То, что у человека пять органов чувств, помогающих ему составлять представление о мире, — зрение, слух, осязание, обоняние и вкус — постулировал еще Аристотель. Однако в театре до сих пор традиционно главными передатчиками информации являются глаза и уши. И лишь в последние годы мы начали наблюдать, как в поисках более острых ощущений и сильных эмоций в театре задействуют ранее непривычные раздражители. С тем, кто и как «давит» на зрительские рецепторы, специально для «Вашего досуга» разобралась Юлия Кармазина.

Обоняние

В конце девятнадцатого века молодой режиссер, мечтавший о новых формах, ставит спектакль используя запах серы. Так Антон Павлович Чехов в пьесе «Чайка» описывает одну из задумок Кости Треплева. С тех пор прошло более ста лет, и запах постепенно начинает отвоевывать себе место в театре.

Издревне обоняние помогало человеку охотиться и ориентироваться в окружающей среде. Но современный человек привык больше полагаться на зрение, и, лишь когда оно подводит, снова прислушивается к обонянию. Поэтому чаще всего запахи используют в постановках, в которых публику на время лишают возможности видеть. 

Как это работает? Зрителю завязывают глаза или вводят в абсолютно темную комнату. Первое, что он ощущает, это запах. Чтобы узнать его, человек обращается к памяти, и, находя похожий отпечаток, переживает прошлый опыт заново. Запах древесной коры переносит зрителей в лес и заставляет их на секунду забыть, что они находятся в комнате. 

Так спектакль «Слепые», поставленный Питерской Театральной Тусовкой (ПТТ) в Боярских палатах СТД РФ, начинается с запаха скощённой травы. Режиссер Наталья Горбас буквально предлагает примерить текст Метерлинка о «потерявшихся слепых» на себя. Каждый зритель становится еще одним из слепых персонажей пьесы. Происходящее вокруг покрыто мраком. Его можно только слышать и ощущать через запахи. Пока герои переживают духовную потерянность, сопереживание зрителей обостряется собственной беспомощностью во внезапной и полной темноте. 

В открытую, не завязывая зрителям глаз, запах использует и Ромео Кастеллуччи в Электротеатре Станиславский. В первой части его спектакля «Человеческое использование человеческих существ» запланирована не самая приятная, но запоминающаяся встреча с парами аммиака. 

В том же Электротеатре Станиславский на спектакле другого мирового режиссера Хайнера Гёббельса «Макс Блэк или 62 способа подпереть голову рукой» зрителей поджидает обильный запах жженой серы. Он становится своего рода «ладаном» научного мира, которым всю жизнь дышит потерявшийся в теориях и гипотезах пожилой ученый.

В описанных выше примерах речь идёт о моно-запахах, но встречаются и более неожиданные явления, когда режиссер использует сразу хор ароматов. 

Для постановки оперы «Блуждающие огни» Адриана Макану на либретто Даны Жанэ режиссер Ася Чащинская пригласила парфюмера Алёну Цишевскую и даже придумала новую для российского театра должность — «парфюмер-постановщик». Запах становится частью сюжета: Муж ищет свою Жену в тёмном лесу, но не может ответить на вопрос, «как она пахнет». При этом в воздухе проносятся дурманящие запахи, сбивающие с толку. Поскольку сама опера создана в жанре магического реализма, персонажи, встречающиеся на пути героя мифологичны, ирреальны и несут на себе «мистические» запахи. При этом все исполнители перемещаются прямо среди зрителей, публика улавливает шлейф индивидуального аромата каждого. Когда в конце оперы супруги воссоединяются, Муж наконец распознает запах своей возлюбленной. Он подробно перечисляет его составляющие (сандал, амбра и т.д.). В этот момент зал наполняет этот аромат, и все зрители вместе с героем слышат его. Опера была дважды показана на малой сцене Музыкального театра имени К.С. Станиславского и Вл. И. Немировича-Данченко в рамках лаборатории «КоOPERAция». Ближайшим летом «Блуждающие огни» покажут на «Архстоянии-2019» в ландшафте архитектурно-природного арт-парка «Никола-Ленивец».

Осязание

Не менее сложная и интересная в театре история с осязанием. Обычно в зрительном зале ощущаешь себя, как в конвенциональном музее, — ничего трогать нельзя, можно только отстраненно «созерцать». Однако возможностью передать информацию через кончики пальцев начали пользоваться в интерактивных и иммерсивных шоу и спектаклях, предполагающих свободное перемещение зрителей в пространстве.

Одним из первых подобных шоу в Москве стали «Вернувшиеся». Надевая маски, гости особняка в Дашковом переулке могут не только наблюдать за сюжетом пьесы Ибсена «Приведение», но и трогать все предметы находящиеся в доме. Единственное правило — возвращать их на место. Прикасаться к героям, напротив, запрещено. Только если актеры сами проявят инициативу. Но даже в этом случае у вас есть возможность отказаться — это лишь предложение совместного переживания, а не условие для восприятия спектакля.

