Наталия Турнова
Во времена постулированного безавторства, когда травести, ирония и всевозможное ерничество соблазняют и будоражат гораздо более, чем открытое высказывание художника, искусство Натальи Турновой воспринимается весьма рискованным.
Апологеты все еще процветающего концептуализма не преминут обвинить ее в старомодности, «эрудиты» – в поп-артистских традициях, «радикалы» – в неактуальности устойчивых живописных пристрастий. Все же вместе эти укоры срастаются в один безусловный знак плюс – свидетельство крепкой авторской позиции, предпочитающей пластику и профессионализм изошренным кульбитам заметно утомившегося постмодернизма.
Среди всеобщей невнятицы и порядком приевшихся артистических провокаций Турнова стойко выбирает живопись, выступая в картине, а на картине – исключительно от своего лица. Никакого кокетства, язык ее работ предельно открыт, энергичен и не по-женски напорист (что постоянно дает повод для спряжения ее имени с несвойственной России феминистской проблематикой). Живя внетусовочно и тихо, а работая вызывающе и масштабно, она всегда тяготела к сериям и большим форматам. Еще на послеперестроечной волне в конце 80-х за строгой девушкой с косой вставала гряда огромных и острых политических портретов – потретов монстров советской легенды, преподносившихся Турновой легко и броско, цветисто и почти наивно, как будто бы она писала ими свою судьбу – сугубо личные перипетии, воплощавшиеся не в лирике, а в политике, или скорее в истории, слившейся с биографией собственной души.
Так – словно дети странной турновской семьи - чередой народились «Курчатов» и «Ленин, играющий в шахматы», «Крупская» и «Толстой и Уэллс», персонажи гражданской войны, а позже – афганцы, Корасон Акино и бог знает кто еще. Сегодня - серия «Преступление», как захватывающая фабула Стаута и Чейза, но, увы, и как сама реальность, выводящая всевозможные ассоциации и культурные аллюзии на уровень непосредственной всепоглощающей криминальности.
Выставка - как живописно раскадрированный триллер. Сюжет, герой, динамика действий и непременные улики – все отвечает требованиям массового жанра, а мощность живописной плоти придает ощущениям буквальную зрелищность и, главное, художественную значимость. Жанр срабатывает, равнодушных не остается, и вы, как бывало в метро через плечо соседа невольно втягиваетесь в азарт чужой, случайно обрушившейся на вас игры. Однако, жизнь придает игре слишком очевидную осязаемость, и интрига, придуманная по стопам бестселлеров Турновой, с каждым днем все более разрастается в универсальную метафору бытия вокруг нас.
