В рамках Международного театрального фестиваля им. А.П.Чехова на сцене театра Моссовета компания «Маленькие часы» (La Scala Paris) показывает цирк-балет «Scala». Как люди падают, взлетают и парят в невесомости специально для «Вашего досуга» наблюдала Татьяна Арефьева.
Перед нами черный дом, который воскрешает и множит воспоминания, то ли о расставании пары, то ли о смерти любимого человека. Здесь картины падают со стен, кровать засасывает хозяина и звучит, как шредер, стулья скидывают седоков. Дом не безопасен.
Постановка заявлена ее автором, французским циркачом Йоанном Буржуа, как смесь театра с цирком, хотя это кинетический балет, где кинетика — учение о движении тел под действием сил и статики. Известный прием Буржуа — балансирование актеров в точке остановки. Так называют высшую точку параболы при жонглировании и наивысшее положение прыгуна на батуте, когда предмет/тело на долю секунды повисает в воздухе. Эта доля кажется вечной.
Тело отталкивается от батута, у него есть только кинетическая энергия. Чем выше оно летит, тем больше в нем потенциальной энергии, которая достигает максимума в наивысшей точке траектории, когда скорость равна нулю. Физический фокус Буржуа сделал драматическим жестом и использовал в большей части своих спектаклей.
Части его «Механики истории» в парижском Panthéon — с падающими статуями и неваляшкой — вошли в пантеон прикольных видосов, местами потеряв авторство. Они как бы бессюжетны, их можно смотреть на повторе в качестве бытовой медитации. Режиссер предлагает нам смотреть на время не как на линейное, а как на цикличное явление.
В спектакле «Scala», созданного для театра La Scala Paris, циклами становятся однообразные дни мужчины в клетчатой рубашке: день за днем он входит в свою комнату, подметает ее, вешает упавшую картину, поправляет комод, готовый завалиться на бок, ложится спать. Рутинные действия накладываются одно на другое, клетчатые мужчины множатся, и вот они уже спорят между собой, конкурируют за время пребывания на сцене.
К мужчине приходит девушка, это трагическая фигура: она постоянно стекает на пол и проваливается в потусторонний мир. Зритель может следить за ее перемещениями там и, кажется, привязывается к ней сильнее, чем к вечно растерянному мужчине. Перед нами — отношения в аллегорических фигурах: она чего-то ждет и, не дожидаясь, распадается. Он уходит от ответа и действия, нетвердо держится на ногах — во всех смыслах.
Строение этого мира типично для Буржуа. Обязательно должна быть лестница в никуда с батутами по бокам. Обязательны двери, ведущие внутрь коробок — с их помощью герои появляются и исчезают. И шарики: сначала один, потом десятки. Немного Эшера, немного Магрита, немного Дали.
«Я ищу очаги, где внезапно множатся значения», говорит Йоанн Буржуа. Умножения и повторы происходят под Джей-Джей Йохансона, это еще одна константа для Буржуа: «Без сомнения, музыка наиболее пригодна для раскрытия смыслов». Меланхоличность присутствует в его спектаклях даже при свете дня, на площадях и в хорошо освещенных пространствах. Он вроде бы шутит, зрители поначалу вроде бы смеются, но все это до поры до времени.
