В Третьяковскую галерею привозят выставку к 150-летию Константина Коровина, уже успевшую стать событием в Русском музее. Творчество главного отечественного импрессиониста впервые представлено публике с такой полнотой.

«Что это за мазня? Кому нужна некрасивая барышня среди берез или эти ничего не выражающие девицы, позирующие перед каким-то пастушком?» – недоумевали посетители экспозиций Общества передвижников, стоя перед картинами Коровина. На передвижников приходили, чтобы «учиться жизни», а работы Коровина ничему не учили – просто воспевали красоту. Пройдет не один год, прежде чем появится мода на французских импрессионистов и в России оценят сочный, нелощеный рисунок и вольную импровизацию кисти.

«Северная идиллия» – то самое полотно с девицами – сегодня висит на почетном месте в Третьяковской галерее. Родной прохладный пейзаж и сюжет, написанные широкими мазками. Если бы французы не изобрели этот прием, Коровин, пожалуй, и сам бы до него додумался. Уж слишком такая манера соответствовала его изменчивому характеру. Кто-то заметил художнику по поводу одного из этюдов: «Надо бы позаконченнее», на что тот ответил: «Я старался, но иначе все замирает».


Чем русский импрессионизм отличается от французского

  • Русский лет на десять-двадцать моложе.
  • Французы любили писать городские пейзажи: бульвары, фонари, толпу. Русские предпочитали изображать природу.
  • Парижане писали жизнь мимолетную, настроение мгновенное, быстрый луч света. Персонажи русских импрессионистов задумчивы и основательны, и даже солнечные блики не скачут, а лежат спокойно.
  • Дега и Мане часто изображали любителей абсента, сидящих в кафе. Русские художники абсент не любили, а водку и ее почитателей рисовать им было скучно.
  • На картинах французов много кокоток и ножек балерин. Российская общественность этого не одобряла. Репина осудили даже за полотно с дамой, пришедшей в кафе без спутника, – сюжет для своего времени чрезвычайно скандальный.

Мемуары рисуют образ художника, который был до безрассудства щедр, имел в друзьях всю Москву, устраивал пирушки и читал дамам свои стихи, с успехом выдавая их за бальмонтовские. «Коровин – баловень Аполлона, большой и тонкий талант, но человек мало уравновешенный, хватающийся за многое и ничего не доводящий до конца», – писал главный арт-критик того времени Александр Бенуа, кажется, с завистью. Любовь к жизни видна во всех коровинских картинах, ярких без вульгарности и виртуозных без вылизанности. Его ровесниками и друзьями были желчный Серов, меланхоличный Левитан, непредсказуемый Врубель. Никто из них не доживет до революции, и лишь Врубель, душевнобольной и ослепший, перевалит 45-летний рубеж. А Коровин до конца сохранит жизнелюбие. Какой день в своей жизни он считает лучшим, спросили 80-летнего старика незадолго до смерти. «Сегодняшний», – ответил он.

То, что идти по жизни Коровин будет с легкостью, стало понятно еще в училище. «Поставьте ему три, он так талантлив!» – просили профессоров за лентяя, который учил лекции перед экзаменом прямо на лестничной площадке. То какоенибудь дворянское семейство увозит его в усадьбу на Волге, где он пленяет и чопорных старух, и тургеневских барышень. То дни и ночи он проводит за кулисами театра, где по нему вздыхает весь кордебалет.

Театр и музыка в жизни Коровина занимали важное место. Особенно музыка. С художниками, «людьми глаз», а не «ушей», такое бывает нечасто. Даже о живописи он говорил в терминах музыкальных: «Краски – это аккорды цветов, форм. Если пейзаж просто красив, то он совсем не интересен. В нем должна быть история души, он должен быть звуком, отвечающим сердечным чувствам».

* * *

«Паганини живописи» называл Коровина Шаляпин. Они подружились еще в молодости, когда живописец начинал карьеру театрального художника, а великий бас едва вышел из хористов и был так беден и худ, что, по воспоминаниям Коровина, когда ел, видно было, как проглоченный кусок проходит по длинной шее. Вместе они сделали себе имя в Частной опере Саввы Мамонтова. За долгие годы дружбы Коровин написал множество портретов Шаляпина – и передать его буйный темперамент ему удалось отлично.

Как театральный художник Коровин имел громкую славу. К Мамонтову он попал в 1884 году – делал костюмы и парики, писал волшебные задники. А в 1909-м был назначен главным декоратором и художником-консультантом императорских Московских театров. На его счету более 50 постановок. Порой эта работа шла в ущерб живописи: соберется Коровин написать картину, а тут прибежит Мамонтов с грандиозной идеей – и все, пропал художник на несколько месяцев, влюбившись в новый спектакль. В императорских театрах была другая проблема – здесь требовали исторического реализма, а Коровин считал это подделкой под правду. «Нельзя же приглашать настоящего убийцу, чтобы играть Отелло!» – ругался он. И писал широкими мазками радужные декорации, в которых передавал дух сказочной Древней Руси.

* * *

Слово «театр» вынесено в подзаголовок новой выставки Третьяковки. От сценических работ Коровина мало что сохранилось – громоздкие декорации быстро ликвидировали, костюмы перешивали. Однако до нас дошли многочисленные эскизы, а также (редкая удача!) подлинные декорации и костюмы к постановке «Золотого петушка» Римского-Корсакова, сделанной в 1934 году. Всего на выставку из двадцати с лишним русских и иностранных музеев собрали более 240 работ самых разных жанров. Новый проект Третьяковки на Крымском Валу, как обычно, скоро начнет собирать гигантские очереди.