На Чеховском фестивале, как и шесть лет назад, лучшим театром стал Театр танца Леджент Лин из Тайваня, по мнению корреспондента «Вашего досуга» Ли Сина. Фирменный стиль худрука и хореографа Лин Ли-Чен не изменился, это очень медленные движения полуобнажённых танцоров под барабанный бой, с обязательным контрапунктом – бешеными прыжками в стиле кунг-фу. Cпектакль «Вечное движение жизни» зарядил зрителей Театра им. Моссовета энергией жизни, а шесть лет назад это сделала танц-феерия «Песня задумчивого созерцания». Перед спектаклем, на тренировке, встав кружком, и на финальных поклонах, держа в руках плошки с огнём, танцоры прославляли жизнь молитвой, буддийской Сутрой сердца — Праджняпарамитой. Лин Ли-Чен в следующем году будет 70 лет, и она в прекрасной спортивной форме, показывает труппе сложнейшие движения. Нашему корреспонденту Ли Сину она осторожно приоткрыла секреты жизненного танца.
— Госпожа Лин, ваши спектакли намного сильнее действуют, чем привычная для московского зрителя психологическая драма. Да и названия спектаклей – «Песня задумчивого созерцания», «Вечное движение жизни», намекают на Дао Дэ Цзин, канон философии жизни.
— Да, мы пытаемся показать жизнь на сцене, показать Дао Дэ Цзин. Но, с одной стороны, это так, а с другой стороны не так. Дао Дэ Цзин очень сложная для восприятия вещь и сразу её понять невозможно. Только со временем можно понять более глубокий смысл. Так же и то, что происходит на нашей сцене, не сразу можно понять. В мировом жизненном пространстве мы настолько тесно связаны друг с другом, что это неизбежно становится темой наших спектаклей. Основная мысль спектаклей в том, что наша жизнь не принадлежит лично нам. Невозможно сказать, что во всеобщем жизненном пространстве что-то существует отдельно от остального. В жизненном потоке мы все взаимосвязаны. На китайском название спектакля — Чхао, течение, волна, поток. Суть нашего спектакля в том, что вода неостановима, она идёт с огромной силой вперёд. Невозможно контролировать воду, но можно идти вслед за ней.
— «Волна» начинается 40-минутной сценой, вводящей зрителей в транс. Связано ли это мощное вращение, круговое подметание сцены длинными волосами с древним тайваньским ритуалом, призывом дождя, например?
— Это не имеет отношения к традиционным тайваньским культам, это родилось в процессе наших тренировок, в процессе подготовки спектакля. Родилось за счёт решимости и смелости У Мин-Чин, её терпения и готовности бесконечно работать над этим движением. Она невероятная артистка, и я её увидела более десяти лет назад. Но тогда ещё не пришло время исполнять подобный номер. И недавно я поняла, что она к этому готова. Она поразительный танцор, играла в нашем предыдущем спектакле Чеховского фестиваля «Песня задумчивого созерцания» роль Белой птицы. Так что она очень важна для нашего театра.
— Она словно мастер контемпорэри данс, которая занимается тай цзы и цигун.
— Это нельзя назвать полноценными занятиями, потому что цигун — это то, что внутри нас. И цигун — это то, что совершенно необходимо для показанного на сцене. Цигун — это маленький зародыш внутри нас, который постепенно разрастается и выходит наружу.
— Из сердца, головы или селезёнки выходит и растёт сила жизни, или это универсальное, единое для всех событие?
— Определённо, у всех по-разному происходит. Когда у девушки произошли изменения в теле, во время беременности она стала по-другому двигаться и танцевать. В какой-то момент сила жизни просто взорвалась в ней. На каждом этапе нашей жизни мы разные — когда приходим в этот мир, когда уходим и когда живём. В каждый момент жизни мы можем получить свободу, если что-то сбрасываем с себя. Свобода это момент, когда пробиваешь своё ограничение.
— Что остаётся от человека, когда он пробивает светящееся яйцо жизни? Что остаётся, когда человек умирает?
— Наша жизнь естественный процесс, плод в теле матери тоже проходит много стадий, пока не созреет для выхода через врата матери. То же самое происходит в смерти, проход через трубу, выход из яйца жизненного тела. Жизнь это череда непрерывных событий, сплошной поток. И насколько далеко ты готов идти в потоке жизни, настолько и пройдёшь. Если есть уверенность сердца в каждом шаге, то неважен порядок и череда событий.
— Путь сердца, путь воина. Какова роль традиции кунг-фу в постановке танцев?
— Нет, мы никогда этим специально не занимались, ничего в такой степени не изучали. Но, конечно, мы укоренены в традиции. Когда мы втягиваемся в процесс репетиций и тренировок, всё остальное для нас перестаёт существовать. Поначалу это не имеет определённой формы, но в процессе раскрутки меняются и форма спектакля, и движения тела. Это подобно росту растения, когда из маленького зёрнышка естественным образом появляется нечто большое и поначалу непредставимое.
— Это похоже на У-Вэй, даосско-буддийское неделание. Практическая выгода неделания — прекращение обычной утечки энергии, то есть концентрация внимания. В Европе это тяжело достигается, а ваша команда как будто всю жизнь занимается неделанием.
— В человеке всё одинаково, точки симметрии и равновесия одинаковы, поэтому может возникнуть иллюзорное восприятие похожести танца и неделания танца. Мы не занимаемся каким-то конкретным даосизмом в смысле неделания. У-Вэй для нас общая категория правильной жизни. Все танцевальные движения уникальны и не похожи ни на одно другое движение. Например, когда человек присаживается, это кажется одним и тем же. Но на деле это разные движения у разных людей. Может показаться, что движение присаживания и очень медленное передвижение в полуприсяде — какой-то вид цигуна. Но мне просто нравится присаживание, это показывает процесс роста человека, медленного развития от детства к зрелости. Кроме того, изначально земледельцы трогали землю, медленно двигались, высаживая растения. Они ощущали её дыхание, энергию и даже осознавали чувства живой Земли. Сейчас же всё делают машины и компьютеры, а человек всё дальше от земли. И нам хочется через танец приблизиться к земле и приблизить зрителя. Отсюда чаша в руках, сеяние зёрен и зажигание огней в финале.
