельном здании слева – Галерее искусства стран Европы и Америки XIX–XX веков. Личные же коллекции обитают с правой стороны от главного здания – в желтом особняке по Волхонке, 10. Чуть поодаль разместился Центр «Мусейон», в котором обучают подрастающее поколение.

В результате всех этих перестановок на этажах основного здания появилось много свободного места. По такому случаю экспозицию решили обновить. Значительно увеличилась коллекция плодовитых малых голландцев и не менее плодовитых итальянцев. Изменилась и расстановка – прежде довольно хаотичная, она стала четкой и понятной. Разнесенные по залам экспонаты собрали вместе, объединив, к примеру, в одном зале Рембрандта и его школу и выстроив осмотр строго по хронологии. Мы проходим правое крыло второго этажа, по большей части заполненное копиями и слепками разнообразных скульптур, начиная с античных.

— Это только кажется, что копия хуже оригинала. Со временем и копия становится ценной, – объясняет Александра Степина. – Видите копию мощехранительницы Святой Гертруды? Так вот, оригинала уже давно нет. К нам приезжают со всего света посмотреть на нее. Есть и другие копии, которые остались только у нас, а оригиналы погибли во Вторую мировую.

— То есть войны, цунами, революции работают на благо музеев?

— Звучит цинично, но так оно и есть. Если из других собраний исчезнут оригиналы, то наши копии станут бесценны.

Как излечили епископа

Хранитель музея уже второй час водит нас с фотографом по залам. Рассказывая о музее так, как только и нужно рассказывать о нем – с интересом и деталями. Экскурсоводы могут поведать многое, о чем не написано на информационных табличках.

К примеру, что скучный голландец Ян Ван Дер Хейден из 11-го зала – не просто художник, но и изобретатель брандспойта (что, согласитесь, придает ему шарма). А выставленная в 3-м зале брошка из Трои пусть и ценна, но не настолько, как линза, которая на нее наведена, – ведь той 4000 лет. Лишь от экскурсоводов можно узнать, что увесистый постамент в центре Итальянского дворика, на который под Новый год водружают елку, – шахта старой вентиляционной системы. Или что незакрашенные куски стен специально оставили, чтобы при ближайшей реконструкции восстановить исторический (еще цветаевский) окрас. Мы заходим в один из залов с европейской живописью. Александра подводит нас к картине.

— Вот замечательное полотно Мурильо «Архангел Рафаил с епископом Домонте». Мы его недавно отреставрировали. И «излечили» епископа от тяжелой кожной болезни.

— В смысле?

— В прямом. Один европейский исследователь изучал жизнь этого епископа и, взглянув на не отреставрированную еще картину, пришел к выводу, что у него были проблемы с кожей. Пришлось направить ему письмо, указав на ошибку. Хотя получилось забавно.

По словам Александры, люди напрасно пренебрегают постоянной экспозицией. В ней много интересного, и она время от времени обновляется. К тому же через несколько лет музей могут закрыть на реконструкцию. По задумке архитектора Нормана Фостера, все здания музейного городка в скором времени должны объединить между собой единым подземным пространством, что даст еще больше места для хранения и экспозиции сокровищ. Но проект пока не утвержден. Ориентировочное время начала работ – 2015 год. На несколько лет музей придется закрыть. А после повторного открытия экспозиция будет уже совсем другой. Нужно успеть посмотреть ее в нынешнем виде.