Первый набор в Мастерскую индивидуальной режиссуры (МИР) Бориса Юхананова был объявлен в 1988 году в Ленинграде. Год спустя МИР объявила набор в Москве, где центральным художественным проектом стал «САД». Третий набор под названием «МИР-3» открылся в 1994 году, представив новомистериальный проект «Здравствуй и прощай, Дон Жуан».
В период с 2000 по 2010 год МИР инициировала создание двух лабораторий: ЛАР (Лаборатория ангелической режиссуры) с центральным художественным проектом — «Повесть о прямостоящем человеке», и ЛабораТорию с проектом «Голем» по мотивам пьесы Г. Лейвика «Голем». В 2011 году создается четвертая Мастерская, чей проект «Золотой Осел» проходит сейчас на Основной сцене «Электротеатра Станиславский».
Открытая в 2015 году МИР-5 три годя спустя представила собственный новопроцессуальный проект «Орфические игры. Панк-макраме», который продолжил концепцию разомкнутого пространства. В сентябре 2019 года в Электротеатре Станиславский пройдет «Четырехнедельник молодой режиссуры», где выпускники Мастерской представят свои дипломные работы.
Набор в шестую Мастерскую Индивидуальной Режиссуры уже открыт, до 15 мая продлится конкурс творческих анкет, которые можно заполнить и отправить на сайте МИРа. После отбора анкет пройдет этап индивидуальных собеседований с мастером курса Борисом Юханановым.Редакция «Вашего досуга» опросила учеников Мастерской, которые уже поставили спектакли. Как говорилось в «Вверх по лестнице, ведущей вниз»: «Пусть это вдохновит вас на подвиг».
На вопросы ответили:
Клим Козинский, режиссер спектаклей «Идиотология» и «Я/Фабр»
Елена Смородинова, режиссер спектакля «Буду делать тебя звездой»
Алиса Селецкая, режиссер спектакля «Дом Бернарды Альбы»
Мария Меньшенина, режиссер спектакля «Огородница Тао»
Георгий Грищенков, режиссер спектакля «На мудреца»
Как вы попали в МИР?
Клим: Ради того, чтобы учиться в МИРе, я перебрался из Киева в Москву. Бросил работу и поехал. Хотел учиться у Юхананова. Это было одно из самых важных и правильных решений в моей жизни.
Елена: Очень просто: заполнила анкету и пришла на собеседование. Но на самом деле не очень просто. До этого я уже пробовала поступать, занималась на подкурсах в Мастерской Женовача, которые длились полгода, и обнаружила две проблемы. Во-первых, я — девочка. А девочек крайне неохотно берут на режиссуру. На этом пункте к «во-вторых» можно уже не переходить, но тем не менее, во-вторых, чем больше я выясняла, какие у меня есть варианты (учитывая наличие первого высшего), тем больше у меня становилось вопросов к традиционной системе театрального образования. В-третьих, мне не нравилась идея зачеркнуть одним махом всю свою прошлую жизнь и на пять лет закрыться в ГИТИСе или ГАТИ.
Иногда страдала: «Вот, жаль, я не знаю немецкий, чтобы уехать на прикладное театроведение в Гиссен. В Гиссене учились мои любимые «Rimini Ptotokoll», а Штефан Кэги по первому образованию журналист, как и я. О МИРе я слышала от своей коллеги по «Русскому репортеру» Ольги Андреевой — как о какой-то невероятной утопии. А о Борисе Юхананове – как о маге. И вдруг, уже не помню где, увидела новость о наборе. В этот момент уже три мастера не взяли меня, и одному из них хватило честности сказать: «Извини, я хотел набрать мужчин». На собеседование к Борису Юрьевичу я шла вообще ни на что не рассчитывая. Как сейчас помню: надела платье в горошек и каблуки — чего мелочиться, раз уж я девочка — так надо быть девочкой-девочкой.
Я еще не знала, что Борис Юрьевич считает, что соотношение мужского и женского на территории Мастерской не исчисляется поголовьем мужчин и женщин. Когда пришло письмо от Лейсан, на тот момент исполнительного продюсера Мастерской, я подумала, что либо это ошибка, либо просто взяли всех, потому что ну не может же такого быть?!
Алиса: Я отучилась на режиссера драмы в Минске, немножко ставила спектакли, работала в семейном театре, преподавала актерское и перманентно хандрила. Год или больше искала, куда бы мне поступить ещё поучиться. Кино? Театр? Телевидение? Не могла определиться. И тут случайно наткнулась в интернете на объявление с ниндзей. Мастерская Индивидуальной Режиссуры МИР-4. Режиссура кинотеатрателевидения. Бинго! То, что надо. Вообще непонятно, чему и кто там учит. Людей этих не знаю и ничего о них не слышала. Класс! Туда-то мне и надо! И поехала в Москву. И попала в МИР.
