Из жизни Льва Троцкого вычеркнули ледорубом, а из визуальной памяти — тонким лезвием для подчистки фотоотпечатков. Выставка в лагерном бараке НКВД рассказывает и показывает, как советские ретушеры разглаживали морщины Сталину и спасали Максима Горького от общества меньшевиков даже через 20 лет после его смерти.
Выставка называется «Комиссар исчезает». Она о том, как пропадали люди в сталинскую эпоху. Когда черный «воронок» увозил жертву в неизвестном направлении, родные вынимали его фотокарточку из семейного альбома. На всякий случай. А редакторам журналов и юбилейных изданий приходилось труднее. Репрессированного нужно было ликвидировать с массы групповых правительственных фотографий.
Место для выставки выбрали подходящее. Государственный музей истории ГУЛАГа. Ко входу ведут качающиеся сходни. Над головой натянута колючая проволока. Залы с грубыми кирпичными стенами — подобие лагерных бараков. Вместо мебели стоят тюремные шконки. Спускаемся на этаж ниже по темной лестнице. Там расстрельная комната, у стены подтеки крови. Помещения музея наполняют неразборчивые, но страшные звуки и голоса. Специальная аудиоинсталляция. Становится жутко.
Фотошоп эпохи сталинизма
Чьи-то лица на групповых снимках тщательно закрашены черным. Кого-то вырезали лезвием, оставляя грубые дыры. Но гораздо удивительней другие снимки, над которыми колдовали советские ретушеры.
Вот огромный групповой снимок 1918 года — Ленин сидит за столом какого-то президиума. Тот же снимок в 30-х: пустых мест за столом становится все больше. Люди двигаются, словно шахматные фигуры, все ближе к вождю. Когда фотография была опубликована в 1970 году, на ней рядом с Лениным осталось лишь три наркома. Три из тридцати трех.
Вот Максим Горький играет в шахматы на балконе в обществе семьи и добрых друзей-меньшевиков. А в книге 1960 года вместо них — безоблачное голубое небо. Рядом с Горьким только родня.
«Волшебники!» — восклицали на вернисаже профессиональные фотографы. В отличие от барышень, которые вздыхали над описанием массовых расстрелов на этикетках, профессионалов интересовал практический вопрос. Как это делали без компьютеров? Брали несколько отпечатков одного и того же кадра. Вырезали благонадежного человека по контуру. Наклеивали на новый отпечаток поверх репрессированного. Дорисовывали, где надо, стену или мебель. Заново фотографировали коллаж, растушевывали, ретушировали… И от человека ничего не оставалось. Ни следа, ни памяти.
«Пять, четыре, три, два, один...»
Снимок 1926 года. На нем 5 человек: Антипов, Сталин, Киров, Шверник и Комаров. Более поздний отпечаток: отрезан стоявший справа Комаров (в 1937 году его расстреляли). На следующий год расстрелян Антипов, и его отрезают справа. Потом Сталин остается вдвоем с покойным другом Кировым. Вереница репродукций заканчивается парадным портретом вождя, написанным Бродским по той же фотографии. Тут Сталин вообще в одиночестве.
Нет человека — нет проблемы
Пример простой обрезки — знаменитый снимок Сталина с бурятской девочкой Гелей Маркизовой, преподносящей ему букет цветов. На исходном кадре рядом с отцом народов стоит местный председатель ЦИК. Позже его расстреляют, а фотография приобретет привычный нам вид. Кстати, родителей девочки тоже репрессируют. В 1937 году по этому снимку для станции метро «Сталинская» сделают скульптуру. Но когда вспомнили анкету девочки, статую срочно убрали.
А в этом парадном снимке Сталина, при сравнении с оригиналом, видны ухищрения, достойные ретушеров Голливуда. Морщины исчезли, волосы и усы стали шелковистыми. Как гласит аннотация: «тщеславие Сталина подчеркивает дешевый трюк, который тоже достоин скорее кинозвезды, чем вождя пролетариата: под фотографией проставлена более поздняя дата». При публикации снимка в официальном альбоме сделали вид, что Сталин так свежо выглядел в пятьдесят лет.
Черные пятна истории
Отдельный зал отведен Александру Родченко. Его альбом «Десять лет Узбекистана» (1934) — массивный том с огромным количеством портретов чиновников. Хоть заказ был скучен, но Родченко-дизайнер исполнил его с блеском — складные страницы, тиснение, компоновка фотографий, композиционная игра, многоцветная печать...
Но узбекских коммунистов начали арестовывать одного за другим. И Родченко в своем авторском экземпляре по очереди замазывал кляксами туши лица тех, кто сделал его работу «нелегальной литературой». Гигантские репродукции первоначальных страниц рядом со страницами изуродованными — прямо-таки «Черный квадрат». Только с живыми людьми.
Экспозиция разместилась на двух этажах музея. Увеличенные репродукции позволяют увидеть все детали. Их сопровождают подробные этикетки, полные фамилий и фактов. Тут можно провести не один час, и это при том, что на стены повесили отнюдь не все иллюстрации из альбома. Фальсификация истории оказывается увлекательным ребусом. Разглядывая его подчас забываешь, что за каждым фотомонтажом здесь чья-то мучительная смерть.
Об авторе
Дэвид Кинг начал заниматься советской историей еще в 70-х. Он обратил внимание, как часто с официальных снимков партийной элиты исчезают лица репрессированных. Его заворожило, что одна и та же фотография за много лет могла преобразиться несколько раз. Кинг по барахолкам и эмигранским библиотекам собрал гигантский архив. И в 1997 году выпустил в Британии фотоальбом «The Commissar Vanishes», который стал чуть ли не легендарным и был показан на выставках по всему миру. На Западе этот альбом — наглядное подтверждение всех бытующих штампов об ужасах сталинизма. Русское издание «Пропавшие комиссары» вышло только в 2005 году и воспринимается совсем с другим чувством.
До 3 июля 2012 года
Государственный музей истории ГУЛАГа