Условием же тактильный контакт служит в спектакле Московского театра кукол «Майская ночь» режиссера Каролины Жерните. Покупая билеты на спектакль, вы даете согласие на буквальное соприкосновение с Гоголевскими ужасами, и стальной ведьмин коготь будет царапать вас по руке. Важно, что этот спектакль уравнивает в правах и положении зрячих зрителей с незрячими. Неизвестно как этот спектакль смотреть лучше — с закрытыми или открытыми глазами. Похожим образом устроен и другой спектакль театра — «Сказка с закрытыми глазами "Ежик в тумане"​» режиссера Натальи Пахомовой.

Принципиально иначе с тактильными впечатлениями работает художник-постановщик Ксения Перетрухина. Например, для оперы «Орфей» в Театре Наталии Сац она подобрала советские столы, стулья, шкафы, светильники и кашпо с цветами. Каждый со своей историей, сколами и трещинами. Мало того, что на этих стульях вы будете сидеть весь спектакль, Ксения использует в создании пространственных декораций так называемые в современном искусстве «найденные объекты» и создается неожиданный эффект. Чтобы ощущать эти объекты на кончиках пальцев и испытывать тактильные впечатления, совсем не обязательно самому трогать расставленные в пространстве столы и стулья. Вы трогали их всю жизнь, и память «потрогает» их за вас.

Вкус

Вкусовые ощущения априори считаются не театральными. При этом практически каждый зритель, описывая спектакль, хотя бы раз прибегал к гастрономической лексике. «Вкусны и сочный спектакль», оставляет «приятное послевкусие» — так мы часто оцениваем не только телесную, но и духовную пищу. Однако по-прежнему еда в театре считается аттракционом. Используют ее для погружения в непривычную среду или эпоху. В России чаще всего с едой ассоциируется второе. Понятие дефицита, голод войны и роскошь праздничного стола со шпротами, все это координаты для путешествия во времени. 

Так для погружения в эпоху вкусовые анализаторы используются в спектакле «Река Потудань» Студии Театрального Искусства. Перед началом действия зрители, сидя за общим столом, обжигают пальцы об алюминиевые кружки и угощаются черным хлебом с вареной картошкой. Этот незамысловатый стол рождает ощущение праздника и изобилия в измученном и хрупком мире писателя Платонова еще на самых подступах к спектаклю.

Куда страшнее еду используют в спектакле петербургского Театра Поколений «67/871», который немецкий режиссер Эберхард Кёлер поставил по пьесе Елены Греминой. При входе в зал каждый зритель получает ровно одну рисинку, и на съедобной рисовой бумаге пишет свое желание. Записанное желание можно съесть. А вот рисинку придется сохранить, чтобы спасти от голодной смерти своего самого близкого человека.

Но еда в театре — не обязательно про историческую реконструкцию и время. Пир может стать высшей точкой финала, как это сделано в иммерсивном спектакле «Зеркало Карлоса Сантоса» режиссера Талгата Баталова. Пройдя сквозь вереницу комнат, каждая из которых предлагает отдельный эксперимент над личными переживаниями, в финале зрителей по аналогии с «Тайной вечерей» ждет роскошный ужин с хорошим вином и беседой о пережитом. 

Зрение

Для европейской цивилизации зрение — высшее из пяти чувств. Визуальная культура восприятия укрепилась с изобретением первого печатного станка. И с тех пор информация, получаемая нами при помощи глаз, считается самой правдивой и рациональной. Сегодня мы часто не можем во что-то поверить, пока «не увидим собственными глазами». Долгое время театр был искусством созерцательным. Но в последние годы зрительные образы начинают подвергаться театральными режиссерами многократному усилению.

Например, в опере «Триумф времени и бесчувствия» в Музыкальном театре имени К.С. Станиславского и Вл.И. Немировича-Данченко режиссер Константин Богомолов  использует экраны для трансляции собственных сюжетных комментариев, создающих новый контекст поверх изначального. А бегущая строка субтитров передает специально написанный для постановки текст Владимира Сорокина раскрывающего свою, третью историю. В результате зрители наблюдают за множеством реальностей в одном спектакле, и каждая завоевывает их внимание через глаза, хотя, казалось бы, речь идет о царстве слуха — опере. 

Слух

Под давлением зрения слух постепенно начал ассоциироваться с архаичными культурами. С ритуалом, когда люди собирались вместе, чтобы послушать сказку или эпос, передающиеся из уст в уста. Похожим образом в современном театре работает сторителлинг, наследуя напрямую сказителям, собиравшим народ для пересказа поучительной истории.

Стать причастными такой практике можно на «Историях об истории», совместном проекте Le Cirque de Charles la Tannes (Цирк Шарля ла Тана) и Мастерской Брусникина. Актеры выбирают знаковых личностей из разных временных периодов от Древней Руси до нашего времени и пересказывают их судьбу в легкой, игровой форме. 

Но популярность сторителлинга не означает, что слух совершено сдался зрению. Между ними по-прежнему идет холодная война с редкими но яркими баталиями. Одной таких битв стал спектакль «Проза» композитора Владимира Раннева и художника Марии Алексеевой в Электоретаре Станиславский.  Это сильнейшее аудио-визуальное переживание, ставящее перед зрителем постоянный выбор, какими анализаторами воспринимать спектакль. Слушать a’capella для восьми голосов на фрагмент «Степи» Чехова? Или рассматривать «визуальный комикс» по рассказу Юрия Мамлеева «Жених»? Какое-то время зрители пытаются делать и то и другое одновременно, но рано или поздно один анализатор одерживает победу.