Мария: За несколько месяцев до поступления в МИР-4 у меня было сформировано намерение, которое звучало примерно так: «Мне нужно найти мастера режиссуры мирового уровня». Было принято решение ехать в Питер и поступать на режиссерский факультет. В декабре 2011-го я как-то случайно забрела на сайт мастерской. Все это показалось интересным, но очень странным, и я долго не решалась отправить анкету. В итоге череда мистических знаков и событий поборола сомнения, отборочные испытания были пройдены, мы встретились с Борисом Юрьевичем — мастером мирового уровня (во всех смыслах!), и все встало на свои места.
Георгий: В 2010 году на семинаре, посвященном М. Чехову, было заявлено несколько докладчиков. Уже несколько выступило, вышел следующий, начал говорить, и я почувствовал, что происходит что-то странное. И дело было не в том, что он говорил, а в том как. Ощущение было такое, как если бы прокладывание трубы и запускание по ней потока происходило в одно и то же мгновение. Через полгода я случайно наткнулся в интернете на информацию о наборе в МИР и в фотографии руководителя мастерской я распознал того «докладчика». Я сразу подал заявку, хотя ничего не знал о нем и не собирался нигде учиться.
Что в вас изменила учеба в МИР?
Клим: Я не уверен, что слово перемена отражает процесс обучения. Я не изменился. Даже так: я научился не меняться. Какое бы давление на меня ни оказывалось. Как там Брюс Ли говорил «стань водой и бла-бла-бла». Не надо становиться водой. Эта вода столько всего прошла чтобы стать тобой.
Елена: Во-первых, благодаря МИРу я перестала страдать и думать: журналистика, критика или театр. Оказалось, что выбирать что-то одно и на всю жизнь необязательно. В Мастерской найдут применение всем твоим навыкам. А Борис Юхананов — режиссер, который снимал параллельное кино, написал роман, придумал учебное заведение нового типа, откуда вышли не только режиссеры, но и продюсеры ТНТ и СТС. В конце концов Юхананов — гениальный менеджер, который превратил богом забытый Театр Станиславского (да простят меня за резкость) в одну из главных точек на театральной карте Москвы и России. Иметь возможность все время наблюдать такой пример перед глазами — не только вдохновляюще, но и целительно. Мастерская помогла мне здорово сэкономить на психотерапии, я не шучу сейчас. Во-вторых и в-главных, я встретила единомышленников. На территории Мастерской можно найти художника, переводчика, актера, продюсера, остеопата...
Тебе нужен на показ пюпитр или актриса для ролика — напиши об этом во внутреннюю группу МИРа, и скорее всего, найдется тот, кто тебе поможет. Или посоветует того, кто поможет. В-третьих и неожиданных, я стала лучше писать — примерно через год после старта МИРа, это признали все редакторы. В-четвертых, когда выяснилось, что я неплохой лектор и могу обратить в театральную веру не только заинтересованных студентов фестиваля «Территория», но и, например, воронежских пенсионерок и тобольских актеров, у меня не было вопросов, у кого и где я научилась и продолжаю учиться говорить. Потому что никто в российском театре не умеет делать это так, как это делает Борис Юрьевич.
Алиса: Изменилось многое. Очень многое. Изменились взгляды, слова, интересы, мысли, круг общения, способы взаимодействия с миром и собой. Но я все еще еду в поезде изменений. Бесконечные метаморфозы.
Мария: Мышление и восприятие реальности.
Георгий: Вопрос выглядит очень рекламным. Но все же, желая ответить на него, я обвожу внутренним взором просторы себя в попытке обнаружить то, что изменило во мне обучение в МИР, но неизменно падаю в зыбкость самого понятия Я.
Что вам дала учеба в МИР?
Клим: Часто описывают приобретения в Мастерской, как изменение или расширение сознания. Но МИР — это ведь не наркотики и не религиозная секта. Нет, мастерская — это в первую очередь про профессию. Профессия режиссура очень трудноопределима. Многие выдающиеся режиссеры не получали никакой специальной профессии, чтобы создавать свои великие вещи. И этому нельзя научить. А чисто прикладная часть осваивается не за школьной партой, а прямо в процессе работы. Можно сколько угодно не соглашаться с этим, но индустрия именно так живет. А в чем же тогда заключается режиссура, если это не талант и не опыт? Ответ, возможно, в том, что режиссура — это не профессия вообще. Это искусство. Совершенно особое и отдельное. И учиться надо этому искусству. Я не знаю еще мест, в которых именно это стоит в центре образовательной программы.
Елена: Сейчас, на третьем году обучения, до меня наконец-то дошло, почему я не могла поступить на режиссерский факультет — потому что я действительно ждала МИРа. И подсознательно делала все, чтобы не оказаться в более традиционной системе обучения. Мастерская и правда оказалась моим Хоггвартсом, ну или русской версией Гиссена, о котором я иногда думала. Эта территория, на которой можно было пробовать все: играть, писать, ставить, разбираться с менеджментом. Быть человеком-амфибией.