— Ну вот, теперь я знаю, что цигун — очень медленное движение, подражающее ритуалам земледельцев и «присаживающее» в энергию земли и жизни. Медленное движение создаёт напряжение, концентрацию, собирание и возгонку энергии. Чистое неделание по сравнению с обычной растратой сил. Это чувствуется в зрительном зале, зрители телесно ощущают большой подъём, долго хлопают и не хотят выходить из театра
— Я не считаю это цигуном. Я думаю, мы достигаем на сцене состояния абсолютного спокойствия и естественного движения, слияния с пространством вокруг себя. Медленное движение позволяет телесно зацепить всё окружающее пространство. Поэтому зритель вовлекается в происходящее именно телесно. Медленное, насыщенное энергией движение танцоров на сцене вовлекает зрителей в подобное состояние, несмотря на неподвижность зрителей. Взаимность танцоров и зрителей нельзя назвать цигуном. Но понятно, что процесс тренировок проявляет энергию жизни ци, причём спонтанно. Если бы не было ци в теле, никто не мог бы существовать. Цигун находится в области естественного здоровья, а спектакль, хотя с этим и связан, развивает искусственные движения.
— Можно ли танцем восстановить осознание связи с живой Землёй?
— Энергия ци общая для нас и Земли, но чтобы чувствовать и управлять энергией ци, нужно долго и усердно тренироваться. Само собой это чувство не проявится. Наш танец появился после упорных тренировок, но общего для всех правила осознания нет.
— Где прошло ваше детство?
— Я родилась рядом с тайваньским городом Цзилун, который всегда был важным морским портом. В нашей небольшой деревеньке тихая размеренная жизнь, я видела много традиционных обрядов и праздников.
— В спектакле «Песня задумчивого созерцания» танцоры были одеты в традиционные одежды племён Мяо и Донг. Есть ли ещё люди на Тайване, не ходящие в офис, живущие на природе?
— Традиционная одежда, например, чёрные плессированные юбки, хорошо коррелирует, соотносит людей с природой, а специального интереса к определённым народностям у нас нет. Поэтому это очень честная одежда. До сих пор люди Мяо ткут юбки из определённого растения собственными руками. Я считаю, это настоящая одежда, потому что она даёт чёткие, глубокие ощущения окружающего мира. Но аборигены Тайваня, к сожалению, отказываются от традиционной одежды, и все давно сидят в офисах, за редким исключением. Мы хуже ощущаем мир из-за того, что меняем одежду каждый день.
— Японцы 50 лет управляли Тайванем. Какое от них осталось культурное наследие?
— А что японцы, они ушли, когда я ещё не родилась. Тайвань испытал влияние многих культур. Было время голландской оккупации, испанского присутствия, и всегда было большое влияние ханьской, китайской культуры. Но я всегда хочу сказать своими произведениями, что культура едина для всех народов, культура неразрывна. Поэтому я люблю одежды разных народов, важно увидеть связь и единство культур.
— Какие виды искусства для вас предпочтительнее, что и где вы любите смотреть?
— Мне нравится всё. И балет, и кино, и фламенко, и все европейские, и американские современные танцы. Это не может не нравится, всё дело лишь в правильной настройке восприятия. И музыку люблю слушать, лишь бы она вызывала чувства. Везде, где бываю, смотрю и слушаю всё, что успеваю. Готовность воспринимать, вот что важно.
— Давайте сыграем в восприятие. Финальная сцена «Волны» для меня — превращение мандалы, математически выверенной мифологемы в тантру, тренинг чувства. Четыре ветра, стороны света удваиваются, окружают воина и его сновидческого двойника. Они вступают в борьбу; то есть воин выследил себя, потом кричал от ярости, затем растворил ярость в пустоте. Пустота – чистота после яростного кружения девушки. А вы какой смысл вложили?
— Элементы сцены – благовония, бубенцы, метёлки, крик ярости и мучения. Благовония традиционны для Тайваня. Бубенцы передают настроение и втягивают танцора и зрителя в действие. Растение с пушистым венчиком – гуаманхуэй, олицетворяет Тайвань и отражает малейшие колебания природных сил. А люди-танцоры и правда, показывают момент вспышки ярости. В жизни каждого человека такое происходит, когда невозможно защититься от ярости, и она выходит из тебя. Это принимает самые разные формы. В финальной сцене из человека выходит такое огромное количество ярости, что неизбежно будут последствия. В первой части девушка крутится и пробивает лёд реки, чтобы поток жизни хлынул на землю, и там тоже очень много ярости. Ярость – основа чувства и жизни. Но важно, что наш спектакль – не история, не сюжет, сцены не вытекают друг из друга, нет последовательности. Это череда разделения, слияния, любви, чувств, когда одно превращается в другое.
— Это похоже на бросание костей, гадание по Книге перемен, И- Цзин
— Важно только то, как вы это воспринимаете. Всё, что происходит с человеком в жизни, это совокупность воспоминаний и восприятий. Главное не то, что меняется, а то, что движется. Главное это непрерывный поток. Два спектакля, «Песня задумчивого созерцания» и «Вечное движение жизни», это две стороны одной системы, одного мира девушки, которую играет У Мин-Чин. Но пусть у каждого зрителя будет своё восприятие сторон целого.