Я очень долго просто сидела в углу и слушала, как Борис Юрьевич разбирает чужие работы. Просто приходила, смотрела и слушала. И на следующий день так. И через неделю. И через сессию. Я была уверена, что в какой-то момент меня выгонят, потому что ну нельзя же так. Я, конечно, помнила, как на первой же встрече Борис Юрьевич говорил, что у каждого свой темп, и он не будет выдергивать цветы на стадии ростков — за точность цитаты не ручаюсь, но суть была такой. Но я правда уверена, что в любом другом месте так было бы нельзя. Я притаскивала своим однокурсникам вещи, помогала клеить менгиры для репетиций Орфея, один раз даже отмывала сцену от клея, помогала с пиаром Орфических игр... Словом, делала много того, что кажется, к режиссуре не имело вообще никакого отношения. И только сейчас, после выпуска своей дебютной премьеры #будуделатьтебязвездой, которую мы сделали полностью независимой командой, я поняла, что все, что я делала в Мастерской, имело отношение к режиссуре.
В этом проекте мне приходилось контролировать почти все, включая пиар и реквизит, мы выпускались не в театре, а в отеле, и, оказалось, что я к этому неожиданно для себя готова. Потому что знаю не только про режиссуру. Про продюсирование в Мастерской рассказывала Евгения Шерменева, про новую драму — Кристина Матвиенко и Михаил Дурненков, про свет — Эй Джей Вайсбард (это художник по свету Боба Уилсона если что), про костюмы — Анастасия Нефедова. Сейчас почему-то я вспомнила, как однажды Анастасия предложила прийти к ней на консультацию в Электротеатр. И я пришла с эскизами для проекта не в Электротеатре и не в Мастерской. И Анастасия долго их со мной разбирала, а не говорила: «Почему я должна смотреть то, что к театру и Мастерской не имеет отношения». Да, еще прямо сейчас я вспомнила, что на той встрече Нефедова посоветовала мне не делать ничего, пока я не подпишу договор. Если бы тогда эта фраза отложилось в моей голове, моя жизнь была бы гораздо легче.
Главное, что дает МИР, мне кажется, — это возможность реально «пощупать» профессию, и не в учебном театре или аудитории, а в реальном театре в режиме реального времени. С реально работающими советами. Потому что в «Моей жизни в искусстве» про договор ничего не написано.
Алиса: Опыт. Гораздо более объемный чем я могла предположить.
Мария: Учеба в МИРе многое забрала. Она отняла у меня всё : комфортную жизнь, близких людей, накопленные знания, опыт и представления о самом себе. Это непросто пережить. Но оно того стоит. Обнулившись, можно начать что-то создавать.
Георгий: Вопрос выглядит, как предыдущий. Поэтому я просто расскажу, что я думаю. Да, до поступления в МИР я не знал Бориса Юхананова и не видел его спектакли, но я видел много других. Я регулярно езжу в Европу, где посмотрел не одну сотню спектаклей. И я могу сказать точно, что никто не делает того, что делает Юхананов. Никто таким образом не сплетает различные слои в художественную ткань, где пути, по которым движутся индивидуальности, каким-то совершенно естественным образом оказываются рядом и образуют узор подобный узору снежинки, проявляя путь иного уровня, принадлежащего универсуму.
Учеба в МИРе дала оптику, помогающую различать процессы. Очень часто у людей, посмотревших сотни спектаклей, вырабатывается снобизм миллионеров, словно они владеют этими сотнями спектаклей и, приходя в театр, они со снисхождением садятся в кресло, мол что еще им могут показать. Но, во-первых, им стоит вспомнить, что они не создавали этих спектаклей, а люди по другую сторону рампы (даже если рампа разрушена) создают. А, во-вторых, приходя в театр с позицией, что им что-то показывают, а они оценивают, они оказываются за порогом спектаклей, построенных на иных принципах.
Можно посмотреть сотни спектаклей, но так и не научиться различать процессы на сцене. Скажу на примере проекта «Орфические игры», состоящего из двенадцати спектаклей, идущих шесть дней, премьера которых состоялась недавно. Все, что происходит в мире, происходит в потоке, который можно назвать «сегодняшнее время». Чтобы спектакль был живым и двигался, в нем должно быть действие, но даже если оно есть, спектаклю сегодня приходится преодолевать гораздо большее сопротивление времени, чем во времена Шекспира и даже в 20 веке.
В «Орфических играх» действие осуществляется, не испытывая сопротивления времени. Но как это возможно? Это возможно, потому что там действие и поток времени — это одно и то же. И когда осознаешь это, испытываешь священный трепет перед теми масштабами, с которыми может иметь дело театр. Нужно только не быть снобом в зрительном зале, ожидающим, что гора придет к нему, нужно самому зайти в ее распахнувшиеся врата и мой совет — на все шесть дней.
